Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении" - Феофан Затворник

111) Иной говорит: мы содержим церковь, службы у нас идут обычным порядком, мы собираемся и молимся. Чего еще?! — Все это хорошо; но не одним этим надо хвалиться, а тем, если от этого среди вас возвышается благочестие, если всякой раз отходим из церкви домой с пользою, собрав более или менее плодов. Сделался ли кто лучше, бывая так многократно в церкви? Вот о чем надо заботиться. Когда бываете вы в церковных собраниях, к вам беседуют Пророки, Евангелисты, Апостолы, — и все они предлагают вам спасительные догматы и убеждают к исправлению нравов. Что же? Насколько уроки сии вошли в вашу жизнь? Воин, приходя на место учения, становится искуснее в воинском деле; борец, приходя на зрелище борющихся, делается опытнее в борьбе; изучающий врачебное искусство, приходя к учителю, становится более сведущим, больше узнает, большему научается; а вы какую приобретаете пользу от пребывания в церкви? Или вы считаете верхом благочестия одно хождение в церковь?! Нет, — этого мало. Церковь есть как бы красильня; если вы всегда отходите, не получив никакой окраски (не приняв добрых намерений), то какая польза от того, что вы часто здесь бываете? Радуюсь тому, что вы часто бываете в церкви; но прошу и умоляю, старайтесь не о том только, чтобы приходить в церковь, но чтобы и отходить домой, получив какое-либо врачество против своих страстей [9, 217—8].

112) В древности все сходились и пели вместе: это мы делаем и ныне; но тогда «во всех бе сердце и душа едина» (Деян.4,32), а ныне даже в одной душе не видно такого согласия, но везде — великая брань. И ныне предстоятель церкви желает мира всем, но тогда как имя мира повторяется часто, самого дела (мира) нигде нет. Тогда и дома были церквами, а ныне и церковь стала домом, или даже хуже всякого дома. В доме можно видеть всякое благочиние; госпожа дома сидит на седалище со всяким благоприличием, служанки прядут в молчании, и каждый из домашних имеет в руках вверенное ему. А здесь — великий шум, великий беспорядок; собрание наше ничем не отличается от гостиницы; здесь такой же смех, такой же шум, как в банях, как на торжищах, где все кричат и производят шум. И это бывает только здесь; а в других местах не позволяется в церкви даже слова сказать близстоящему, хотя бы кто встретил давно невиданного друга, — и весьма справедливо. Церковь — не лавка, не торжище, но место Ангелов, место Архангелов, царство Божие, самое небо. Если бы кто-нибудь отверз небо и ввел тебя в него, то ты не осмелился бы разговаривать, хотя бы увидел отца, хотя бы брата: так точно и здесь не должно ни о чем говорит: ибо здесь — небо. Коли не веришь, то посмотри на эту трапезу, вспомни, для Кого и для чего она поставлена: помысли, Кто приходит сюда, — и страшись даже прежде того времени. Кто увидит только седалище царя, — тотчас отрезвляется в душе своей, ожидая выхода царя, так точно и ты, еще прежде страшного времени (совершения таинства), страшись и, бодрствуй, и еще прежде нежели увидишь поднятые завесы и предшествующий сонм Ангелов, возносись к самому небу [10, 313].

113) Что говорят многие? — Не слышу, что читается, не понимаю, что говорится. Но это потому и есть, что ты разговариваешь, потому что шумишь, потому что не приходишь с душою, исполненною благоговения. Не понимаю, говоришь, что читается. Но потому самому и следует быть внимательным, чтобы понять. Ты не понимаешь того, что говорится? Молись же, чтобы понять. Или лучше сказать, — невозможно, чтобы ты не понимал всего; потому что многое и само собою понятно и ясно. Но хотя бы и всего не понимал, и в таком случае следует тебе молчать, чтобы не изгнать слушающих внимательно и чтобы Бог, видя твое молчание и благоговение, сделал неясное для тебя ясным. Но ты не можешь молчать? Выйди же вон, дабы не причинять вреда другим. В церкви всегда должен быть слышим один голос, так как она есть одно тело [10, 314].

114) Будем тщательно собираться в церковь на молитву и молиться друг за друга. Делая сие, мы и заповедь исполним (Иак.5, 16), и в любви преуспеем, и научимся усерднее благодарить Бога. Ибо кто за благодеяния, другим оказанные, благодарит Бога: тот тем паче за свои будет благодарить Его. Так поступал Давид; ибо говорит: возвеличите Господа со мною, и вознесем имя Его вкупе (Пс.33, 4). Тоже и мы должны делать, — проповедовать пред всеми благодеяния Божии, дабы всех возбудить к прославлению Бога. Наперед будем молить святых, чтобы они благодарили за нас Бога, но и сами друг за друга будем благодарить Его. Правда, это особенный долг священников; почему приступая к Богу, мы прежде приносим благодарение за вселенную и за общие блага. Но и каждый должен принимать участие в этом благодарении за всех. Ибо хотя и всех вообще касаются благодеяния Божии, впрочем в числе всех и ты получил спасение. Так, хотя Господь и не для тебя одного, а для всех возжег солнце; однако и ты пользуешься им столько же, сколько и все. Почему и ты обязан такою же благодарностью, какую должны воздавать Ему все вместе [10, 398].

115) Всегда должно иметь пред очами суд Божий, и все — самые неистовые — страсти умолкнут. Таким же образом и во время молитвы можем удерживать трезвенное внимание, ежели будем помнить, с Кем беседуем. Смотри же, не позволяй ни одному помыслу занимать в сие время твою душу. Молитва есть жертва Богу. Припомни, что и Авраам при своем жертвоприношении не позволил быть ни жене, ни рабу, ни другому кому. Так и ты не оставляй при себе никакой страсти; но один, — отрешенный от всего, — взойди на молитвенную гору. Если же какие из недостойных помыслов и будут усиливаться взойти се тобою на сию гору, запрети им сие, как господин их, и скажи: «сядите зде, аз же и детищ, поклонившеся возвратимся» (Быт. 22, 5). Все, что есть бессловесного и неразумного, — и осла, и рабов, — оставь при подошве горы: взойди, взяв с собою только разумное, как Авраам Исаака. Так, как он, устрой и жертвенник, отрешившись от всего человеческого и став выше своего естества; ибо и он, если б не стал выше своего естества, не решился бы заклать сына. Итак, ничто да не возмущает тебя в сие время, но будь выше самих небес. Горько плачь и стенай, принеси вместо жертвы исповедание грехов и сердечное сокрушение. Жертвы сии не превращаются в пепел, не исчезают с дымом; не нужны для них ни дрова, ни огонь, нужно только умиленное сердце. Это — дрова, это — огонь, который объемлет дрова пламенем, а не сжигает их. Ибо кто с пламенным усердием молится, тот горит, и не сгорает, — но подобно золоту, искушаемому огнем, делается только чище и светлее [10, 432].

116) От благодати Духа, говорит Апостол, «поюще в сердцах ваших Господеви» (Кол.3,16). Не устами только заповедует петь, но и сердцем: ибо это собственно и значит петь Богу, а то — воздуху, так как голос разливается в воздухе. Так петь можно на всяком месте. Будь ты хоть на торжище, можешь обратиться внутрь себя и там петь Богу, не будучи никем слышим. Так молился Моисей и был услышан. «Что вопиеши ко мне», говорит ему Бог? А он ничего не говорил словом, но взывал мысленно с сокрушенным сердцем. Ничто не мешает и во время пути молиться сердцем и быть горе. «И все еже аще творите словом или делом, вся во имя, Господа Иисуса Христа, благодаряще Бога и Отца» (Кол. 3, 17). Если мы будем так поступать, то там, где призывается Христос, не будет места ничему мерзкому, ничему нечистому. Ешь ли, пьешь ли, отправляешься ли в путь, — все делай во имя Божие, т. е. призывая Бога в помощь. Берись за дело, прежде помолившись Богу. Хочешь ли что сказать? Наперед сделай это. Все совершай во имя Господне, и все у тебя будет благополучно [11, 364].

117) «Аще поминах тя на постели моей, на утренних поучахся в Тя» (Пс. 62, 7). Хотя и всегда нужно памятовать о Бог, но особенно тогда, когда ум находится в покое, т. е. ночью. Днем, если и стараешься помнить о Боге, приходящие заботы изглаждают это памятование, а ночью можно памятовать постоянно: тогда душа бывает в мире и спокойствии. Следует и днем памятовать о Боге; но тут вы развлекаетесь житейскими делами. Посему воспоминайте о Боге, по крайней мере, на ложе, размышляйте о Нем в утреннее время. Если мы будем заниматься этим поутру, то безопасно можем выходить на дела свои. Нам нужно оружие, а молитва есть великое оружие. Пусть же будет у нас каждая ночь всенощным бдением; будем стараться, чтобы нам, вышедши днем, не подвергнуться осмеянию. Пред нами сидит одесную Отца сам Подвигоположник, внимательно слушающий, не скажем ли чего-нибудь непристойного, или ненужного, ибо Он есть судия не только дел, но и слов наших [12, 115, 116].

118) Христос совершал молитвы, не имея нужды в молитве, но желая научить тебя — быть постоянно внимательным к молитве, совершать ее непрестанно, трезвенно и с великою бодренностию. Под бодренностию я разумею не только то, чтобы пробуждаться ночью, но чтобы и днем трезвенствовать в молитвах. Бодрствен в молитве человек, когда душа бывает устремлена к Богу, когда помышляет о том, с Кем беседует и к Кому слово ее, когда содержит в уме, что и Ангелы предстоят Ему со страхом и трепетом, и тем оживляет свое благоговеинство. Будем прилежны к молитве. Она есть великое оружие, если совершается, усердно, без тщеславия, от искреннего сердца, — паче же со смирением. Если будем молиться со смирением, если будем ударять себя в грудь подобно мытарю, если будем подобно ему с сокрушением взывать: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18, 14); то получим все. Много нам нужно каяться, возлюбленные, много молиться, много терпеть, многое оказывать усердие, дабы получить обетованные нам блага [12, 189].