Скинхед - Наталья Нечаева

Суровые ребята перерубают веревку, сдергивают мешок. Во весь экран страшное азиатское лицо с вываленным языком. Хрясь! Топор перерубает лицо пополам, еще несколько точных взмахов, и разрубленный на куски казненный отправляется в жарко пылающий костер.

Сквозь прорези балахонов — сверкающие благородной ненавистью глаза.

«Не позволим черным тварям топтать русскую землю!» — говорит один.

«Вступай с нами на тропу священной войны против веротерпимости, толерантности и мультирассовости!» — четко выделяя каждое слово, призывает второй.

— Ну? — Колун просто раздут от гордости.

— Гениально! — хлопает в ладоши Трефилов. Стыров, выражая всем свои видом абсолютное восхищение, что-то быстро говорит Трефилову по-английски.

— Он спрашивает — какой национальности хачик?

— Кто к нам наркоту везет? — покровительственно спрашивает Колун. — Узбеки, таджики — азиаты, короче. Ну и черножопые.

— Он говорит, что этот похож на казаха…

— Может, и казах. Какая разница? Их всех мочить надо.

— Казаха надо убрать, — с сильным акцентом произносит Стыров. — Нельзя.

— Почему? — недоумевает Колун.

— Политика! — поднимает вверх палец просвещенный Путятя. — У них на казахов свои виды. Космос там, нефть…

— А! — понимающе кивает Колун. — На кого поменять-то? На таджика? Или на чеченца?

— Сам решай, ты же автор. На азера можно. Или дага.

— Нет базара, — соглашается Колун. — А деньги?

— Принесешь — получишь, — спокойно улыбается Трефилов. — Ты же меня знаешь!

Ване хорошо и спокойно. У него ничего не болит. Он ничего не чувствует. Если бы не этот свет, что бьет прямо в глаза, было бы совсем замечательно. Надо бы отвернуться, но даже на это нет сил.

Он знает почему. После секса у него всегда бывает так. Неохота ни шевелиться, ни думать. Ловить бы и ловить кайф всем телом, оно становится легким, как из воздуха, даже звонким. Все-таки секс — это лучшее, что есть на свете. Особенно с Алкой. Если б она пришла раньше, то он бы уже выздоровел. Потому что даже после одного раза уже ничего не болит. Только хочется спать. Кто-то из парней говорил, что индийские йоги все болезни лечат сексом. Или не йоги, а китайцы?

Ваня улыбается. Ему хорошо. Он вспоминает Алку.

В баре накурено и душно. И очень громко играет музыка. Так громко, что надо орать друг другу в ухо, если хочешь что-то сказать. Поэтому лучше молчать. Ваня и молчит. Потягивает безалкогольное пиво и молчит. Рим тоже молчит. Он ждет какого-то Костыля, с которым хочет познакомить Ваню. Только Костыль может разрешить Ване прийти в организацию. Рекомендации Рима, конечно, дорогого стоят. Но главный у них — Костыль. Поэтому Ваня немного робеет. Самую малость. Он представляет себе Костыля огромным громилой с лысым черепом и стальными глазами. Костыль должен понять, что Ваня — серьезный пацан и его можно взять в организацию.

В этом баре Ваня впервые. Рим тоже. Он сказал, что Костыль для конспирации, менты ведь висят на хвосте, все время назначает встречи в разных местах.

Они сидят уже довольно долго, Ваня вполне успел изучить местную публику. Бар — так себе. Тусклый. Дешевый. Из тех, где самый ходовой напиток пиво, разбавленное водкой. Сам Ваня не пьет вообще. Во-первых, спортивный режим. А во-вторых, Рим сказал, что в организации сухой закон. Это Ване нравится. Ему до печенок надоели дворовые друзья, смысл жизни которых надраться дешевого пива и перепихнуться в подвале с какой-нибудь телкой.

С девчонками у Вани еще не было ни разу, хотя они постоянно строят ему глазки. Ваня, высокий, спортивный, светловолосый и темноглазый, считается во дворе красавчиком. Поэтому девки липнут. А он — нет. Глядя на нечесаных, постоянно смолящих сигареты и ругающихся матом дворовых подружек, Ваня плохо себе представляет, как это он будет с кем-то из них целоваться. Противно же после сигарет! А ведь целоваться надо обязательно? Ваня знает, что непременно встретит девчонку, похожую на Катюшку, такую же трогательную и добрую, и они, взявшись за руки, пойдут гулять по парку. И там, на скамеечке, Ваня ее обнимет и поцелует.

Он так ясно себе это представлял, так хорошо видел эту будущую невесту, что одного взгляда на встреченных девчонок хватало, чтобы моментально понять: не то. Сказать по-честному, он не сильно-то и страдал. Так, иногда, ночами, когда просыпался на мокрой простыне после каких-то бессвязных цветных снов. Но и тут был свой рецепт. Тренер научил: под холодный душ, чтоб сердце зашлось, и тут же, не включая теплую воду, в постель. Тогда, согреваясь под одеялом, параллельно засыпаешь. Крепко и без всяких глупостей. До будильника.

— Не торопитесь с бабами, — учил тренер. — Ваше от вас не уйдет! Бабы забирают у мужика силу. Поэтому — сначала тренировки. А уж потом, если кураж останется, можно и на бабу вскарабкаться.

Ване тренеру верит потому и не торопится. Гораздо больше, чем целоваться, ему охота попасть в компанию настоящих сильных мужчин, чтоб быть равным среди равных, завести верных друзей, как мушкетеры один за всех, все за одного. И найти какое-нибудь стоящее мужское дело. Какое именно — Ваня пока не знает, но то, о чем рассказал новый знакомец — Рим, Ване очень нравится. Бороться за свой народ, свою родину — это же и есть работа для истинных мужиков!

Костыль появился неожиданно. Или просто Ваня замечтался? Из клубов дыма у барной стойки вышел прямо к их столику небольшого роста парень, лет, как Ваня прикинул, двадцати пяти — двадцати восьми, короче, до тридцатника, в изрешеченной молниями кожаной косухе, кожаных же брюках, заправленных в высокие сапоги с белыми шнурками. Самый центр темечка на гладком, до блеска выскобленном черепе пересекали две вытатуированные молнии. Татуировками пестрели и выглядывающие из обшлагов куртки кисти. На одной — синие буквы «White Power», на другой — красная, будто обведенная кровью, свастика.

— Ну что, солдаты расовой войны, — присел к ним Костыль, — пивком балуемся?

— Безалкогольное, — объяснил Рим, — чтоб из толпы не выделяться.

— Дело, — одобрил Костыль. — Я тут новое сочинение Гастелло принес, хотите почитать?

— Спрашиваешь! — оживился Рим.

Стало много кавказцев,Поднял голову негр,Но за улицы наши,За девчат с дискотек,Против негра и туркаДа за русский народВстал не мент и не урка,Не префект-«патриот»…

Ваня едва разбирает в тусклом свете печатные строчки. Костыль внимательно наблюдает за его реакцией.

Стихи Ване нравятся. В них чувствуются сила и какая-то стальная злость. Короче, не письмо Татьяны к Онегину!

Черный «бомбер», злой ветер,Бритый лоб, камуфляж.Здесь не будет мечети —Будет русский пейзаж!Перебить без пощадыВсех кавказских чертей!Мы за русский порядок —Ради наших детей!

— Мощно! — цокает языком Рим. — Надо ребятам раздать, копий наделать.

— Уже, — кивает Костыль и протягивает пачку листков. — Держи. На днях сидишку занесу. С музыкой.

— Так это песня? — еще больше радуется Рим.

— Сказал же, Гастелло автор! — И Костыль поворачивается к Ване, как к своему: — Рок-группа «Террор», слыхал, наверно? Наши!

Ни про «Террор», ни про Гастелло Ваня никогда не слышал, ну не признаваться же! Он энергично трясет головой.

— Здесь не будет мечети, будет русский пейзаж! — повторяет он вслух особо понравившиеся строчки.

— Запомнил уже? Молоток! — хвалит Костыль. — Нам головастые нужны.

В этот момент в облака табачного дыма ввинчивается визгливый женский крик, и от входа к барной стойке, топоча и матерясь, проносятся две девицы. Длинноволосые блондинки, в коротких курточках и высоких сапогах под узенькими полосками джинсы, что, должно быть, символизируют юбки.

— Прикинь, — громко возвещает одна бармену, — чурки за нами гонятся! У вас тут как, спокойно?

— На Сенной пристали, — так же возбужденно поддерживает вторая, — мы от них, они — за нами! Я споткнулась, каблук сломала, так они меня чуть на тротуаре не трахнули. Хорошо, вашу дверь увидели! Плесни чего-нибудь успокоиться.

— Во, — кивает на девиц внимательно вслушивающийся в разговор Костыль, — видали? Совсем оборзели! Девок наших прямо на улицах насилуют! А ты говоришь, — укоризненно взглянул он на Ваню, хотя тот ни слова не проронил.

Девицы усаживаются на высокие стулья у стойки. Одна из них тут же стягивает сапог, рассматривая сломанный каблук.

— Чего налить? — хмуро осведомляется бармен. — Пива или водки?

— И побольше, — хихикает обутая. — Говорю же, надо стресс снять.

— С голой жопой по улице ходить не надо, — цедит бармен. — Тогда и стресса не будет.

— Ох, — подозрительно сверлит его глазами девица, — а чего это ты чурок защищаешь? Сам чурка?