Возрождение Бога-Дракона - Андрей Смирнов

— Обычно, когда мы проходим через Трещины между мирами, мы влияем на них… Делаем более стабильными, более легкими для прохождения… — Сказал я. — Думаю даже, если пользоваться некой Трещиной постоянно… каждый день по многу раз, и если ходить туда-сюда будет множество человек…. то чужая реальность за ней в какой-то момент даже может стать частью «нормального» человеческого мира, влиться в него… Но это так, к слову. Обычно мы ищем уже существующие Трещины… Но ты… Я не могу понять — то ли ты создала ее с нуля, то ли нашла такую крошечную, слабую Трещину, что ее не почувствовал бы даже я, и расширила ее… У Трещин есть определенные признаки… своего рода искажение, влияющее на окружающий район. Так и должно быть, потому что когда барьер между реальностями начинает истощаться в каком-то одном месте, ткань рядом с этим местом тоже меняется… Но тут… — Я покачал головой. — Тут есть проход, но нет никакого «искажающего поля» вокруг. Это не стершаяся ткань, а просто дырка посреди целой нормальной ткани.

Диса смотрела на меня молча и внимательно, не отрываясь, но у меня возникло впечатление, что понимает она, в лучшем случае, лишь треть из того, что слышит. Да и стоило ли пытаться объяснить, насколько необычным для меня было то, что она сделала? Слова могли убить чудо. Поэтому я прекратил молоть языком, протянул руку к двери и потянул за ручку.

Я ощутил сопротивление. Диса лишь обозначила проход, но чтобы преодолеть сопротивление реальности, пытающейся сохранить свою целостность, ее сил было недостаточно. Если бы дверь открывал обычный человек, никаких затруднений, я думаю, не возникло бы: тут и замка-то не было. Но он бы не вошел в Трещину, он бы просто вошел в подъезд и продолжил бы движение, оставаясь в той же плоскости, что и прежде. Но для нас, для той немногочисленной группки людей, способных чувствовать раумлогические искажения и в какой-то степени управлять ими, дверь оставалась закрытой, потому что, пытаясь открыть ее, мы нацеливались вовсе не на обветшалый подъезд, а на другой, неизвестный нам мир, полноценного пути в который еще не существовало.

Я потянул сильнее, сжав ручку двери так, что побелели костяшки. Никакого результата.

— Нужен ключ. — Пискнула Диса.

— Что? — Переспросил я, переставая пытаться сдвинуть то, что начинало казаться толстенной железной плитой, намертво приваренной к зданию.

— Ключ, — она показала на замочную скважину, которую сама же и нарисовала недавно. — К этой двери нужен ключ.

Интересно. У нее не хватало силы, чтобы открыть путь напрямую, но хватило интуиции на то, чтобы создать игровую конструкцию, способную аккумулировать энергию. Если мы начнем соблюдать правила игры и найдем в конце концов этот ключ — чем бы он не оказался — открыть дверь будет намного легче. Игра — или ритуал (нет никакой разницы, как называть эту процедуру в данном случае) — исполнит роль рычага, позволяющего свободно сдвинуть то, что поднять без помощи инструментов не хватило бы сил.

— Дил!!!

Я раздраженно оглянулся. Бьянка выбрала не самый удачный момент. Она стояла недалеко от группки учеников и отчаянно махала, зовя меня. На мое раздражение, которое она, конечно же, ощутила, Бьянка не обратила ни малейшего внимания, а в ответ до меня докатилась волна ее беспокойства. Что-то случилось. Или ей показалось, что что-то случилось. Или ей показалось, что что-то может случиться. В любом случае, что бы это ни было, оно могло подождать: Бьянка была жива, ученики — кроме Клауса — на месте. Я поднял руку и показал ей растопыренную ладонь — мол, дай мне еще пять минут. Ей эта идея явно не понравилась, но настаивать и бежать к нам через весь двор она не стала.

Я повернулся к Дисе.

— Ну и где этот ключ? — Вкрадчиво поинтересовался я.

Девочка пожала плечами, сделав при этом такую ошеломленно-недоумевающую гримасу, на которую способны только дети. Хм, игра по поиску ключа могла затянуться, а времени на нее у нас не было.

Я опять посмотрел на дверь и не сумел удержаться от глубокомысленной сентенции:

— Всякую задачу можно решать несколькими путями.

Я поднес руку к нарисованной мелом замочной скважине и выпустил на волю свою силу.

Я не умею ни создавать, ни исцелять. Зато я отлично умею ломать. Неважно, что именно — чужое сердце или летящий камень, чужую волю или металлическую конструкцию, закрывающую вход в иной мир. Я услышал скрежет, а затем увидел, как мнется железо, ставшее похожим на вибрирующий лист бумаги, который — пока еще аккуратно — пытаются то сжать, то растянуть. Бумага такого отношения долго не потерпит, и металлическая дверь оказалась с ней в этом солидарна: в какой-то момент в железе появились разрывы; они быстро расширились и умножились в числе; зона вибрации охватила уже всю дверь. Железо сворачивалось и изгибалось, разрывалось на множество полосок, скручивавшихся наподобие стружек. Я почувствовал, что взмок.

Пожалуй, достаточно…

Дверь так и осталась закрытой, но теперь в ней зияла здоровенная дыра, в которую можно было, согнувшись, пролезть. Что я и сделал, постаравшись не зацепиться одеждой за многочисленные острые полоски железа, окружавшие дыру. Диса осталась с той стороны. Я ощущал ее страх: девочку пугал как сам проем, похожий на зубастую пасть, так и то, что находилось с той стороны двери. Если раньше другая реальность была таинственной, недоступной и потому привлекательной, то теперь, сделавшись вполне достижимой, она заставляла испытывать немного иные чувства…

Я стоял на небольшой каменной площадке посреди огромного пространства, заполненного лестницами и арками. Там были лестницы и двери, перевернутые по отношению ко мне и расположенные под углом. Это место поражало, потому что с такой фантасмагорией я еще ни разу не сталкивался. Пространство не казалось статичным: чудилось, что весь этот массив лестниц, арок и переходов медленно движется, но как и куда — понять было невозможно. Привычные законы трехмерного пространства тут, похоже, пасовали. Как и Диса, я ощущал опасность, но если реакцией девочки был страх, то меня это место влекло в первую очередь своей угрозой. Мне нестерпимо захотелось принять брошенный вызов, погрузиться в этот мир и встретиться с тем, что таило угрозу. Интересно, какие существа тут могли обитать, в этом месте, казавшемся сложной колдовской ловушкой?..

К сожалению, я не мог себе позволить все бросить прямо сейчас и погрузиться в изучение аномалии. Социальная ответственность мне глубоко чужда и противна, но личные обязательства, взятые на себя, я стараюсь выполнять. В данном случае я взял на себя обязательство помочь Бьянке в проведении урока раумлогии. Таинственный многомерный лабиринт из лестниц и арок мог подождать.

Я повернулся и выбрался в нормальный мир через дыру в металлической двери. Диса смотрела на меня широко открытыми глазами, как на фокусника, уже вытащившего из шляпы полдюжины кроликов — и не собирающегося останавливаться на достигнутом. Я ее не разочаровал. Основная проблема сломанных дверей в том, что их сложно закрыть, и если поначалу мы не могли попасть в ту реальность, в которую нащупала путь маленькая девочка со странным Талантом, то теперь я понятия не имел, как вернуть все на место. Однако как-нибудь перекрыть путь все же следовало, поскольку оставалось неясным, что может таиться в том многомерном мире и кто из шадовцев, обученных сегодня поиску раумлогических искажений, захочет еще раз вернуться сюда и потренироваться самостоятельно. Я протянул руку к двери, сжал пальцы в кулак и повернул кисть. С омерзительным скрежетом скрученные полоски железа стали вытягиваться и сцепляться друг с другом, образовав в конечном итоге нечто похожее на велосипедное колесо с многочисленными кривыми спицами, скрепленными вместе. Не знаю, удержит ли это тварей, обитающих с той стороны двери, но лучше уж такая преграда, чем никакая.

Когда я направился к группе учеников, Бьянка поспешила мне навстречу.

— Дил, — сбивчивым шепотом заговорила она, — никто из них не видел, чтобы Клаус уходил куда-то… говорят, он нашел Трещину одним из первых, даже раньше Реенке и Лауфы. Он ждал меня там, но я… была с другими детьми. Дил!.. — Бьянка умоляюще заглянула мне в глаза, чувства вины и тревоги расходились от нее волнами, и были столь же осязаемыми для меня, как тепло включенной на полную мощность электрической печки. — Дил, я думаю, у него не хватило терпения дождаться своей очереди. Благой Митра, он же сейчас там совсем один, в совершенно незнакомом мире!..

— Я их предупреждал, чтобы не лезли в Трещины, — я пожал плечами. — Он полез. Пусть дальше расхлебывает все сам…

— Он же ребенок!

Она почти кричала.

— Он младше нас с тобой всего лишь на пару лет.

— Дил!!! — Ее взгляд, полный отчаянья и боли, стал просто невыносимым.

Я поднял руки в жесте уставшего, признающего поражение солдата, вынужденного сдаться превосходящим силам противника. Над схожими эмоциями любого другого человека я бы посмеялся, но с ней я так почему-то поступить не мог, и это, помимо согласия пойти и помочь Клаусу, опять заставило меня задуматься над подлинной природой наших отношений, или, точнее, моего отношения к ней. Может быть, убить ее? Нет, это было бы трусостью, отступлением. Как будто бы я испугался тех чувств, что поселились во мне, и, опасаясь, что не сумею справиться с ними, уничтожил их источник… Нет, нет. Бьянка останется жить, и рано или поздно я разберусь в природе нашей с ней странной связи.