Пиастры, ром и черная метка! (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Де Мендос, как показалось Максу, даже начал получать удовольствие от споров, и поэтому Максим не торопился закругляться, тщательно разбирая каждый пункт соглашения и подвергая каждую букву сомнению.

В итоге, обсуждения затянулись на много часов, но условия контракта были изменены в лучшую сторону. Напоследок де Мендос с уважением поклонился и произнес:

— Знаете, фон Валленштейн, не будь вы дворянином, я предложил бы вам место своего управляющего. Вы превосходно ведете дела!

Максим лишь поклонился в ответ, он все равно был недоволен итоговыми цифрами, но тут уже ничего поделать было невозможно. На том и разошлись.

Дон Эстебан и его люди больше их не беспокоили, наемные убийцы тоже не давали о себе знать, и через пару дней Максим решил, что все это были лишь женские домыслы, а тот случайно подслушанный разговор никакого отношения к нему не имел.

По поводу капитана Флинта тоже все решилось в положительную сторону. Максим имел наутро следующего дня долгий разговор с де Мендосом и пункт за пунктом выдвинул все свои аргументы, кроме главного. Про Панамское золото он не сказал ни слова, решив, что эту история явно сочтут за выдумку и пирата попросту повесят. К тому и шло, но Мендос оказался человеком разумным, все аргументы выслушал внимательно и в итоге согласился, что для успеха их предприятия им просто необходим свой «агент», то есть человек, знающий все изнутри. А кого-то лучше и опытнее Флинта сыскать на эту роль было невозможно.

Вот только де Мендос так же, как и все остальные, впервые слышал фамилию Флинта, в то время как все более-менее известные пиратские капитаны были на слуху. С другой стороны, отрицать тот факт, что Флинт командовал бригом, никто не мог. Его схватили на самом месте преступления.

Остановились на том, что казнь Джона Флинта временно отложат — об этом позаботился де Мендос. И если все же он будет служить «консультантом», то происходить это будет при определенных условиях.

Находиться Флинту придется в специально оборудованной камере в трюме брига. Каждая его консультация будет многократно проверяться и перепроверяться, и даже если совет Флинта будет учтен, то после должен состояться подробнейший разбор на тему: был ли конкретный совет полезен или же нет. В случае, если за «нет» проголосует большинство, то пиратского капитана тут же повесят на рее или пропустят под килем без права апелляции. Если же советы Флинта будут сочтены полезными и правильными, то через год ему будет предоставлено полное помилование и право жить на территории Испании в любом городе по его пожеланию, а так же выплачена сумма в три процента от полученных с его помощью призов. Вполне человеческие условия, как посчитал Максим. Могло быть и хуже.

Он лично отправился в тюрьму и поговорил с Флинтом, предложив капитану новые условия. Тот думал ровно полминуты и принял все условия оптом. Максим в этом и не сомневался. Капитан произвел на него двоякое впечатление, но главное, что он понял сразу — Флинт постарается раздобыть себе свободу и при этом заработать. Пока их интересы идут параллельно, ему можно верить. Но если вдруг капитан почувствует, что предать выгоднее, он предаст, не раздумывая ни на мгновение. И это надо помнить постоянно.

О панамских сокровищах, о которых в данный момент знали лишь двое: Максим и Джон Флинт, речи пока не шло. Макс решил отложить эту тему на потом, а Флинт, казалось, вообще забыл о своем рассказе.

— Я сразу понял, что не ошибся в вас, сэр, — сказал на прощание капитан, приподнимая отсутствующую треуголку. — Поверьте, Джон Флинт умеет ценить людей, которые ему помогли. Вам нечего опасаться, я буду служить честно, в соответствии с нашим договором.

В итоге договор был подписан и скреплен городской печатью алькальды, а так же личной печатью де Мендоса. На этом и разошлись.

Васко де Кардос написал подробнейший отчет на десять листов о причинах гибели торгового корабля, на котором он служил помощником капитана. Де Мендос заверил ту часть, которая касалась его участия в освобождении пленников, а алькальд письменно подтвердил личность Кардоса. После чего отчет был передан алькальду для последующей отправки с ближайшим судном в Гавану.

Через два дня в порт прибыл бриг.

Де Васко раздобыл себе подзорную трубу и каждый день часами глядел в море, заняв место на наблюдательном посту в одном из фортов, куда ему разрешили приходить в виде исключения. Поэтому, неудивительно, что он первым заметил бриг и тут же направился в комнаты сеньориты Кармелиты, дабы поделиться радостным известием.

— Наш корабль в бухте, кабальеро!

Ни Максиму, развалившемуся в кресле и лениво потягивающему охлажденное вино, к которому он пристрастился за эти дни, ни Гансу, старательно пускавшего дым из трубки ровными кольцами, объяснить, о чем именно идет речь, не пришлось.

— Думал, потонет, бедолага, — сказал Вебер, ловко пропустив одно кольцо сквозь другое.

Максим фокус оценил и захлопал в ладоши, впрочем, без особого энтузиазма. Местный климат и жара сказывались на нем самым пагубным образом. Он превращался в сержанта Гарсию. Нет, к счастью, талия его была еще приемлемых размеров, и каждое утро до наступления пекла он тренировался во внутреннем дворике, изнуряя и совершенствуя свое тело. Хьюго ликовал в его душе, сам же Максим, всегда положительно воспринимавший любую учебу, тоже был доволен. Никогда прежде он не находился в столь превосходной физической форме. И все же, ближе к полудню, он, как и все прочие, заползал в дом и не выбирался из него до самого вечера. Иначе тут было не выжить. Клятая жара убивала!

— Вы уже сумели оценить его текущее состояние?

— Нет, — расстроено покачал головой де Кардос, — далеко, не видно даже в подзорную трубу. Но, думаю, все можно починить!

Максим не разделял его энтузиазм, но промолчал.

Ближе к вечеру, когда бриг уже бросил якорь в бухте, а командовавший им офицер с галеона де Мендоса и матросы сошли на сушу, оставив на борту лишь дежурных, де Кардос тут же снарядил шлюпку и отправился с инспекцией на борт.

Пробыл он там до самой ночи и вернулся в комнаты мрачный, как сатана.

— Все очень плохо! — с порога заявил он и попытался погладить обезьянку-капуцина, принадлежавшую Лауре, но та злобно оскалила зубы, чуть было не укусив его руку. Васко отдернул ладонь и раздраженно заявил: — Опять эта тварь здесь!

Обезьянка повадилась приходить в гости, как и Лаура. Но сейчас девушка в комнате отсутствовала, а обезьянка шныряла вокруг в поисках съестного и требовательно визжала.

— Не срывайте свое недовольство на бедном животном, — улыбнулся Максим. — Лучше расскажите, что видели.

— Единственное, в чем нам повезло — крупных пробоин нет, ведь де Мендос стрелял картечью. В остальном же, ремонтировать предстоит многое. Слушайте…

Следующий час де Кардос подробно рассказывал о том, что нужно будет заменить полностью, что просто отремонтировать, а что докупить, потому как многого необходимого для нормального функционирования брига попросту не имелось.

Поначалу Максим старательно слушал, пытаясь вникнуть во все нюансы, но быстро сдался. Слишком уж далекая от его обычных интересов и специфики тематика. Даже Хьюго задремал от скуки, а Ганс и не пытался делать вид, что ему интересно. Он оживился лишь, когда речь пошла о вооружении.

— Всего четыре пушки! — расстроено разводил руками Васко. — Да с таким арсеналом даже рыбацкую лодку не захватить!

— Главное, чтобы они стреляли, — флегматично заметил Ганс. — Ваш-то корабль этот бриг взял легко…

Де Кардос открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел слов. Так он и стоял, словно рыба, вытащенная на сушу. Максиму стало жалко его, и он пришел на выручку испанцу:

— Это все шторм виноват, иначе подобного бы не случилось.

Васко коротко поклонился Максу, потом обернулся к неприятному ухмыляющемуся германцу.

— У нас было торговое судно! Будь рядом со мной тогда хотя бы десяток смелых людей…

— Давайте лучше подумаем, где будем набирать команду, — остановил разгорающуюся ссору Максим. — Если все обстоит столь плохо, как вы рассказываете, то не думаю, что в Портобело найдется много желающих записаться в наши ряды. К тому же мы ведь не будем скрывать, что предприятие предстоит рисковое, и что приветствуются люди, которые мало ценят, как свои, так и чужие жизни.