Стая (СИ) - Оксана Сергеева

Шагнул чуть вперед, прикурил и замер, отслеживая ощущения. Отвык от горького дыма. Противно. Затянулся еще раз, крепко и глубоко. Медленно выпустил дым вверх.

Не понимал, чего ожидал, но, кажется, удовлетворения не получил. Хотя пальцы держали сигарету привычно, не забылось ощущение.

Посмотрел в темное плотное небо. Подумалось, что точно с ума сходит. Ведь никогда не молился, ничего у Бога не просил. Да и не просят в подобных делах у Бога помощи. А сегодня надо бы, а не знал, как это.

— Боже, помоги… — шевельнул губами. — Господи, помоги…

ГЛАВА 51

Юля сглотнула слюну, пытаясь подавить очередной рвотный позыв. Тошнило от страха и уже, наверное, от подступающей паники. И от вида заветренной, засохшей колбасы, которую излазили все мухи в этой комнате, тоже тошнило.

«…Дама сдавала в багаж: диван, чемодан, саквояж, картину, корзину…»

Наверное, в миллионный раз Юля повторяла про себя строчки из известного стихотворения Маршака. Словно сама себя в транс вводила. Старалась ввести. Концентрируясь только на словах, на том, чтобы вспомнить забытые строфы и хоть как-то отрешиться от этой ужасающей тошнотворной реальности.

Страшно было переступать за ту грань, где мозг, словно раскалывается на части, где теряешь себя и не можешь трезво мыслить и адекватно действовать. По-настоящему страшно…

«…картонку и маленькую собачонку…»

Теперь тот случай на вечеринке, происшествие с Корнеевым, казался детской заварушкой. Вот сейчас… Вот, где ужас, настоящий страх. В этой небольшой, тускло освещенной, комнате, пропитанной запахом гнили. Странно, ведь комната пустая, но откуда-то несло гнилью. Может быть, от видавшего виды прохудившегося матраса, на котором Юля сидела вот уже около шести часов. Сидела, практически не вставая, ибо уже не видела смысла двигаться по комнате. Только силы тратить… Она уже облазила в ней каждый уголок, в поисках какой-нибудь лазейки. Хотя, ну какие тут могут быть лазейки — окно, заколоченное деревянными досками, да дверь, — на ключ запирающаяся.

И снова противный звук, как бритвой, резанул по нервам. Юля сжалась и опустила глаза на подтянутые к колени, руками крепче обхватила ноги. Каждый раз одно и то же: этот звук, потом в проеме темная фигура и сама Юля, на несколько бесконечных секунд сжатая в напряженный комок.

Каждые минут двадцать или полчаса к ней приходил один и тот же человек. Обычно она старалась не смотреть на него, как не смотрят в глаза бешеным псам, чтобы не разозлить и не спровоцировать. Но в этот раз сама не знала почему, но взглянула. Разум сразу сделался ватным, а тело каким-то безмускульным: наемник, который регулярно заглядывал к ней в комнату, в этот раз пришел без маски, и Юля увидела его лицо. Обычное, чисто выбритое, холодно-остстраненное, равнодушное. Чуть-чуть загорелое. Мужчина с такой внешностью легко затеряется в толпе, смешается с общей массой людей и ничем не выдаст свою сущность. То, что сейчас он пришел без маски, могло означать только одно — что жить ей осталось совсем недолго.

Дверь скрипнув закрылась. И жизнь побежала перед глазами… Не пронеслась, а побежала. Лихо, звонко. Как бежит горный ручеек. Вспоминалось только хорошее. Много хорошего. Много счастливого.

— Денисочка, забери меня отсюда, — не удержалась и прошептала в ужасе. Потом склонила голову на колени.

«…выдали даме на станции четыре зеленых квитанции…»

Снова накатила волна ледяного отчаяния. Такого она не испытывала даже тогда, когда произошло нападение. В тот момент ничего толком не поняла. Все внезапно случилось. Помнила, как вышли из ресторана. А потом раздались выстрелы, и охрана начала падать. Потом упал отец. У самой перед глазами все поплыло. Но успела заметить людей в форме с нашивками «ОМОН» на спине. Очнулась уже здесь, в этой комнате, на полу, на этом матрасе. Еле смогла подняться, чтобы осмотреть себя. Но сначала, скорее, ощупать. Потому что глаза резало так, что открыть было невозможно; веки, словно свинцом налились; и голова звенела дикой болью. Первая мысль была — что с отцом? Жив ли он вообще? Даже про себя не могла допустить, что он умер, отмела это предположение сразу, слепо закрыла глаза, боясь, что с ума сойдет. Сейчас, как никогда, требовалось сохранить хоть какую-то ясность мысли. Хоть как-то ее нужно сохранить, любыми способами восстановить. Несмотря на всю беспомощность ситуации. Несмотря на всю ее чудовищность.

Конечно, ясно как белый день, что ни к каким спецслужбам эти люди не относились. Форма служила лишь прикрытием, этаким фокусом для отвлечения внимания. Для притупления бдительности.

Сколько народу ее охраняло, с точностью не могла сказать. К ней в комнату заходил только один человек. Судя по акустике и слышимости, дом был полупустой, и даже сквозь закрытую дверь, Юля смогла различить несколько голосов. Но больше четырех на слух воспринять сложно, они сливались и казались похожими.

«…диван, чемодан, саквояж, картина, корзина, картонка и маленькая собачонка…»

Юля прижала затылок к холодной стене и поежилась от холода. Холодно было ужасно. Озноб сковывал тело. Откуда-то снизу на ноги набегал сквозняк. Пришлось снять жакет и укутать им босые ступни, оставшись в белой блузе с короткими рукавами. Забавно, вот драгоценности, часы и одежду с нее не сняли — и серьги оставили, и кольца, — а туфли сняли. Наверное, побоялись, что она попытается кому-нибудь из них шпилькой голову проломить. И правильно, она бы попыталась, будь у нее под руками хоть что-то. Но даже бутерброды, которые ей принесли через четыре часа заточения, лежали на пластиковой одноразовой тарелочке. Юлька к ним не притронулась. И не собиралась, даже если придется неделю сидеть голодом. От одного их вида зверски тошнило. Пить хотелось невозможно, во рту пересохло, и голова никак не переставала болеть — уже от обезвоживания. Но Юля все равно не притрагивалась к бутылке с минеральной водой, потому что когда ее принесли, крышка была уже свернута. Боялась, вдруг в воду что-то подмешали. Конечно, если похитители захотят заставить ее выпить что-то, они это сделают. Они могут и вколоть ей… Хоть наркотики, хоть транквилизаторы, хоть сыворотку правды. Теперь Юля прекрасно понимала, почему Шаурин никогда не пил из бутылок, которые распечатывались не при нем. Будь то какое-нибудь обязательное мероприятие или переговоры с партнерами, никогда он не пил с початых бутылок.

Юля не могла решить — хорошо это или плохо, что ее изолировали. Что не может она видеть лица остальных и слышать, о чем они говорят. Узнать, чего ждут, выжидают, каких ждут указаний. Понятное дело, что у этой группы есть координатор. Сначала очень хотела что-то уловить, пыталась подслушать под дверью. Думала, что впоследствии это как-то поможет ей, но вскоре осознала, что помочь в этой ситуации ей может только один человек, и ему будет глубоко наплевать, как выглядят похитители и о чем они говорят.