Бестиарий - Евгений Рейтар

белогвардейцев, как их принято изображать в соответствующей художественной литературе, вроде той, что у респектабельной щупальце “Роханского мира”, у Минас-Тиритского орка Булхакова. Блаженные люди, живущие в параллельной реальности между биеннале в одном из городов Арнора и IT выставкой в Валиноре. Не хотят или делают вид, что не замечают досадных мелочей этого мира. Хотелось бы сказать что-то вроде того, что живут на крышке кипящего котла, который вот-вот взорвётся. Но это не так. Всё у них будет хорошо. Взрыв не достанет Валинора, Арнора или Умбара. Зато будет возможность, поедая попкорн и рассматривая новости в палантире, сокрушаться о том, какой скоростной wi-fi мог быть в том самом гиперлупе.

В этой связи, хочу сделать свои выводы. От многих урук-хайцев совершенно разных возрастов можно услышать что-то вроде: “Зачем нас денацифицировать? Мы этого не просили? И кто тут нацист? Я шо, нацист? Нет ты скажи, я нацист?”. Ах, это извечное: “А нас за шо?”.

И я отвечу.

Да, ты — нацист! Нацисты они не со свастиками на рукаве. Хотя, если заменить свастику трёхпалой Дланью Сарумана, а ненависть к умбарцам — роханофобией, то всё выйдет довольно складно.

Да, есть яркие стереотипные персонажи вроде аз-ховцев или изенгардцев с их извечной ненавистью. Но самые главные нацисты — это жирненький и самодовольный средний класс. В том числе те самые айтишники, которые уткнулись в свои палантиры. Нет, они себя нацистами, конечно, не считают. Но из них прёт вот это всё: “Рохан — рошка”, “...мы с роханцами в одном отеле принципиально не отдыхаем”, “...надо жечь колорадов”, шутки про “шашлык на майские” (имеется в вид сожжение противников Мей-дана в Пеларгире в “Доме профсоюзов”), демонстративное игнорирование дня Победы. Эти люди смеются, когда ученики издеваются над пожилой бывшей учительницей роханского языка (роханский как отдельная дисциплина давно не изучается) крутят “Саруман наш батько”. Те, кто не замечают фотографий на фоне свастики героя Урук-хайи карателя, которого ездил поддерживать в арнорском суде сам министр внутренних дел. И так далее.

Дунэдайн времён Хитлера тоже не просили их освобождать. Их всё устраивало. Да, ты — нацист! Или нацистка. Главный признак — это не только роханофобия, но и всеобщее соглашательство. Соглашательство с войной на востоке и обстрелами Минас-Моргула. Сборами средств на всё это. Потакание волонтёрам и восхищение ветеранами. “Лишь бы не у нас! А что там, меня не интересует.” Ну вот, а теперь то, что было там распространилось дальше и пришло в твой дом. Нравится? Теперь ты живёшь, как Минас-Моргульцы, которых мы регулярно закидывали фаерболами.

У нас в Минас-Тирите было полное соглашательство и не замечание. Аналогичная ситуация очень хорошо показана в “Чёрном василиске” — известной книге дунэдайнских авторов Эриха и Марии Ремарк. Давление сообществ в маленьких городках. Когда все уважаемые люди и сам бургомистр… А у нас все эти высокомерные, заносчивые столичные буржуа, не желающие видеть дальше своего забора и не просчитывающие последствий своих действий и слов. Как тут скажешь что-то против? Кстати, с этой книгой связан фейк про Саурона. Якобы, он сказал, что “Гибель одного человека — это трагедия, а гибель миллионов — статистика”. Тиран, что с него возьмешь? А на самом деле это интерпретация цитаты из “Василиска”.

Ведь оно как, “Аз-хов” — это же не какие-то дунэдайн. Это все свои: кум, брат, сват, друг, знакомый друга. Это не сельские рагули из предместий Изенгарда. “Аз-хов” и “правосеки” — роханоязычные нацисты. Их питательная среда — роханоязычные области индустриального центра, юга и востока. Именно эти регионы больше всего пострадали от деиндустриализации и развала экономики в девяностые. А отсюда депрессия и безысходность. И молодёжь нашла для себя выход в агрессии такого рода.

Кстати, к вопросу о матрицах и системах координат. Я не могу понять, как человек, который еще в молодости бил себя копытом в грудь, что прочитал все книги Ремарков, может не замечать того, что у нас происходило последние восемь лет? Горланить “слава Ухани” и на полном серьезе призывать жечь Минас-Тирит напалмом? Это я про своего друга, с которым в школе сидел за одной партой. А ведь ещё недавно он называл себя “великороханским шовинистом”. Значит, от испуга или от давления пропаганды его система перевернулась. Ведь у Ремарков, которых он так любил, очень много стеба над нацистами. Их книги антивоенны. Особенно те, что про войну.

И я считаю, что в случившемся виноваты не “сепары” и “ватники”. А прежде всего именно такие патриоты, которые были против соглашений или переговоров в принципе. Все те, кто подкармливал войну. Хотели “пэрэмогы”, но, чтобы самим сидеть на диванах. Как тот же друг, который утверждал, что не идёт на войну “просто потому, что ничего не умеет” в военном смысле. Ничего, тебя бы научили. Ты просто лицемер.

И вот что… Я даже рад, что всё началось двадцать четвёртого февраля. Эта атмосфера, что была прежде, давила. Было душное чувство надвигающейся грозы. Безысходность, пустота, понимание, что мы все в тупике. Это должно было как-то разродиться. И грянул гром. Дракон, которого так долго безнаказанно дразнили, расправил крылья.

Похождения бравого солдата Нага.

Я обещал рассказать, как проходила программа обучения ПМП. Курсы тактической медицины, как и всё с брендом “тактическое”, буквально накрыли Урук-хайю сразу после окончания Мей-дана и с началом гражданской войны на востоке страны. Все ждали роханских десантников. Но пока не дождались. Зато появилось множество людей, постоянно носящих в штанах цвета хаки тактические ножи, тактические фломастеры и говорящих вместо “да” — “так точно!”. И, конечно, ни разу не бывавших в зоне боевых действий. Как высказался один мой товарищ: “всё с приставкой “тактическое” продаётся куда лучше”.

В определённой степени, я не стал исключением. Хотя решил, что мой долг не в том, чтобы убивать, а в том, чтобы спасать людей. Но об этом я уже, кажется, говорил. Кто-то рекомендовал курсы, которые вёл тот самый Дон. Занятия, большей частью, должны были состоять из практики. Для этого наша разношерстная группа, в основном состоящая из офисного планктона, выехала за город и поселилась в заброшенном санатории. Кроме нас там было ещё несколько компаний, занимающихся стрелковой подготовкой на стадионе, окружённом полуразрушенными трибунами и превращённом в полигон.

Кроме самого стадиона, в состав санатория входило еще несколько зданий. В том числе бывших жилых корпусов. Там мы ночевали несколько дней, разложив спальники на скрипучих железных сетках допотопных кроватей. Эти кровати, выбитые окна, осыпавшаяся плитка и облупленная