Ночная смена - Dok

— Вы — военные? Вы — военные?

— Да. Из Кронштадта. Ты кто? Откуда?

Мужик садится прямо у колеса, его колотит и он начинает плакать каким-то лающим сухим плачем — без слез. Жутко, когда так рыдает взрослый — и явно не трясогузный мужик.

Тут мне надо работать. Соскальзываю с брони, слышу, как Николаич прыгает следом, крикнув: «Наблюдать! Всем — по секторам. Нечего тут таращиться, мы разберемся!»

Подбежавших от маталыг курсантов рыком гонит обратно.

У мужика не истерика, просто отходняк такой дикий. Сую ему фляжку, забыв, что там водка. Он хапает несколько больших глотков, кашляет.

— Водички, водички дайте.

Поспевает Николаич — ухитряется налить воду в пластиковый стаканчик (видно не хочет, чтоб такой грязнючий мужичина его флягу смоткал.) Стаканчик мнется в ходуном ходящих руках, мужик жадно глотает воду, расплескивая ее вокруг. Ему немного легчает.

— Ты откуда?

— Из лагеря спасения! Там еще люди остались! Много! Помогите!

— Нехреновый у вас тут лагерь спасения. Где он?

— На заводе. Там, в цехах.

К нам присоединяется сапер, что постарше. Николаич, мельком глянув на него, тут же возвращается к мужику. Видно, что по его мнению сапер здесь полезнее, чем на броне.

— Что там в лагере? Ты что такой дикий?

— Ты б сам был такой дикий!

Мужика снова начинает колотить.

— Давай излагай по порядку. Потом будешь истерить. Есть что важное — говори.

— Спокойнее, Николаич, спокойнее — ему солоно пришлось, видно же. Давайте рассказывайте, чем можем помочь. Вас зовут как?

Николаич не возражает против старой, но верной методы хороший — плохой.

— Получается так, ничего он не расскажет. Он вон в истерике. Нашатырь лучше дайте ему понюхать, даме нервной.

Мужик словно выныривает из омута, с ненавистью смотрит на Николаича и обращаясь уже только ко мне достаточно внятно говорит:

— Я — инженер Севостьянов. Лагерь спасения — открыли на второй день этого гадства. Указатели поставили. Эвакуации помогали. Тут неподалеку учебка ментовская — вот курсанты прикрывали. Народ туда бежал потоком. Епта — чего не бежать — тут это самое укрепленное место.

И из Стрельны. Из Петергофа были. С дороги — кто откуда. Мы помогали колючку тянуть, забор наростили, сами как дураки вышки дополнительно поставили. Но все равно мертвяки прорывались, а потом какие-то твари — тоже мертвые, но здоровущие. Народ потому заперли по цехам — чтоб жертв не было. А потом ночью стрельба. Утром — бля, утром оказалось, что власть переменилась. Новые какие-то появились — но и ментов осталось, хотя сильно меньше, чем было.

Мужик со стоном переводит дух.

— Весь лагерь — ловушка. Люди — мясо. Последние три дня ни воды, ни еды. Согнали как селедок в бочку — не сесть, ни лечь. Кто умирал — соседи, чтоб не сдохнуть, голыми руками шеи умершим ломали. И бля нашлось пидоров — тоже в охрану подались. Из наших же! А там ритуал. Нам показывали. Мы все видели. Чтоб они суки в своих кишках задохлись! Нелюдь, хуже мертвяков.

— Кто там сейчас верховодит?

— Психопаты какие-то, долбанутые на всю голову. Церковь «Священной Вечной жизни» с Великим Мастером во главе.

— Первый раз слышу.

— Я тоже впервые услышал. Но от этого не легче.

— Они могут оказать сопротивление?

— Могут. И окажут. Они ж долбанутые! Оружие у них есть.

— Там у вас на заводе — только корпуса или бортовое вооружение тоже есть?

— К нам техника разоруженная поступает. Но у этих пара БТР с вооружением были точно — свои, наверное. Это только то, что я видел. БТР-80. Но камуфляж у них другой.

— Мины, фугасы — видел? — это сапер о своем, о девичьем.

— Не видел.

— Гранатометы есть? ПТУРСЫ? Танки на ходу?

— Не знаю. Тех, кого видел — с легким стрелковым были.

— Сколько всего там этих церковников?

— Полста будет точно. Может и больше.

— Ты-то как удрал?

— Нас шестеро бежало. Ночью еще. Мы ж заводские, там у себя как дома. Я один выбрался. Водички дайте еще, а? Пересохло все внутри.

Издалека доносится автоматная трескотня, потом раскатистое драканье крупнокалиберных — два, потом еще один. Интересное кино — это наши или по нашим?

— Связь, что там?

— Огневой контакт! Атакованы морфом, есть потери, просят медиков — помочь.

— Это точно наши?

— Ручаюсь — Пашка там, точно он на связи. Да, морф необычный — у него четыре руки!

— Они что там — пьяные?

— Нет, точно — подтверждает — четырехрукий.

Ерунда какая-то…

Летеха, к которому мы обращаемся с требованием транспорта — жмется и кряхтит.

Начинается херомуть многоначалия — мы не можем ему приказать, он — нам. В итоге возникает дискуссия изначально дурацкого свойства типа «должен ли джентльмен, если он должен?»

Под огонь попали не его сослуживцы, ему до них нет никакого дела, а отправить коробочку непойми куда — тоже стремно. Я прекрасно его понимаю. Самому ехать неохота, тем более, что начальство новоявленное точно не стронется со своего бережка, где ему уютно под сенью пушек.

Однако там раненые, и они точно ждут с нетерпением бронированную скорую помощь. Будет очень кисло, если они помрут только из-за того, что летеха пожабится дать колесницу гусеничную.

Некоторое время идет яростная торговля в радиоэфире, в итоге летехе обещают много всего полезного — если пришлет коробку — и кучу ебуков физического свойства — если не пришлет.

Скоропомощной экипаж формируется несколько необычно — маталыга, как наиболее подходящая для перевозки раненых — у нее дверцы сзади и пузо вместительное, мы с Надеждой (чертова баба даже слушать не стала возражения — дескать не стоит класть всех медиков группы в одну корзину и просто залезла в таратайку), Саша с Серегой — в усиление и пара курсантов — в которых я не без удивления узнал Званцева-младшего и его приятеля.

Туда мы катим, сидя внутри гусеничной кареты скорой помощи, как ее нарек смешливый лопоухий курсантер. Одно дело — когда рядом сидит Андрей со слонобоем, а другое дело Саша или курсантеры, которые хорошие ребята и даже стреляют неплохо, но вот при нападении морфа я бы все же лучше б оказался рядом с Андреем.

Маталыга идет несколько жестче БТР, нас потряхивает в салоне, который куда здоровее БТРовского, но вроде как сильно ниже — сидеть приходится бубликом. Зато видно, что тягач — кроме лавок, никаких загадочных ящичков и коробочек с проводами и шлангами нет. Пока едем — по совету Надежды Николаевны вынимаем пластины из броников. Дышать сразу становится легче.

На месте оказывается, что все не так плохо — раненых четверо, но к счастью все не тяжелые — один с гордостью показывает каску с содранной краской — морф, не шибко разбираясь, хапнул парня за голову, а голова оказалась в шлёме, что и выручило. А так — переломы. Сильные ушибы, ссадины и царапины, у одного возможно — повреждение внутренних органов, очень похоже на тупую травму живота, но тут все равно — эвакуация, не боец он со сломанной ногой. Санинструктор у них в команде оказался неглупый — так что в шесть рук обрабатываем и шинируем быстро.