Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов

– Тен сказал мне, что взгляд Ольги стал рассеян и пуст, точно увядший лотос. Какой лотос? По ней и так видно, что ее полгорода пользует! Но мне-то какая разница? Он деньги мне платил за то, чтобы я дело делал, а не советы давал.

Через два месяца осада Кореневой в лице Алтынина была снята. Очевидно, лотос расцвел и обратился соцветием к солнцу. Но в период той самой опеки произошло событие, которое в корне изменило отношение Тена к Алтынину. Из дома корейца пропали сто восемьдесят тысяч долларов. Цент сумел доказать свою непричастность, и Тен в гневе приказал наказать любовницу. Так Коренева попала в санаторий «Бобылево». После возвращения вход в дом криминального авторитета для нее был закрыт. При этом Тен дал срок Ольге для возвращения денег. Истек он два дня назад.

А что касается исчезнувших «зеленых», то тут все проще простого. Ольга утащила доллары из бюро в кабинете Тена и положила в банк на свое имя. Какого именно банка, Коренева так и не сказала Центу. Однако после убийства Тена она настояла на встрече с Алтыниным и объявила, что давно знает о том, как Алтынин ворует у корейцев на авторынке. Ей было известно, что около трети подозрительных машин проходит не через «черную» бухгалтерию группировки, а через карман Алтынина. И она предложила Игорю Арнольдовичу объединить усилия. Она вкладывает в дело сто восемьдесят тысяч долларов, он добавляет аналогичную сумму, и они растворяются на просторах Германии, чтобы самим готовить машины «под заказ».

– Дура она набитая! – пояснил свой рассказ Игорь Арнольдович. – За такую инициативу либо в Германии наша же братва кишки выпустит, либо триада в кислоте растворит! Я ее «отмораживал» – пытался, мол, подожди, сейчас не время, корейцы заподозрят… «Мочить» же рука не поднимается, никогда кровью запачкан не был. А послать подальше – тоже страшно, могла узкоглазым сдать. У нее ведь в голове мозгов кот насрал! А когда она ключ от ячейки куда-то затеряла, я чуть не перекрестился!

«Документы», о которых шла речь в письме, ни что иное, как записная книжка Алтынина, которую украла Коренева. Там хранилась вся информация по «бухгалтери» Цента.

Вот и вся информация, выжатая из разговора продолжительностью четыре часа. Ни слова об убийстве Тена, нападении на сотрудника милиции в квартире Кореневой, ни намека на фамилии Шарагин или Жилко.

Что у меня было на тот момент? Два фигуранта, которые могут пояснить больше, нежели предыдущие, – Ольга Коренева и Степан Жилко. Оба знают, что их ищут, поэтому оба скрываются. Но не в этом заключалась самая большая для меня проблема. Здесь было замешано нечто иное, нежели корысть. Вполне вероятно, что Жилко пошел на «рывок», узнав о том, как Ольга его «дожидается» на воле. Я знал таких людей. Он скорее лишит жизни Кореневу, нежели даст в отношении нее показания. И все-таки самое слабое звено в этой цепи – Ольга. Потому что и таких людей я тоже знал. Она скорее упрячет Жилко еще на больший срок, нежели повредит себе.

Как только Алтынин приведет в порядок свои мысли, я стану выяснять местонахождение гавани, в которую могла завести Коренева свой сорванный с якоря фрегат.

Анастасия ушла на работу, положив мне в карман ключи от своей квартиры. Положила спокойно, словно у нас так было принято уже много лет. «Суп в холодильнике, хлеб купишь по дороге домой«, – сказала она, поцеловав меня в щеку.

Мир действительно перевернулся. Казалось, что я вернулся на машине времени лет на десять назад и живу в совершенно другой жизни, в каком-то параллельном пространственно-временном континууме. Где я украл это выражение? Понятия не имею. Наверное, где-то слышал. У меня особенность такая – запоминать все ненужное, чтобы по истечении времени это становилось необходимым.

Звонок. Верный Ванька оторвался от еженедельника «Дзержинец» и вопросительно уставился на меня.

В трубке сначала засвистела лопнувшая водопроводная труба, потом кто-то сыграл на флейте. Пока звучал этот телефонный концерт в стиле модерн, абонент, очевидно, уже говорил, так как я поймал лишь конец фразы:

– … Андрея Васильевича?

– Слушаю вас.

Пожалуй, я первый в истории ГУВД опер, которого срочно хотят перевести на другую работу. Причем на аналогичную. Кадровик из Управления рассказывал мне о том доверии, которое руководство выражает мне и моим способностям. Словно я и мои способности существуют автономно друг от друга. Далее мне объяснялось, что созданные по приказу министра оперативно-розыскные бюро вбирают в себя сливки оперативного состава, «голубую кровь» и «белую кость» органов внутренних дел. Кость, кровь, внутренние органы… Патологоанатом какой-то, а не кадровик. Он психолога ГУВД когда в последний раз посещал? Я, например, затянувшись сигаретой, спросил напрямую:

– И кому же мое «корейское дело» поперек горла стало?

Замешательство на том конце провода, после чего «прокол» в стиле Алтынина:

– Андрей Васильевич, не совершайте карьерный суицид.

Он, оказывается, еще и артист разговорного жанра. Патологоанатомический политолог. Проще – кадровик. Придется ответить тем же. Разговор оппонентов двух политических объединений…

– Суицид – это высшая степень самокритики. А я не вижу ни упущений в своей работе, ни необходимости всасываться в ОРБ. Я хочу остаться там, где я есть.

Короткий вздох, после чего мне сообщили, что за текущий год у меня просрочено несколько материалов, есть жалобы от граждан на мое нетактичное поведение и грубость, ощущается вялость в поиске лиц, причастных к совершению преступлений. Но неожиданностью для меня стало то, что в ГУВД направлен рапорт от начальника РОВД, подписанный и Обрезановым в том числе, о необходимости заслушать меня на комиссии о результатах работы за год. Точнее, о низких результатах работы за год. Мой рапорт о переводе в ОРБ ожидают увидеть завтра. Короткие гудки.

В ОРБ сожрать такого, как я, очень просто. Два-три рапорта о моей профессиональной непригодности от нового начальника, предупреждение о неполном служебном соответствии, еще месяц – и я в народном хозяйстве. Кому же я встал костью в горле?

Но Обрезанов?.. Но – начальник РОВД?.. Да бог с ним, с начальником, я к нему никогда не питал нежных чувств. Но Максим? Это называется – предательство. Когда нашего брата просто так, «по беспределу», с места на место перебрасывали? А у тебя другая забота. Ты и задницу свою подписью Иуды прикрыл, и боишься что о твоей подлости прознаю… Может, ошибка? На понт взял кадровик? Дескать, нет у тебя никакой поддержки вокруг, один ты, как перст. Хотя вряд ли. Чтобы послать рапорт в ГУВД, нужен еще и рапорт моего непосредственного начальника, Обрезанова. Так уж заведено. Это не на понт тебя кадровик взял, Горский, а пожалел. Не стал прямо говорить, что первоисточник – бумага от Обрезанова. А не стал потому, что всем в ГУВД известно, кто был наставником Макса Обрезанова, и кому он обязан своими знаниями и нынешним положением. Ай да подлец!.. Давно меня так никто не бил.

Теперь понятна и частота, с которой наседают из ГУВД. Она усилилась сразу после того, как я стал бегать к своему начальнику с докладами. Ну-ка, вспомни, Горский, когда ты впервые узнал о своем переводе?.. Сразу после того, как установил связь Тена на улице Стофато и побывал в квартире Кореневой. Когда Обрезанов сообщил о переводе во второй раз? Сразу же после того, как я вышел на Алтынина и устроил переполох в корейском гнезде. И тут, после разговора с Центом, мне открыто. А сейчас, видимо, ситуация для кого-то стала настолько критическая, что тебе даже не дают времени на раздумья! Извини, Горский, ты зашел слишком далеко!

Ясно одно – я находился на правильном пути. До сих пор я не ошибался, подтверждением чему и служил этот звонок. Значит, приняв решение разыскивать Ольгу, я двигался в верном направлении. Раз так, то девчонка в опасности. Помимо меня, охотников на Кореневу – пруд пруди. Алтынин сказал, что в письме говорилось про его записную книжку. Врет! Теперь совершенно очевидно, что у Кореневой находится нечто, волнующее самых разных людей. Ищут пожарные, ищет милиция…

Ладно, Алтынин, я передумал. Передышка отменяется. Надеюсь, ты вдоволь надышался ароматом камеры и вновь обрел возможность мыслить.

– Ваня, я сейчас позвоню в дежурную часть, и тебе выдадут Цента. Приведи его сюда.

Ваня мгновенно освободил кабинет от своего присутствия, а я, набрав номер, соединился со следователем Мамалыгиным, думая, что работу в административном здании авторынка он уже закончил.

– Слушай, коллега, – обратился я к нему, – а кто среди этих корейцев главный? Кто авторынком-то заправляет?.. Я понимаю, что Тен, но Тена сейчас уже нет… Ага, спасибо!.. Да зачем записывать? Русский человек три буквы всегда запомнит.

Нажав на рычаг, я набрал второй номер.

После пятого гудка раздался пьяный голос:

– Мурзабеков на проводе.

Трезвым этот голос не мог быть в принципе.