Дорога неровная - Евгения Изюмова

- Что-то я особых перемен не вижу в своей судьбе, - проворчала недовольно Александра.

Брат назидательно поднял указательный палец и торжественно произнес:

- Всегда есть вершина, которой стремишься достигнуть, достигнув, устремляешься к следующей. Это и есть тернистый путь, дорога неровная. Так что иди к следующей вершине, - и показал на холм, который виднелся за поселком, уже позолоченный первыми лучами восходящего солнца.

И Александра пошла по тропке, заросшей мелкой травкой, к вершине, за которой пряталось солнце…

Наконец, настал день, когда работа над диском была завершена. Но фирма, которая обещала его выпустить, благополучно разорилась. Однако Александре так хотелось, чтобы ее песни услышали другие, потому решила организовать презентацию (такое новое словечко появилось в русском языке) своего диска. И нигде-нибудь, а в одном из городских дворцов культуры.

Крахмалёв познакомил Александру со своими друзьями - ансамблем, где солисткой была миловидная, очень маленькая женщина, и она согласилась спеть несколько песен. Александра сама написала сценарий, режиссёр дворца его одобрила, но времени до концерта оставалось мало, потому что художественный руководитель «втиснула» презентацию Александры в уже готовый план мероприятий. Потому и репетиций было всего две - пробная и генеральная. Так что перед самым концертом Александра трусила необыкновенно. А тут еще с самого утра зарядил дождь, настоящий ливень, и она совсем упала духом: из-за непогоды зрители могут и не прийти. Она, волнуясь, бродила по квартире - с красивой прической, смотрела на два концертных платья, висевших на дверце платяного шкафа - и с надеждой смотрела на солнце: не выглянуло ли из-за туч.

К полудню небо и впрямь прояснилось, засияло солнце, не меньше его засверкала промытая от пыли трава и кроны деревьев. И Александра решила, что, видимо, Бог на ее стороне, если непогода ушла, пусть хоть два ряда в зале заполнятся, а концерт состоится. Зато появилась другая забота: не забыл ли Крахмалёв о концерте - на репетиции он приходил в сильном подпитии. «Господи, - взмолилась Александра, - не дай ему забыть, пусть придет вовремя!» - Михаил принимал участие в концерте не только как аранжировщик, он играл одну из мелодий на рояле.

Александра последний год часто обращалась к Богу, словно кто-то подталкивал её туда. Она ходила в церковь, умоляла всех святых, чтобы Крахмалёв перестал пить. Но тот пил всё больше, чаще уходил в многодневные запои, и когда заходил к Изгомовым, то сыновья Александры сурово хмурились: не нравилась им дружба матери с Крахмалёвым, талантливым, но пьющим человеком. И тогда она решилась на последнюю просьбу.

В городе уже выросло несколько храмов, но ни один не прилегал к её душе. Она с особой теплотой вспоминала Иверскую часовню в Москве, и Храм в Донском монастыре, где ей так было уютно и тепло, несмотря на зимнюю стужу - ездила в командировку сразу же после Рождества.

Но в областном городе Александре нравился Храм Сергия Радонежского - белоснежный, совершенно новый, без полного иконостаса, который пока ещё строился, лишь три иконы висели на главной стене, отгородившей храм от алтаря - икона Казанской Божией Матери, лики Сергея Радонежского и Христа. Она, бывая в областном центре по делам, заходила в новый Храм, а тут поехала намеренно. Встала перед ликом Христа и прошептала: «Господи, если ты не даёшь нам быть вместе с Михаилом, то сделай так, чтобы он не пил! И я откажусь от него, уйду в сторону!»

Крахмалёв не опоздал на концерт, хотя и был нетрезв. Он пришел в новом костюме, чисто выбрит, и причёска в полном порядке. Но больше всего Александру удивил галстук: Михаил обычно ходил в джинсах, рубашке, а зимой в свитере. Он был красив, элегантен, и Александра представила себя рядом с ним и улыбнулась: «Мы с ним - красивая пара». Успокоенная Александра умчалась в гримёрную, переоделась. По замыслу режиссера первую часть концерта она должна быть в бежевом костюме, в короткой юбке - как символ молодости ее души, а во второй части - в бархатном бордовом платье с открытыми плечами: это уже жизненная зрелость. И песни в том блоке были серьёзные. Когда она появилась за кулисами в первом наряде, мужчины, участники концерта, округлили глаза: «Ого!» - сказал кто-то, а Крахмалёв застыл на месте, лишь только следил за ней глазами, пока она шла по сцене.

Прозвенел третий звонок, режиссёр велела всем занять свои места, Александре показала большой палец, кивнув на зал: мол, всё в порядке.

И вот зазвучала первая мелодия, занавес поплыл в стороны, ведущая громко произнесла: «Александра Павловна Изгомова! Встречайте!» - и Александра вышла на сцену. Она шла и боялась одного: как бы каблук-шпилька не попал в щель между досками, из которых сделан пол сцены - они уже были старые, выщербленные, а яркий свет софитов коварно скрывал эти щели и щербины. Она глянула в зал, и горло мгновенно пересохло: зал был полон! Только первый ряд почему-то пустовал, а дальше - ни одного свободного места. Ведущая ушла, и Александра осталась одна на сцене. Она почувствовала себя такой одинокой на этой ярко освещенной сцене, глаза совсем не видели тех, кто сидел в зале. Паника захватила её в свои объятия, сдавила горло и почти остановила сердце. Александре хотелось убежать со сцены, но зазвучала музыка, и она запела: «Есть город, в котором давно не живу, но сердце моё всё равно, стремится к нему и во сне я хожу по улицам тихим его…» И это, в самом деле, так: тридцать лет, как Изгомовы покинули родной город, но до сих пор душа Александры стремится в далёкую Тавду, и вовсе не потому, что там могилы родителей - ей просто легко и спокойно в том городе. Когда-то она назвала Тавду несчастливым для себя городом: несколько раз уезжала из него и возвращалась обратно, но дела складывались так, что приходилось уезжать снова. Тавда не отпускала ее, манила, хотя Александра знала, что век свой там она доживать не будет: ее место возле детей, сыновья из Приволжска уезжать не хотели - один в нём вырос, другой - родился. Именно в этом городе имя Александры приобрело известность, так что неудивительно, что на встречу с ней пришло столько горожан, и даже в Тавде она уже не Дружникова, а Изгомова. Да и Дружниковых больше нет в Тавде. А дети - это продолжатели её рода, а не Виталия. Нового рода Изгомовых.

«Мне не надо судьбы иной, той, что выдалась мне…» - Александра держала в памяти слова и ждала, когда подойдет момент вступить в песню: Михаил, зная о том, что Александра не имеет музыкального образования, в каждой мелодии «ставил» специальный сигнал - то звучал «треугольник», то хлопок в ладоши. Никто и не знал про те сигналы, они были известны только Александре и ему.

Александра стояла на сцене в лучах двух софитов, слегка дирижируя себе пальцем, чтобы не пропустить момент начала песни, её песни-исповеди. Она не видела зрителей в глубине затемненного зала, но на первый ряд падал отсвет софитов. Она пела, и вдруг показалось, что первый ряд заколыхался странным маревом, словно от весенней пахоты шел пар в солнечный день. Марево приняло очертания людей, и ближе к ней сидела ее мать! Павла Федоровна ободряюще улыбалась ей своей тихой, едва заметной улыбкой. А рядом всё яснее «проявлялись» Геннадий, Виктор, отец… Все, кто находился сейчас далеко-далеко, куда живым путь заказан. Их здесь не должно быть. «Я схожу с ума? Этого ещё не хватало!» - Александра тряхнула головой, прогоняя наваждение, и вступила в мелодию вовремя:

- «Мне не надо судьбы иной…» - она пела, словно доказывала всему свету, что она счастлива, что большая часть жизни прожита не зря.

Отзвучали последние аккорды, зал аплодировал, а она стояла, с трудом удерживая слезы, которые стремились наружу. Потом плавно, с большим достоинством поклонилась всем, кто пришел на этот концерт. Ей дарили цветы, она машинально благодарила, а сама все смотрела поверх букетов на первый ряд, но там, конечно, никого не было.

Крахмалёв стоял за кулисами и восхищенно смотрел на неё. А потом он провожал Александру домой. Апрельская ночь была по-летнему теплой. Звёзды притаились в черном небе, едва различимые, как обычно бывает на юге. И она вспомнила другую ночь, когда автобус мчался, шурша шинами, по степи в Астрахань. Небо было похоже на купол, разрисованный крупными звёздами, и они, казалось, подмигивали лучами-ресницами. Все пассажиры спали, Александре не спалось, и потому смотрела в окно, где было так темно, что под сердцем захолодало: возникло ощущение, что она одна на всем свете, автобус мчится по дороге сам по себе, без водителя, прямо к самому краю черного звездного купола, к линии горизонта, соединявшей землю и небо. Но этот край постоянно отодвигался, потому автобус так и не мог догнать линию горизонта. Тогда её придавило чувство одиночества, а сейчас она шла рядом с любимым человеком, но по-прежнему одинокая - он душой был далёк, даже звезды, и те были ближе.