Собрание сочинений: В 10 т. Т. 3: Мальтийский жезл - Еремей Парнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы уж извините, что я не предупредил, — послушно пошел на второй круг Борис Платонович, — срочно понадобилось, знаете.
— Я должна посмотреть! — строго заявила Марина и с надменно вскинутым лицом вышла из-за своей загородки. — Не можем же мы остаться на целый день без всего!
— Да, нескладно получилось, — изображая неловкость, затоптался Гуров, оставляя на полу грязные отпечатки. — Конечно, нужно было заранее…
«Неплохо, — оценил Люсин, с интересом завзятою театрала следя за перипетиями игры. — Размотать девчонок на такой текст! Классная работа».
— Теперь ты, Вера, — тихо подсказала подруге Марина, громыхнув для пущего эффекта створками сейфа.
— Разве я?.. Ах да! — Вера Петровна залилась краской. — Ничего, Георгий Мартынович, что-нибудь придумаем. Ты погляди, Мариночка.
— Не знаю, не знаю. — Даже лопатки Марины, мягко обозначенные зеленой тканью платьица в стиле «сафари», выразили, упрямо дрогнув, сомнение. — А вдруг еще кто спросит? В банк, так и знай, я сегодня не поеду. — И она вернулась к себе, неся в руках невидимые пачки.
— Как-нибудь исхитримся. — Вера Петровна в отточенных движениях воспроизвела операцию и кивнула на соседнее окно.
— Спасибо большое. — Клиент переместился в сторону кассы.
— Могу только пятидесятками. — Маринины пальцы гениально обрисовали весомость туго обандероленной пачки.
— Мне совершенно все равно, уверяю вас, совершенно… Благодарю за любезность. — Гуров согнулся, словно упрятывая во внутренний карман деньги.
— Все? — спросил Люсин, отпуская напряженные мускулы.
— Вроде все, — подтвердила Марина. — Так оно и было.
— Чего-то, по-моему, не хватает, — обозначив милые ямочки, виновато улыбнулась Вера Петровна. — Кажется, в этот момент хлопнула дверь.
— Да ты что? — вскинулась Марина и перевесилась через перегородку. — Никого ж не было!
— Не было, — согласилась Вера Петровна, — но дверь определенно стукнула, хоть и не в полную силу.
— Так? — Люсин приоткрыл дверь наполовину и отпустил, предоставив действовать астматически вздохнувшей пружине.
— Слабее, — откорректировала Вера Петровна. — Чуточку слабее.
— Как сейчас? — он не замедлил попробовать.
— Да, похоже…
— Тогда попрошу всех повторить еще раз, — распорядился Люсин, входя во вкус упоительной режиссерской тирании, перед которой любая другая власть не более чем бледная тень. — Меня теперь окончательно нет. Пошли! — Он скрылся, оставив щелку, в которую мог видеть лишь кусочек кабинки кассира.
Представление повторили на бис. Из темного, продуваемого дождевой сыростью тамбура Люсин ловил знакомые реплики: «Ну и льет…», «В Анапу…», «Тысяча пятьсот…». Потом в поле зрения появилась спина в мокром плаще. «Могу только пятидесятками…» И заключительное: «Благодарю за любезность».
Тут спина слегка сгорбилась и начала медленно наступать прямо на Люсина. Он почти непроизвольно выпустил ручку и отшатнулся. Натруженный язычок защелкнулся с привычной печалью. Удушливым всплеском сердцебиения отозвался в ушах этот ненужный вздох.
— Как теперь, Вера Петровна? — Он с трудом заставил себя промедлить несколько тактов. — Похоже?
— Теперь правильно, — вполне уверенно подтвердила она.
— Ах, какие же вы обе молодцы! — благодарно просиял Люсин. — Даже не представляете себе, как это важно. Собственно, все и делалось лишь для того, чтобы вы могли вспомнить. Приоткрыть подсознание.
— Неужели кто проследил? — Догадливо поцокала языком Марина. — Это же надо… Какого человека!
— Неужели убили?! — ужаснулась Вера Петровна.
— Пока ничего не известно, — чистосердечно вздохнул Люсин. — Ну что, Борис Платонович, побредем?
Они перебежали к машине, вдоволь черпнув ботинками холодной воды. Подмокший, невзирая на дождевик с капюшоном, участковый поспешно нырнул следом. Предупредительно захлопнув за московским начальством заднюю дверцу, он осторожно, чтобы не замочить, подсел к шоферу.
— Мне показалось, что вы хотели задержаться, — сказал Люсин, отряхиваясь. — Извините, если поторопился.
— Н-нет, ничего, — протянул Гуров и, наклонясь к участковому, поинтересовался: — Вас куда, лейтенант?
— Мне рядом. — Он ткнул пальцем в непроницаемый туман за стеклом. — Пообедаю, раз такое дело… Может, погостите у нас?
— Спасибо за приглашение, — Люсин переглянулся с Гуровым, — но как-нибудь в другой раз.
Подбросив участкового до самого дома, где его ждали густые горячие щи с мозговой костью, шофер осторожно свернул на раскисший проселок и бросил опасно рыскавшую машину в слепой полет. Угрожающе отдавалось в рессорах, отчаянно рычали шестерни, заливая все и вся, обрушивались тяжелые глинистые каскады.
— А я еще намеревался прогуляться до станции, — посетовал Люсин. — С дамским зонтиком. Видели идиота?
— Бесполезное дело, — махнул рукой Гуров. — В двух шагах ни черта не видать. Мы хоть правильно едем?
— Довезу вас, Борис Платонович, не сомневайтесь, — весело откликнулся Коля Самуся, ловя смутный проблеск под надсадно скребущими дворниками.
— Не понравилось мне это «срочно» ее, Владимир Константинович, — крутанул головой Гуров, ожесточенно раскуривая отсыревшую сигарету. — В первый раз она мне такого не говорила.
— И что из этого следует?
— Может, и не следует ничего, а проверить не мешает. Исключить возможность наводки, чтобы не думалось.
— Наводка? — Люсин с сомнением оттопырил губу. — Зачем тогда было про дверь вспоминать? Ведь все и составилось у нас из-за этого стука.
— Так про то другая вспомнила, Вера Петровна…
— Значит, вы полагаете…
— Ничего я не полагаю, Владимир Константинович. Только оно дорогого стоит — это крохотное уточнение. С какой стороны на него ни взгляни.
— Ваша правда, — признал Люсин.
— Догадываюсь, что не очень вы меня, старого сухаря, одобряете и размолвку с Натальей Андриановной все никак простить не желаете, но ничего с собой поделать не могу. Так уж устроен, простите.
— Себя ломать — последнее дело, — задумчиво усмехнулся Люсин. — У каждого свой стиль, Борис Платонович, и ничего тут не попишешь. Хотя как-то приноравливаться все-таки не мешает. Учитывая общность цели.
— Спасибо за намек. — Гуров старательно выдувал дым в узкую, как лезвие, щель, но дождь ломал тонкую струйку и гнал обратно. Слезно пощипывало в глазах.
— Ради бога, Борис Платонович. Никаких намеков. Не смею, да и не нахожу оснований, как на духу говорю, в чем-либо вас упрекнуть. По-моему, мы неплохо работаем в паре… Пока.
— Значит, не упрекаете? И на том спасибо… Не упрекаете, но и не одобряете?
— Я бы не стал так ставить вопрос. Вернее будет сказать: не во всем соглашаюсь.
— Ну, это вполне нормально, Владимир Константинович.
— И я того же мнения.
— Вы говорите, когда чего не так…
— Скажу, если вы сочтете возможным заранее поставить меня в известность.
— Ясно, куда целите. И поделом мне, дубарю. Поторопился с Натальей, пережал. С кем не бывает?.. Тем более что знахарочку вашу я за три версты обхожу. Уговор помню… Вы из нее, кстати, ничего такого не выжали?
— Человек не виноград, Борис Платонович, — чувствуя, что вот-вот сорвется, процедил Люсин. — Я, извините, не приемлю такую терминологию… Но давайте лучше о деле, коль уж вы затронули. Я навел кое-какие справки. Аглая Степановна действительно ездила на свадьбу к своей крестнице Галине, оператору машинного доения. Молодой она привезла в подарок финские сапоги, а жениху — чайный сервиз, так сказать, на обзаведение. Что же касается ее лесных походов и ваших сомнений, вполне резонных, и насчет осеннего сбора, то тут у меня душа спокойна. Хотите знать почему?
— Интересно послушать.
— Аглая Степановна не скрыла от меня, что и с какой целью искала. Даже урожай свой продемонстрировала, хоть я в таких материях, мягко говоря, слабо ориентируюсь.
— Я тем более. И это наша общая беда.
— Но я все же проконсультировался со специалистами, даже литературу кое-какую полистал. Вот краткие заключения насчет собранного Аглаей Степановной растительного сырья. — Люсин раскрыл записную книжку. — Шерошница душистая или ясменник пахучий — асперула одората. — Он со вкусом подчеркнул латинское звучание. — Собирают после цветения… Прошу обратить внимание: после. Применяется для общего улучшения обмена веществ, действует на печень и мочевой пузырь, хорошо зарекомендовала себя при лечении камней. Подходит?
— Пока согласуется.
— Пойдем дальше. Буквица лекарственная — бетоника оффициналис. Собирают ее весь период цветения, который продолжается с июня до сентября, влияет на работу печени. Наконец, третье — жеруха.