Рокоссовский - Владислав Кардашов

После сокрушительного поражения под станцией Зима 6 февраля 1920 года руководители чехословацких легионеров под угрозой полного уничтожения запросили перемирия. Советское командование не хотело лишнего пролития крови и предоставило им возможность свободного продвижения на восток для выезда в свою страну. Решение это было принято, несмотря на то, что бойцы 30-й дивизии, начиная с рядовых красноармейцев и кончая командиром ее, рвались вперед, чтобы рассчитаться с легионерами. Постепенно эшелоны чехословаков, минуя Иркутск, уходили в Забайкалье.

Между тем остатки колчаковской армии, так называемая группа генерала Каппеля, воспользовавшись перемирием между красными войсками и легионерами, сумели значительно опередить чехословаков, двигаясь по Сибирскому тракту пешком и на санях к Иркутску. К концу января группа насчитывала 6—7 тысяч человек. Здесь находились наиболее упорные враги Советской власти. Это были самые крепкие физически и морально люди. В суровую сибирскую зиму они отступали от Омска до Иркутска, то есть более 2500 километров, в большинстве пути пешком или на санях. Приближаясь к Иркутску, они мечтали овладеть городом хоть на один день, отогреться, одеться. Кроме того, каппелевцам было известно, что в Иркутске находится их глава – адмирал Колчак, арестованный и выданный чехословаками Иркутскому ревкому.

Но в Иркутск каппелевцев не пустили восставшие рабочие города и солдаты гарнизона. После ожесточенных боев каппелевцы, узнавшие, что Колчак в ночь на 7 февраля расстрелян по решению Иркутского ревкома, обошли Иркутск и 9 февраля у села Лиственничного, там, где Ангара вытекает из Байкала, спустились на лед озера, ушли под защиту японцев, оккупировавших Забайкалье.

30-й кавалерийский полк Рокоссовского в этих завершающих боях по разгрому колчаковцев и чехословацких интервентов не участвовал. Отправившись в конце февраля 1920 года из Красноярска, полк успел лишь к торжественному акту, знаменовавшему завершение блестящего похода 30-й дивизии по Сибири – вступлению Красной Армии в Иркутск.

Ночевали неподалеку от города. На рассвете 7 марта советские войска, построенные в походную колонну, двинулись в Иркутск. День оказался теплым, ясным, как бы специально подгадавшим для праздника, состоявшегося в главном городе Прибайкалья.

С раннего утра горожане устремились к Ангаре, откуда к 10 часам утра ожидался приход красных полков.

Первыми в город вошли кавалеристы 30-й дивизии. «Известия» Иркутского ревкома так описывали встречу героев в этот незабываемый день:

«Вот вдали реют красные знамена советских войск. Музыка заиграла бодрый военный марш. Идет Красная лихая конница уральцев. Лица загорелые, обветренные и такие близкие, родные, серьезные... Старое знамя уральцев вылиняло в походе, но боевые лозунги чудесно сохранились в трепещут смертельной угрозой для врага. За конницей идет старый советский Красноуфимский полк...»

Под музыку военного оркестра, игравшего боевые марши, проследовали кавалеристы по улицам праздничного города. Дома его были украшены плакатами и флагами, на перекрестках стояли мастерски сделанные из снега фигуры красноармейцев, державших наизготовку винтовки. Возле ревкома и других советских учреждений были устроены трибуны и арки, украшенные ветками елей. С трибун произносились приветственные речи.

После парада и речей войска проследовали на отведенные им квартиры. К вечеру бойцы отдохнули и отправились в театры и кино, работавшие в этот день специально для частей Красной Армии. Так закончился освободительный поход от Урала до Иркутска, совершенный 80-й стрелковой дивизией. За свои подвиги в борьбе против войск Колчака и интервентов дивизия получила высокую награду – орден Красного Знамени и почетное право именоваться 30-й Иркутской стрелковой дивизией.

Колчаковская армия перестала существовать, но гражданская война в Забайкалье и на Дальнем Востоке еще не окончилась. Поэтому порох следовало держать сухим.

Военно-политическая обстановка начала 1920 года не позволяла продолжать дальнейшее наступление советских войск на восток – это вызвало бы столкновение с японскими интервентами, располагавшими в Забайкалье и на Дальнем Востоке значительными силами. Воевать с Японией Советская Россия была не в состоянии. Учитывая международную обстановку, ЦК РКП (б) по предложению Ленина принял решение отказаться от немедленного провозглашения Советской власти в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Был выработан курс на создание промежуточного буферного государства – Дальневосточной республики (ДВР).

Март – апрель 1920 года Константин Рокоссовский провел в Иркутске. 30-й кавалерийский полк после нескольких дней квартирования в городе был переведен в большое село неподалеку от Иркутска. Несколько недель полк активно готовили к дальнейшим военным действиям, он подучил пополнение людьми – партизанами и бывшими солдатами а офицерами белых армий, добровольно перешедшими на сторону народа.

К середине апреля полк представлял собой порядочную силу: в нем насчитывалось 1080 человек, из них 745 «активных сабель». Немалым был и конский состав полка – 854 лошади. Снабжение, обмундирование, а главное, обучение столь крупной войсковой единицы требовали от 23-летнего командира полка полной отдачи сил и времени.

Положение Советской республики продолжало оставаться очень напряженным, и можно было ожидать, что придется еще не раз скрестить оружие с врагом. В Забайкалье боевые действия не прекращались. Народно-революционная армия ДВР допыталась уже в апреле 1920 года ликвидировать так называемую «Читинскую пробку». Под этим термином подразумевались в этот период все районы Забайкалья, оккупированные японскими интервентами и белогвардейцами, в основном вдоль железных дорог Могзон – Чита – Пашенная и Карымская – Маньчжурия, отделявшие буферное Прибайкалье от советских районов Амура.

Бои шли с переменным, успехом, и постоянно существовала угроза, что молодая народно-революционная армия, еще недостаточно окрепшая, потерпит поражение, если японские интервенты усилят натиск. На выручку товарищам по борьбе и была отправлена 30-я стрелковая дивизия, занявшая позиции в тылу народно-революционной армии на трехсоткилометровом расстоянии от низовьев реки Селенги до самой китайской границы – до Кяхты. Пехотные части выступили еще в апреле, а 30-й кавалерийский полк отправился лишь 9 мая. Теперь Константину Рокоссовскому предстояло ехать еще дальше на восток, в места, о которых и он, и большинство его современников мало что могли знать, настолько отдаленными были они тогда.

Эшелоны медленно обогнули Байкал и проследовали до станции Мысовская (ныне город Бабушкин). Отсюда полку предстояло совершить двухсоткилометровый переход к границе. Переход был очень труден, особенно первая его часть, где на протяжении 60 верст не было ни одного населенного пункта. Правда, красота пути, по которому следовали кавалеристы, возмещала сторицей все перенесенные ими невзгоды.

Сначала дорога шла по берегу реки Мысовой, то по правой, то по левой ее стороне. Русло быстрой горной реки, берега которой густо заросли лесом и кустами, было усеяно крупными валунами. Переливаясь по камням и падая с них, образуя во многих местах красивые водопады, вода настолько сильно шумела, что временами трудно было разговаривать. Целый день поднимался полк вверх к перевалу через Хамар-Дабанский хребет.

На вершине перевала еще лежал снег, и только дорога, расчищенная саперным батальоном, начинала немного притаивать. За перевалом дорога следовала вдоль речки Удунги, берега которой обступил беспросветный лес. Постепенно долина реки расширялась, становилась все более светлой и веселой; горы все более оголялись от леса, и очертания их становились мягкими, и вскоре стала видна круглая, глубокая, необъятная котловина – Боргойская степь, – окруженная со всех сторон по горизонту, как исполинскими крепостными валами, горными хребтами, покрытая уже яркими цветами, с рассеянными по степи редкими бурятскими поселками, возле которых пестрели большие стада овец.

В пути полк пробыл неделю и 15 мая находился уже на русско-монгольской границе, протянувшейся по быстрой мутной реке Джиде. На Джиде, левом притоке Селенги, имелись зажиточные русские поселения. В одном из них разместился штаб 30-го полка, сменившего здесь 266-й полк 30-й стрелковой дивизии.

На долю полка Рокоссовского выпала охрана 70-верстного участка границы на крайне-правом фланге дивизии. Этот огромный участок нужно было превратить в укрепленный район. Кавалеристы, продолжая начатое их товарищами-пехотинцами дело, рыли окопы, возводили блокгаузы, оборудовали артиллерийские позиции, прокладывали новые дороги, готовили этапные пункты и зимнее жилье.

Одновременно командир полка не забывал и о боевой учебе. Красноармейцы совершенствовали огневую и тактическую подготовку, занимались в школах ликвидации безграмотности и политграмоты. Молодой командир старался во всем разобраться сам, и, когда летом 1920 года в 30-й дивизии были проведены маневры, они показали, что кавалерийский полк Рокоссовского обладал уже порядочной сплоченностью, а командир его многому научился. В аттестации, составленной в это время комиссаром 30-й дивизии о молодом командире кавалерийского полка, наряду с анкетными данными сказано и следующее: «К общему делу организации Красной Армии относится как коммунист. Характер мягкий. В работе энергичный. Среди красноармейцев, комсостава и партийных организаций большим авторитетом пользуется. Смелый боевик, показывающий в наступлении пример храбрости...»