Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

Фигура Картузова выставлена автором действительно загадочно. Что он за человек, каково его прошлое? Что значат его странности? Верный своему обыкновению, Достоевский намекает на трагическую развязку повести – гибель Картузова: «Как смогли вы до таких лет без катастрофы дожить?» И катастрофа уже приближается.

В Ревель на купанье приезжает богатая и знатная красавица Елизавета Кармазина со своим женихом-графом. Картузов видит ее на прогулке верхом и сначала осуждает, находит, что девушке неприлично ездить амазонкой, но она с первого же взгляда поражает его воображение. К графу он чувствует внезапную ненависть. В кружке офицеров говорят о приезде Кармазиной с женихом.

«Картузов выражается резко о лакействе, краснеет, молчит; говорит, что, если я уронил картуз… (ужасно сбился, не-докончил и замолчал). Встал: его напинать. Кого? – графа. Я уверен, что он подлец. Первое мнение Картузова о том, что граф должен быть подлец, – совершенно без основания, не подкрепленное никакими доказательствами, но высказывается до невероятности горячо».

Так намечена автором завязка повести: внезапное зарождение любви Картузова к Кармазиной и ненависти к ее жениху. С графом он ведет себя вызывающе, «лезет в драку». Встретившись с ним, не уступает ему дороги и сталкивается «плечо о плечо». Достоевский повторяет здесь известный эпизод из «Записок из подполья». Граф возмущен, Картузов торжествует. «Маленький скандал».

Наконец, рассеянный мечтатель попадает под лошадь «амазонки». Он встает невредимым, но этот случай решает его судьбу: он влюблен. «Пламень и восторг». Кармазина присылает справиться о его здоровье. На другой день он идет благодарить ее за внимание и говорит ей: «Для такой красоты рад умереть тридцать раз»… Присутствующий при этом свидании граф смеется над ним. «Это слишком много». Картузов вспылил: «А вас здесь не спрашивают». В замешательстве разбивает чашку.

После визита к Кармазиным Картузов бежит к рассказчику и делится с ним своими впечатлениями.

«– Я там разбил чашку, но они наверно мне все простят… и я… одним словом – я молодец!

– Ого, капитан!

– Оно все этот проклятый граф, тем более, что я так деликатно высказался. Оно, по-видимому, грубо: тридцать раз готов падать под вашу лошадь. Падать значит кувыркаться, скверно, грубо и нахально; одна мысль, что порядочный человек, т. е. капитан, и еще какой капитан, летит, летит в панталонах и в эполетах и все это кувырком и еще тридцать раз по дороге. Идея грубая и нелепая, которая может быть в последней крайности допущена, но вместе с тем и в высшей степени деликатная идея. Тонкая идея! Потому, за что летает, за что, спрашивается, он соглашается летать тонкую кувырколегию, хотя и кувырком верх ногами? Тут подразумевается такая тонкая, такая высшая мысль, что все вместе составляет необычайную деликатность. Такую деликатность, что хотя бы и самое высшее общество, вот что! Таково мое мнение! Но далее этот граф все испортил. В самом деле, я вовсе не к нему приходил, что он лез меня прерывать и издеваться над каждым моим словом?»

Наступает время полного блаженства для Картузова. «Первая любовь Картузова была временем его высочайшего счастья». Он много раз заходит к Кармазиным, но его не принимают. Ему хочется чем-нибудь «доказать свою любовь». В молчаливом и застенчивом человеке вдруг пробуждаются романтические и даже «хищные» чувства. Автор намечает разные подвиги Картузова: он стреляет из ружья, покупает медведя и повсюду водит его за собой, собирается полететь на воздушном шаре. Капитан начинает заботиться о своей наружности, франтит, помадится. Офицеры издеваются над ним и в его присутствии публично обсуждают его любовь к «амазонке». Однажды, чтоб подшутить над ним, они заставляют его в полной форме броситься в воду, уверяя, что одна из купальщиц тонет. Картузов, «спасая красоту», торжественно выносит из воды голую женщину. Его спрашивают, осмелился ли бы он прикоснуться к купальщице, если бы это была Кармазина. Он отвечает: «Она будет купаться не так, как все, не из купальни, а как-нибудь особенно… Наверно, у них своя купальня обтянута бархатом». – «Да ведь бархат замочится», – возражают ему.

Он посылает своей даме любовные письма и стихи и всем об этом рассказывает. Достоевский записывает для себя подробный и тонкий анализ чувства Картузова.

«Картузов влюбляется непосредственно и вдруг таким процессом, что как будто это неминуемо, по-восточному, и иначе и быть не могло. Это даже собственно не влюбленность и не любовь, а только необходимое и неминуемое обожание. Началось оно с дамского седла, буквально, и через седло (т. е. через красивость) прямо приписаны ей Картузовым все совершенства нравственные и физические до высочайшего идеала; но в этих совершенствах идеала, раз приписав их ей, Картузов не только не сомневается, но не может даже и подумать и допустить хоть краешек мысли и сомнений… Главное его поразило: Амазонка. Должно быть, он мало, а может, и совсем не видал амазонок… Это в нем не мнение какое-нибудь, не заключение, не убеждение, а нечто вроде веры, вроде положительного факта, который до того осязаем и положителен, что не только теряет возможность составить вопрос, но даже становится незаметен, так, например, можно жить в доме, перед которым на поляне четыре дерева, и, прожив год, не знать, сколько именно деревьев – четыре или три; или жить в Вевее, любоваться горами на другом берегу озера и не знать и даже ни разу не спросить себя, а каковы очертанья этих гор. Убеждение вполне донкихотовское, с той разницей, что Дон-Кихот все-таки создал себе вопрос из своего убеждения, иначе не нашел бы необходимости выехать на дорогу и защищать это убеждение копьем, а Картузов не предполагает и ни разу не подумал о возможности, что кто-нибудь может не соглашаться с ее совершенством…

Картузов, будучи на высшей степени обожания, не находит ни малейшего неприличия ни в своем обожании, ни в поступках своих, т. е. стихах, и именно потому, что и не предполагает возможности жениться на ней, не допускает и краешка мысли о равенстве с нею (но что стихи от него принять можно, потому что он капитан). Так что, когда случайно об этом заходит вопрос, он спокойно, без волнения и без всякого страдания даже разрешает, что он не достоин.

Я дивился сначала, что Картузов так нецеломудрен, что несет свою любовь и страсть на обсуждение всех, но я понял, что тут очень много простодушия, уважения к другим, уважения к высокости своей страсти, а главное – была невозможность сопоставить себя, как равного, полное самомнение, как о низшем. Может быть, и некоторая досада и мщение на