Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

— Боюсь вас огорчить, но, похоже, ничего не вышло, — осторожно сказал Мартин Борман. Он вежливо кашлянул. — Доктор Хильдебранд мертв, и… работа над проектом не дала ожидаемого результата.

Он был готов выслушать все до конца. Ладони на крышке стола сжались в кулаки. Фридрих Великий на портрете, висевшем на стене над его столом, взирал на происходящее с явным осуждением.

— Имеющиеся у нас сведения… вызывают сомнение, что самолет вообще достиг Лондона, — продолжал Борман. Он взглянул на седовласого, застывшего в напряженном ожидании фельдмаршала, испытывая при этом чувство неловкости. — У нас нет сведений о бомбардировке цели карнагеном.

Он молчал. Пульс размеренно стучал в висках. Через окно в позолоченной раме было видно, как ложатся на Берлин длинные тени уходящего дня. Шестое июня. На стене напротив висели приколотые кнопками карты Нормандии, берега которой скоро станут известны всему миру своими кодовыми названиями: Юта, Омаха, Золото, Юнона и Меч. На каждой из этих карт красные стрелки устремлялись в глубь материка, а черными линиями было отмечено отступление германских войск. «Предатели! Все предатели!» — думал он, взглянув на стену с картами.

— Проект потерпел крах, — сказал Борман. — По причине… непредвиденных обстоятельств.

— Нет, не поэтому, — тихо ответил Гитлер. — А потому, что кое у кого не было веры в его успех. Потому, что воли не хватило. Блока сюда. — Голос его стал властным. — Полковника Джерека Блока. Я желаю его видеть. Немедленно.

— Полковник Блок… его нет больше с нами.

— Предатель! — Гитлер едва не выскочил из-за стола. — И где же он теперь? Сбежал и сдался первому же встречному английскому солдату?

— Полковник Блок мертв, — ответил Борман.

— Да, я бы на его месте тоже покончил жизнь самоубийством, доведись мне так напортачить, как он! — Гитлер встал. Лицо его побагровело. — Мне не следовало полагаться на него с самого начала! Он обыкновенный неудачник, а прикидывался баловнем судьбы! Такие, как он, встречаются на каждом шагу!

— По крайней мере, в Германии, — прошептал фельдмаршал.

— Мне дурно становится при одной лишь мысли о том, сколько времени и денег было угрохано на этот дурацкий проект. — Гитлер вышел из-за стола. — Значит, Блок сам свел счеты с жизнью? Ну и каким же образом, позвольте узнать? Яд или пистолет?

«Пропеллер», — едва не сорвалось у Бормана с языка. Но еще неизвестно, какого джинна ему бы пришлось выпустить из бутылки своим правдивым изложением всех обстоятельств. Наверняка не обошлось бы без упоминания о немецком Сопротивлении — об этих вонючих свиньях! — и вражеских шпионах, которым каким-то образом удалось уничтожить весь карнаген. И плюс к этому всему еще и правда о Чесне ван Дорне. Нет-нет! Пусть все лучше остается по-старому: при налете эскадрильи вражеских бомбардировщиков на Скарпу были взорваны топливные резервуары и склад боеприпасов, взрывом уничтожило весь карнаген. Настают тяжелые времена, и фюреру будет не до поисков истины.

— Пистолет, — сказал он.

— По крайней мере, он избавил нас от необходимости тратить на него патроны. Но сколько времени, трудов — и все впустую! На эти деньги можно было выстроить солнечную пушку! Так нет же! Блок вкупе со своими заговорщиками перетянул меня на свою сторону! А я ведь так доверчив! Мартин, после всего произошедшего я склоняюсь к мысли, что он работал на англичан!

Борман пожал плечами. Пусть считает как хочет. В конце концов, так с ним легче ладить.

— Мой фюрер! — Фельдмаршал указал на развешанные на стене карты Нормандии. — Разрешите доложить вам оперативную обстановку. Судя по этой схеме, англичане и канадцы наступают на Канн. А вот здесь, — он обвел другой участок карты, — войска американцев движутся в сторону Карентана. Дислокация наших войск на этом участке не позволяет решить сразу обе эти проблемы. Какими, на ваш взгляд, дивизиями мы могли бы предотвратить эту угрозу?

Гитлер ничего не сказал. Он глядел вовсе не на карты, на которых были наглядно отображены последние кровопролитные бои, а на собственную подборку акварелей, с притаившимися на них воображаемыми волками.

— Мой фюрер! — продолжал настаивать фельдмаршал. — Как же все-таки нам поступить?

У Гитлера нервно дернулась щека. Он отвернулся от картин, решительно подошел к столу и открыл верхний ящик. Когда он поднял руку, стало видно, что он крепко сжимает похожий на кинжал нож для бумаги.

Он пошел обратно, словно во сне, направляясь к картинам, глаза у него светились нехорошим блеском. Наконец достигнув цели, он изо всех сил вонзил лезвие ножа в первую, сверху донизу распарывая рисунок с деревенским пейзажем и волком, прятавшимся в тени. Лезвие ножа пронзило и вторую акварель с горным ручьем, где среди камней затаился волк.

— Вранье, — шептал Гитлер, вспарывая холст. — Ложь и обман.

— Мой фюрер! — окликнул его фельдмаршал, но и на этот раз ответа не последовало.

Мартин Борман отвернулся от этого зрелища и отошел к окну.

Нож с треском вспорол третий рисунок, на котором волк скрывался среди цветущего луга белых эдельвейсов.

— Вранье, — задыхаясь, шептал он, и голос его дрожал от напряжения. От исполосованного ножом холста в разные стороны летели клочья. — Вранье, вранье, вранье.

Где-то вдали загудела сирена воздушной тревоги, и вой ее разносился по разоренному городу, над землей которого все еще висела пелена пыли и дыма от предшествующих бомбовых ударов. А с востока надвигалась ночь.

Гитлер уронил нож на ковер и обхватил голову руками.

Где-то на окраине города взорвалась бомба. Борман прикрыл рукой глаза от яркого зарева. Гитлер неподвижно стоял, дрожа всем телом и попирая ногами истерзанные останки своих видений, а немецкий фельдмаршал, пытаясь удержаться от рвущегося наружу вскрика, в ужасе прикрыл рот рукой.