История розги - Джеймс Бертрам

— Клянусь тебе, мой ангел, — отвечал растроганный муж, — больше этого никогда не будет.

Обман вполне удался бы, если бы озлобленная вдова не рассказала про проделку жены.

Французский парламент утвердил приговор местного суда о разводе супругов и наказании неверной супруги пятилетним заключением в монастыре и запрещением на всю жизнь вступать в брак.

Тот же парламент разбирал просьбу о разводе дамы из Реймса. Дело слушалось в марте 1675 года. Жена одного адвоката в Реймсе просила ее развести с мужем, так как он редко ее ласкает…

Дело в том, что древние христианские законы относились к требованиям плоти довольно враждебно, а потому запретили близкое сближение с супругами в дни поста, в большие праздники и даже накануне таких праздников. Нарушение этого запрещения считалось большим грехом.

Бесполезно говорить, что не все женщины были способны подчиняться этим суровым законам и героически соблюдать воздержание; если даже большинство из них не особенно страдало от неудовлетворения своей половой потребности, то все-таки находилось немало и таких, которые считали ссылку мужей на религиозные законы недостаточно обоснованной и обвиняли в бессилии, отчего возникло изрядное количество процессов о разводе, вроде процесса реймского адвоката.

Жена его объясняла в своей жалобе, что с первых же дней замужества муж ей постоянно проповедует о том, что «брак установлен в целях серьезных, а не удовольствия и любовных наслаждений, что он будет исполнять свои супружеские обязанности в две недели раз, как всякий порядочный муж, по его мнению, должен поступать». Затем он приводил ей много религиозных доводов.

В течение десяти дней молодые супруги находились спокойно в своей спальной и, по словам мужа, он думал уже, что его жена вполне согласилась с его мнением и доводами Святых Отцов Церкви о великом грехе сближения в известные дни, как вдруг 6 января, в день Крещения, вечером, когда они уже легли, жена стала требовать, чтобы муж ей выдал авансом то, что ей следовало только через четыре дня. На его отказ жена стала настойчиво требовать, обвиняя его в бессилии. Тогда взбешенный муж вытащил жену в сарай, где при содействии кучера и горничной привязал ее на скамейке, и велел кучеру дать ей семьдесят пять розог, предупредив, что в следующий раз он ее за подобную штуку накажет розгами гораздо строже. Жена, по-видимому, успокоилась и обещалась больше не предъявлять к нему неуместных требований или обвинений, но на другой день уехала в замок к родителям, откуда подала жалобу на мужа, обвиняя его в бессилии и истязании ее и прося развод.

Парламент утвердил приговор местного суда, постановившего не только отказать жене, по неосновательности, в разводе, но подвергнуть ее наказанию плетьми в тюрьме, в количестве двадцати ударов. Тогда муж с женой подали прошения на имя короля. Первый просил заменить наказание плетьми при тюрьме, предоставив ему самому наказать жену ста ударами розог дома, не через тюремного палача, а через свою собственную прислугу. Жена просила о том же.

Король уважил просьбу супругов и разрешил заменить наказание плетьми наказанием розгами дома и через собственную прислугу мужа, но с тем, чтобы жене было дано сто пятьдесят розог, и наказание было произведено в присутствии ее духовника, который должен наблюдать, чтобы жена была наказана строго и полным числом ударов, о чем ксендз обязан донести своему епископу, которого просили копию с донесения препроводить в парламент. [20]

При деле действительно подшита копия с донесения аббата Флориана епископу, из которой видно, что 22 сентября 1675 г. жена была наказана розгами в том же сарае, где и первый раз; сек ее тот же кучер. После восемьдесят девятого удара наказываемая потеряла сознание, и пришлось позвать врача. Врач быстро привел в чувство бедную женщину и нашел, что потеря сознания чисто нервная, а потому свободно можно продолжать наказывать без всякого вреда для здоровья. Как только он удалился, жену опять привязали на скамейке и дали остальное число розог. Аббат добавляет, что она «больше не теряла сознания, но страшно сильно кричала и по окончании экзекуции с трудом встала со скамейки».

К сожалению, мы не имеем сведений, исправилась ли жена…

В появившемся недавно в печати дневнике известных французских романистов братьев Гонкур есть довольно яркий эпизод, из которого видно, насколько сильно может овладевать субъектами страсть к флагелляции: «Сегодня я посетил одного сумасшедшего. Через него, как через разорванный занавес, я увидал отвратительную пропасть, гнусную сторону истаскавшейся денежной аристократии, вносящей жестокость в чувство любви и находящей, благодаря развращенности, удовлетворение в причинении женщине страданий».

На балу в парижской опере он был представлен одному молодому англичанину, который, просто чтобы начать разговор, сказал, что в Париже нет настоящих развлечений, что Лондон стоит в этом отношении неизмеримо выше Парижа, что в Лондоне существует очень хороший дом миссис Женкинс, где собраны молодые девушки, начиная от тринадцати лет, которых сперва заставляют изображать учениц в классе, а затем секут розгами, тех, которые помоложе, не особенно сильно, ну, а которые постарше — так очень сильно. Им можно также засовывать булавки, не особенно далеко, но только так (и он показывал нам кончик своего пальца), чтобы выступила кровь. Затем молодой человек спокойно и невозмутимо продолжал: «У меня жестокие вкусы, но я не иду дальше людей и животных… Когда-то я нанял с одним моим большим приятелем за огромные деньги окно, из которого можно было видеть, как будут вешать женщину-убийцу, мы даже взяли с собой женщин, чтобы с ними развлечься, — при этих словах он продолжал сохранять на лице самое скромное выражение, — как раз в ту самую минуту, когда она будет повешена. Мы даже просили палача поднять ей юбки во время повешения… Но такая досада, королева в самую последнюю минуту помиловала ее».

«И вот сегодня Сен-Виктор вводит меня к этому жестокому оригиналу. Это еще молодой человек лет тридцати, лысый, с голубыми светлыми и живыми глазами, кожа у него совсем прозрачная, а голова его, как это ни странно, напоминает пылких молодых ксендзов, окружающих на старинных картинах епископов. Элегантный молодой человек, у которого в руках и движениях нет гибкости, как это обыкновенно бывает у людей с начинающейся болезнью позвоночного столба, отличается чрезвычайной вежливостью в обращении и замечательной мягкостью манер.

Он открыл большой библиотечный шкаф, где у него хранилась громадная коллекция эротических книг в превосходных переплетах и, протягивая мне сочинение Мейбониуса «О пользе флагелляции при брачных и любовных наслаждениях», переплетенное одним из лучших переплетчиков Парижа, с особыми железными застежками, изображающими фаллосы и черепа, — сказал: