Окружное шоссе - Валерий Мигицко

- Тут спрятаться - раз плюнуть, - добавил дежуривший в вокзале лейтенант Гетьман. Высокий, худой, неестественно стройный, неспокойный в поведении, он был полной противоположностью флегматичному на вид Гуляеву.

- Когда посадка? - спросил Зенич.

- Когда прикажете, тогда и сделаем, - ответил Гуляев. - Все в наших силах.

- А если он прямо к трапу пойдет? - предположил Емелин. - Возможно такое в принципе?

- А чего ж тут невозможного? - сказал руководитель полетов. - Перелазь через забор и иди.

- Он не пойдет, - сказал Зенич. - Зачем ему лишние неприятности? Он законный пассажир при законном билете. Будем ждать и, как появится, возьмем. Он сегодня достаточно погулял.

- Разрешите... - робко напомнил о себе практикант.

- Вот что, молодые люди, - перебил его Гуляев. - Я в ва - ши дела не вмешиваюсь, но совет дать хочу. Вы его "брать"

как это у вас называется, собрались. А где? В вокзале народу не протолкнешься - пассажиры двадцати двух рейсов сидят Он, как я понимаю, просто так в руки не дастся. Нельзя в вокзале, значит. На перроне тоже нельзя. Здесь у него темнота в союзниках и, так сказать, оперативный простор.

- В самом деле, - с интересом сказал капитан. - А где же, по-вашему, можно?

- Прежде чем в.ести к самолету, мы собираем пассажиров каждого рейса в накопителях. Это такие будки на перроне похожие на клетки, - все летали, и все знают. Как наберется в накопителях достаточно пассажиров, дежурная запирает входную дверь и открывает дверь на поле. Теперь следите. Ваш пассажир вышел на платформу. Как он хоть выглядит?

- Пограничник, - кратко объяснил Зенич. - По званию - ефрейтор.

- Пограничник, значит? - удивился руководитель полетов. - В общем, так. Из накопителя он не убежит. Он там, как в клетке. Проход на поле узкий. Там и надо брать.

- Разумно, - согласился Зенич. - Принимается.

- Разрешите, - просяще протянул практикант, и капитан понял.

- Товарищ Емелин, отдаю его вам, - сказал он.

- Хорошо, - озабоченно сказал Емелин.

- Вы вдвоем, - продолжал Зенич, - находитесь у выхода из накопителя со стороны поля. Хотя нет, так будет заметно.

Вы войдете внутрь вместе со всеми, а выйдете обязательно перед ним. Он не должен сделать по полю больше шага. Машину мы поставим на поле, неподалеку от выхода, и возле неё буду находиться я. Лейтенант Гетьман страхует нас со стороны вокзала.

Гетьман кивнул.

- Не ставьте свою машину, - предложил Гуляев. - Поставьте мою - будет естественней. У меня "уазик" с радиостанцией и со всеми аэрофлотовскими атрибутами. Тут уж никаких сомнений.

- Принято, - сказал капитан. - Вы, Василий Ильич, случайно, не дружинник?

- Я свое отдружинил, - отвечал руководитель полетов - Просто я старый.

- Тянуть не будем, - заключил Зенич. - Занимаем исходные позиции. "Пассажиры" - на перрон. Вы, товарищ Гетьман, с ними. Мы с Василием Ильичом едем на поле. Василий Ильич, давайте посадочку.

Гуляев взял микрофон, включил радиостанцию и, подождав немного, сказал:

- Здесь РП-1. Алма-атинскому посадку. Вылет по моему разрешению.

- Понял, - просипело в динамике.

- Пойдемте, - пригласил руководитель полетов. - Сейчас объявят посадку.

- Идите, - сказал капитан, обращаясь к Емелину с практикантом.

"Правильно ли ты поступил, доверив им это? - спросил он "себя. Практикант и вчерашний практикант - ты рискуешь.

В подобных ситуациях всегда надо ставить на себя. И всетаки ты прав. Наступает в жизни человека момент, когда его надо обязательно выпускать в первую линию атаки. Без этого он так навсегда и останется "молодым человеком". Разве мало ты видел таких людей? Нам нужны крепкие парни. Нам нужно очень много крепких парней. У нас ещё столько черновой работы! Нам самим не справиться".

- Идемте, - повторил Гуляев.

Они вышли из здания, в котором размещались диспетчерские службы. Дождь кончился, но о нем напоминали лужи под ногами, тусклое мерцание мокрого бетона на летном поле и пронизывающее ощущение сырости. Слева сверкало здание аэровокзала. Оно не казалось теперь ни воздушным, ни легким. На расстоянии полукилометра от того места, где находились Гуляев с Зеничем, смутно угадывались силуэты реактивных машин. И там, где последняя в этой череде пересекала небо, проглядывали звезды.

Руководитель полетов вывел "уазик" на поле, но почему-то не поехал к вокзалу. Он взял вправо и, только забравшись далеко в глубь поля, повернул параллельно зданию.

- Куда мы? - поинтересовался Зенич.

- У нас для наземного транспорта на поле строго определенные маршруты, пояснил Гуляев.

- Даже в такой ситуации? - ехидно спросил капитан.

- В любой, - не меняя тона, ответил руководитель полетов. - Не волнуйтесь, - прибавил он. - Мы успеем.

Они успели. Когда Гуляев притер машину к барьеру, отделявшему перрон от поля, загромыхали репродукторы.

- Объявляют посадку, - сказал Гуляев.

Что объявляют, разобрать было невозможно, но было видно, как пришла в движение толпа, запрудившая перрон. Девушка в синей форме, стоявшая у входа в накопитель, тщетно пыталась навести порядок. Найти в этой мешанине Емелина с практикантом было невозможно. Цырина капитан тоже не видел. Ему показалось, что где-то на заднем плане мелькнул Гетьман. Из темноты вылетели и встали у накопителя вагончики.

- Когда долго нет рейсов, всегда так, - сказал Гуляев. - Вы его видите?

- Нет.

Было хорошо видно, что вход в накопитель уже закрыли и что пограничника внутри нет.

Потом открыли наружную дверь - Зенич придирчиво осматривал каждого, кто выходил и садился в вагончики.

Забрав всех, вагончики уехали.

- Сейчас они вернутся за второй партией, - сказал Гуляев. - Может, тот, кого вы ждете, выглядит как-то по-другому?

- Не должен, - с досадой сказал капитан.

Он прекрасно понимал, что ничего страшного не произошло.

Что Цырин не сунется в толпу. И все-таки отсутствие его здесь, в расчетной точке, беспокоило Зенича.

Цырин пришел. Появился из-за здания вокзала с чемоданом в руке. У накопителя остановился, оглядываясь. Спросил о чем-то девушку-дежурную. Выслушав его, девушка кивнула.

Он улыбнулся, отвернув лицо к зданию вокзала, с крыши которого перрон освещали прожектора, и Зенич узнал его.

Капитану даже показалось, что он видит царапину на горле.

Но он не был уверен, что видит её на самом деле.

"Вот и все, - сказал он себе. - Вот и все".

Переложив из руки в руку маленький коричневый чемодан, Цырин вошел в клетушку. Пропустив вперед какую-то старушку, за ним последовал практикант. Метрах в трех сзади держался Емелин.

- Пошел, - сказал Зенич, осторожно открывая дверку.

- Я его вижу, - спокойно сказал Гуляев. - Я вас понимаю, но подождите, пока подойдут вагончики. Отсюда вы его лучше видите, а он вас не видит. Он в клетке. Он никуда не денется.

Подъехали вагончики. Дежурная открыла дверь на поле.

Емелин вышел перед Цыриным, замедлил шаг, преграждая ему путь к вагончикам. Когда же "пограничник" попытался его обойти, сзади вынырнул практикант и подхватил под руку, а лейтенант под другую и неторопливо повели в темноту. Сзади шел Гетьман. Никто ничего не заметил, не оглянулся даже - Зенич все хорошо видел. "Неплохая работа, - отметил он, - на четверку. Но учтите условия".

Капитан дождался, когда Цырина подвели к машине, и только тогда тяжело спрыгнул на бетон и очутился с ним лицом к лицу. Он хотел спокойно рассмотреть его, но спокойно не получалось. Цырин стоял перед ним, растерянный и бледный, почти мальчик с виду, и в правой руке у него был маленький коричневый чемодан.

- Наденьте ему наручники, - сказал Зенич практиканту. - Посадите в кузов.

"Вот и встретились, - подумал капитан. - А надо держать себя в руках. Я еще, чего доброго, врежу ему разок, а потом мне за это врежут. Вот он стоит, беспомощный такой, и видит меня впервые. А я его перед собой вижу долго. Целый день.

Он свое получит. Он получит все сполна. Но он получит все по закону. А я не могу ему врезать. Я его нашел и даже не могу ему врезать. Но за то, что я нашел его на день позже, врезать надо мне. Где-то мы упускаем. Что-то очень важное.

И расплачиваемся за это. Всеобщая любовь - что может быть лучше? Но прежде чем возводить её в ранг государственного устройства, надо точно знать, не найдется ли среди "любящих"

некто способный проломить тебе череп маленькой заводной ручкой на тридцать восьмом километре Окружного шоссе".

- Товарищ капитан, здесь деньги, - закричал практикант.

Голос его вывел капитана из оцепенения. Все закончилось, но не было радости, и Зенич, как всегда в подобных случаях, спрашивал себя: "Почему? Это потому, что все кончилось очень быстро и я устал, - решил он. - Ничего не кончилось, - сказал он себе. - Держись крепче. Ничего ещё не кончилось".

- Товарищ капитан! - снова позвал практикант.

Зенич подошел. Практикант с Гетьманом и Емелиным рассматривали содержимое чемодана. Гуляев по-прежнему сидел в кабине.