История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмир, да будет им доволен Аллах, много стенал и плакал по этому сыну во дворце. Сия неожиданная смерть еще более усилила несчастное стечение обстоятельств: никто уже больше не осмеливался доложить, что переход через реку является ошибкой, ибо он никого не принимал. Внезапно он сел верхом и направился к Термезу. Потом через два дня везиру доставили устное извещение: “Я-де обязательно пойду [в поход], тебе с сыном [моим] Мавдудом надлежит оставаться в Балхе с войском, которое я здесь назначил из дворцовых гулямов и других разрядов. Хаджиб Субаши пусть пойдет в Дерегез — тот уже держал там, в той области, лошадей и дворцовых гулямов при оружии — и с ним две тысячи конных турок и индийцев, кроме гулямов и хейля его. Бектугды пусть остается там во главе гулямов. Сипахсалар чтобы шел с нами[1337] и военные люди, предводители, серхенги и хаджибы, [имена] коих написаны. Все это надлежит исполнить”. Везир ответил: /566/ “Слушаюсь!” — и почти до часа вечерней молитвы оставался во дворце, покуда все дела были справлены.
Эмир из Балха отправился в Термез в понедельник, девятнадцатого числа сего месяца[1338]. Он перешел через мост и расположился на поле перед крепостью Термеза. В этом походе мой наставник состоял при эмире, а я поехал с ним. Стужа стояла такая, какой никто за всю жизнь свою не запомнил. Эмир снялся из Термеза в четверг, за восемь дней до конца сего месяца[1339], и прибыл в Чаганьян в воскресенье, в последний день этого же месяца[1340]. Оттуда он выступил в среду, в третий день месяца раби ал-ахир[1341], и двинулся по дороге в Шуман[1342], где указывали на следы Бури-тегина. Там стужа была иного рода. Непрестанно шел снег, и ни в одном походе войску не доставалось столько мучений, сколько в этом походе. Во вторник, девятого числа сего же месяца[1343], со всадниками, расставленными чередой по прямой дороге, прибыло письмо от везира. [Эмир] вскрыл [письмо], везир писал: “Пришли вести, что Дауд из Серахса с сильной ратью идет в Гузганан, чтобы через Андхуд выйти к берегу Джейхуна. Очевидно, он намерен разрушить мост, захватить берег реки и вызвать большое расстройство. Слуга [государя] донес об этом, дабы были приняты меры, ибо неприятность велика. Ежели, не дай бог, мост разрушат, будет позорно”.
Эмир весьма встревожился. Бури-тегин, уйдя из Шумана, занял одну долину, потому что был хорошо знаком с той местностью и имел прекрасных проводников. Не сделав дела, эмир оттуда повернул назад в пятницу, двенадцатого числа[1344] сего месяца, и гнал поспешно, покуда не прибыл в Термез. Бури-тегин воспользовался удобным случаем и ограбил часть обоза; несколько верблюдов и лошадей угнали. Была бесславие и тревога на сердце[1345]. В Термез эмир прибыл в пятницу, двадцать шестого числа месяца раби ал-ахир[1346]. Кутвал Бек-тегин, човгандар, в этот поход ходил вместе с эмиром и оказал похвальные услуги, а его помощники и серхенги крепости приняли здесь все меры предосторожности. [Государь] похвалил их и пожаловал им халаты. Следующий день он пробыл в Термезе, затем переправился через мост в воскресенье, за два дня до конца сего месяца[1347]. В Балх он вступил в среду, во второй день месяца джумада-л-ухра[1348]. В понедельник, в седьмой день сего же месяца, доставили письмо из Нишабура, что Дауд приезжал в Нишабур повидаться /567/ с братом и оставался там сорок дней, тоже в Шадьяхе, в том кушке. Пятьсот тысяч диремов дал ему в награду Тогрул. Эти деньги и другие деньги, в коих была нужда, все приготовил бузгананский салар. Потом Дауд уехал из Нишабура в Серахс с тем, чтобы направиться в Гузганан.
Эмир сел праздновать новруз в среду, в восьмой день месяца джумада-л-ухра[1349]. В пятницу, десятого числа сего же месяца, сообщили, что Дауд пришел в Талькан с сильной снаряженной ратью, а в четверг, шестнадцатого числа сего же месяца[1350], доставили еще известие, что он прибыл в Фарьяб и хочет оттуда спешно перейти в Шабурган. Всюду, куда он заходит — грабежи и убийства. В субботу, восемнадцатого числа сего же месяца, десять туркменских наездников забрались ради воровства почти до султанского сада и убили четырех индийских пехотинцев. Оттуда повернули к самому кухандизу — там держали слонов, — высмотрели одного слона, пригляделись — на загривке слона оказался спящий мальчик. Туркмены подкрались а начали погонять слона, а мальчик все спал. Отойдя с фарсанг от города, туркмены разбудили мальчика и говорят: “Погоняй шибче! Ежели не погонишь — убьем!” Тот ответил “слушаюсь” и погнал, а всадники следовали в хвосте, понукали и покалывали [слона] копьями. Днем они удалились уже на очень далекое расстояние и доставили слона в Шабурган. Дауд наградил наездников и сказал, чтобы слона отвели в Нишабур. Из-за этого пошла дурная слава, говорили, эти люди, дескать, столь беспечны, что противник даже слона может угнать.
На другой день эмир об этом узнал, очень огорчился и крепко разругал слоноводов. Он приказал взять с них сто тысяч диремов, стоимость слона и несколько человек из индийских слоноводов высекли. В понедельник, в двадцатый день сего же месяца[1351], туркмен Альти, хаджиб Дауда, с двумя тысячами конных подошел под самый Балх и остановился в местности, которую называют Бенд-и Кафиран. Деревни две ограбили. Когда он подошел к городу, эмир был очень огорчен, что лошади находились в Дерегезе, и старший хаджиб с войском около них. Он потребовал оружие, чтобы надеть [на себя] и выехать верхом с собственными гулямами, у которых были кони. Во дворце поднялся переполох. Явились везир и сипахсалар и сказали: “Да будет долгой жизнь государя! Что случилось, что государь каждый раз требует оружие? Он ведь пришел сюда не как какой-нибудь предводитель[1352], послать
