Дневник - Софья Островская

Маленькая, симпатичная, с красивыми личиком и темными глазами (может быть, они кажутся темными из-за больших зрачков?!) – Лида мне очень нравится! Как-то мама ее видела и сказала: «Очаровательный ребенок!» Эти две сестры меня восхищают, и обеих я люблю!

Опять надо до завтра дневник отложить, ибо мама загонит спать! Как быстро промелькнул понедельник – я бы хотела, чтобы завтра было только воскресенье, а здесь, пожалуйста!!!

2 октября, пятница

Препротивные боль горла и насморк! Ненавижу их, брр! В школе сегодня не была: мама не пустила, говоря, что мне хуже быть может! Про дневник я помнила, но положительно времени не имела: занятий у нас теперь очень много, так что не только дневнику и «Гефсиманскому саду»[1096], но музыке и истории Польши не могу оказать должного внимания. У моей учительницы m-elle Jeanne какой-то нарыв на лице, так что операцию будут делать. Мне ее очень жаль! Она мила и симпатична! Да… ведь еще класс не разобран окончательно! Ее сиятельство Вава Вольтман есть что-то вроде чего-то именно. Вся она очень неопределенна, начиная с глаз и кончая характером и знаниями. Внимательно изучив ее, может быть, и можно добиться чего-либо, но я к этому не имею ни времени, ни желания!! Одно только я замечаю в ней – никогда не делиться с другими своими знаниями, то есть не подсказывать. Двигает ртом и вращает бесцветными глазами, но ни звука от нее не услышишь. Не помню, кто однажды попросил ее дать сочинение о Shakespeare; она заерзала, засуетилась, наговорила массу слов, огорошила наплывом фраз и предложений, но спрашивающая могла понять реально одно, что Вава испортила сочинение и т. п., ибо оно не поправлено и грязно, что оно при ней, что она его забыла и т. п. Дома у ней Бог знает сколько учительниц, вечных miss, mademoiselles. Немецкие и английские сочинения ей пишут, а она их вызубривает, но всенародно чуть ли не клянется, что сама их писала; и опять поток слов, каскад речей, водопад предложений! Маленькая, полная, страшно мягкая и пухлая, но невозможно цепкая, с некрасивым носом и бледным ртом – вот она, Иерихонская труба!

Незначительные, обыденные типы – Зины Эйсмон и Елены Невери. Ни та, ни другая меня не интересуют, хотя первая обладает недюжинными музыкальными способностями и красивыми глазами. Зина меня злит, и иногда мне приятно сказать ей какую колкость! Лена тоже меня нервирует – особенно своим голосом и поминутным «Позабыла» и заглядыванием в книгу!

Теперь… смуглая, худенькая девушка с гладкими темными волосами, с печальными черными глазами и премилой родинкой над левым углом рта, в довольно длинном платье – кажется, ожила старинная французская гравюра! У Елизаветы Востриковой взгляд и улыбка взрослого человека: никакой ребяческой пустоты, легкомысленности, беспечности! Невольно думается, что всякое слово, взгляд и движение заранее обдуманы и пересмотрены. Говорит мало, очень мало и крайне сжато и неопределенно! Мне кажется, Лиза боится сказать лишнее: ей не хочется, чтобы ее слова разносились по всей гимназии, передаваемые девочками под строжайшим секретом: по секрету всему свету! (Что у нас практикуется в широких размерах). Раньше я была куда доверчивее, но теперь в гимназии я очень скрытна. Подруги у меня нету! Мой единственный друг – мама! Вернемся к Лизочке… жизнь ее я не знаю; историю тем паче! Две-три незначительные подробности, вскользь уроненные ею, я знаю, но писать не хочу! К чему? Память, слава Богу, не изменила, а если стану забывать, припишу! У Лизы одинаково ровный голос. Очень гибкий и свободный, внимательный пытливый взгляд больших глаз. Длинные красивые ресницы. Она очень и очень недурненькая барышня и учится очень хорошо! Мне кажется, что она великолепно знает, что такое жизнь. Как мне ее жаль по одной причине, но я по этому же поводу ее и не понимаю! Странная девушка! Не могу ее раскусить, хотя и боюсь этого, потому что не хочется, чтобы было такое ощущение, словно я раскусила пустой орех. Бешено хочется разгадать ее, ибо не думаю, чтоб была пустым орехом! Hет! To coś innego![1097]

Недавно получила письмо, которое мне доставило большое удовольствие. Есть письма, на которые я не сразу решаюсь отвечать: я их боюсь! Потому что не знаю, какое чувство питает ко мне особа, писавшая его!! Долгое время внимательно читаю их, потом отвечу противоположное мыслям! К этому приходится прибегать, к счастью, не часто! Ну, пока до свидания!

21 ноября, суббота

Бог мой, сколько времени не заглядывала в дневник! За это время многое прошло, много было нового, интересного и милого. И пятисотое представление «Ревизора» промелькнуло, как во сне[1098] (какие роскошные, черные, демонические глаза!) и «Лес» с трагической Железновой – Аксюшей[1099]. И «Пигмалион» с прекрасными рыданиями Рощиной-Инсаровой[1100] и ее не менее прекрасными платьями. А Литейный театр[1101], а кинематографы? – ничто не занесено в дневник, а теперь не хочется! Сейчас хорошая погода: небо, правда, сероватое, но обильный, пушистый, белый снег покрывает улицы и крыши. Холодно, морозно, но хорошо!

Декабрь, 29, вторник

Грусть неимоверная, тяжелая, гнетущая, словно великий молот эссенских заводов[1102]! Почему? Вопрос, на который я никогда не в состоянии ответить. У иных грусть имеет или свое значение, или, по крайней мере, они знают, почему она пришла и незаметным, но плотным газом с серо-черными отливами осторожно и властно окутала их! А я не знаю, не знаю причины ее грозной, все побеждающей массы, плотно окручивающей меня. Хочется ласки, темноты, тишины и молчания! Но ничего нет, ничего!! Праздник Рождества, а для меня словно и не приходил! Подарки я получила богатые и хорошие, была довольна на мгновенье, а потом опять безразличие. Что такое? Сама разгадать не могу! Я люблю театр до безумия, но актеров вообще не знаю, а могу судить по чтению и рассказам. Оказывается, в них нет ни капли того очарования, которое они раскидывают, играя, а самые обыкновенные, даже низкие и животные инстинкты и желания. Остальное – будто бы и не бывало никогда! Так грустно, так грустно!! Но… пустяки! Сегодня мамочка получила два письма: одно от Мани, другое… другое… не все ли равно? Я знаю – от кого, этого довольно! Оно меня очень рассмешило. Т. е. не то чтобы вызвало смех, но только мне стало очень весело, потому что долго молчащая личность вдруг заговорила, да не ко мне, а к моей «maman»: ça me rendait folle! C’etait bien bizarre, parce qu’ il y avait quelques phrases assez-même plus que libres peut-être! Et de qui? D’une personne estimée, honorée par tout le monde, qui paraît si sainte…[1103] А на самом деле это дьявол, а не человек! Мне кажется, что я достаточно изучила эту страшную (о, да, даже очень и очень страшную) личность. Он живо напоминает Юрьева в роли Дон Жуана[1104], где одно характерное движение глаз говорит так много. Хитрый эгоист, умный, вылавливающий из океана жизни жемчужные минуты счастья, но в обыденной жизни (т. е., вернее сказать, в глазах некоторых ослепленных) он глубокий, чистый, святой человек! Я узнала (может быть, слишком рано!), кто он! Итак, довольно! Неправда. Опять сомнения, сомнения, где ключ для разгадки?