Кинжал в постели - Галина Романова

За его спиной хлопнула дверь. Он обернулся и увидел Алику, кутавшуюся в большую куртку ее покойного мужа. Она не обулась, оставшись в домашних тапочках, и от вида ее голых щиколоток ему почему-то сделалось очень холодно.

– Уйди в дом, Алика. Холодно, – приказал он. – Зачем ты вышла?

– Я провожу тебя до калитки. И это не обсуждается.

Она пошла вперед, обошла его стороной, шагнув в охапку подмороженной листвы, но кажется, даже не почувствовала холода. И двинулась по дорожке впереди Боголюбова. Он шел метрах в трех сзади, рассматривая ее неуклюжую фигуру в мужниной куртке, пряди волос, беспорядочно рассыпанные по капюшону, голые икры, бледно мелькающие при ходьбе. И душу раздирало от досады и жалости к ней.

Ну что же она такая нескладная, а? Все вроде бы было у нее. Все для счастья необходимое: муж, дом, работа. И все сквозануло сквозь пальцы, как песок. Мужа увели, работу она оставила, в доме пусто. Его вот зачем-то с зоны вытащила. Зачем? Чтобы он убийцу ее мужа искал? Нашла специалиста! А паспорт, паспорт-то фальшивый зачем? На всякий такой вот случай? Значит, знала, что будет такой случай?

Ой, что-то паршиво как-то. Мутно. И что за баба крякнулась, в убийстве которой его обвиняют? Алика сказала, что, возможно, его телефонная собеседница. Но звонила-то ему Жанка Стрельникова. И когда он от нее уходил, она была здоровее всех здоровых. И он даже если бы и захотел, не смог бы ее убить. Не за что! Она же дружище на сто лет! Она позавчера сама ему позвонила, пригласила для разговора. Напомнила о невыплаченных дивидендах. Он, к слову, так обрадовался. Деньги ему не помешают. Что-то еще потом лопотала про мстителя. Он плохо вслушивался в тот момент, это когда уже домой добрался, призадумался. А призадумавшись, расстроился. А там все больше кабинет ее рассматривал. Нравилось ему в их офисе. И в глубине души копошилась гордость: он ведь это все придумал много лет назад. И даже частично вложился.

Потом они расстались, он поехал домой. И расставались на дружеской ноте. Жанка даже прослезилась, обнимая его.

Больше он ни с кем не разговаривал по телефону. Виделся следующим днем с Мари. Так она и сегодня в добром здравии. Рассердилась на него, конечно, за вранье. А кто бы не рассердился?

Он рванул на себя калитку, шагнул за забор.

– Привет, мужики. – Руки Боголюбов держал на виду, чтобы те с ходу стрелять по живой мишени не начали. – Не меня ждете?

Те сразу напружинились, встали треугольником. Участковый оказался лицом к лицу с Сергеем. Двое других начали медленно обходить Боголюбова с боков. Сейчас начнут ломать руки, пинать, подумал он с тоской. И решил предупредить:

– Сопротивления я оказывать не собираюсь, тихо-мирно сяду в машину и поеду куда пожелаете.

– Тогда садись, – приказал тот, что был слева от него, и сунул руку под левую подмышку, где топорщилась кобура.

– Сажусь, – кивнул Боголюбов и обернулся на Алику.

Она стояла у калитки, съежившись от холода, все же пробрало. И смотрела на него. Было темно в этом месте у забора, но он все равно рассмотрел, что она плачет.

– Не реви, Алика. Все будет хорошо.

– Ага, – кивнула она и шмыгнула носом. Тут же высоко задрала подбородок и громко обратилась ко всем присутствующим: – Хочу обратить ваше внимание, господа, что я жива и здорова! И что гражданин Боголюбов Сергей не совершил по отношению ко мне никаких злодеяний.

– Это ты к чему?! – перепугался Сергей, остановившись у машины, за что тут же получил удар в спину, на голову ему легла растопыренная пятерня и сильно надавила, заставляя согнуться.

– Это я к тому, что, если со мной что-то случится, ты ни при чем, – крикнула она с надрывом.

– А что с тобой?..

Он попытался выглянуть из машины, но ему не дали. Тот, что с кобурой, сел рядом и тут же нацепил на него наручники. Участковый сел впереди справа, второй наблюдатель сел за руль.

Уехали они тут же. На Алику даже никто не обернулся. И слова ее ни для кого ничего не значили. Только он вдруг перепугался. Почему она так сказала?! Ей что, угрожали?! Кто?!

Ни черта он не понял, находясь рядом с ней. Ни черта ни в чем не разобрался! Все, на что хватило ума, это переспать с Мари и заподозрить Алику черт знает в чем. Может, стоило воспользоваться ее предложением и свалить куда-нибудь с фальшивым паспортом? Отсидеться, пока менты не разберутся. А потом…

Судя по довольной роже, представшей перед ним через полчаса в отделе полиции, никто ни в чем разбираться вообще не собирался. Все уже было решено!

– Потому что ты убийца, Боголюбов! Или как там тебя окрестили в зоне? Удав? Классное погоняло, скажу тебе. Удав… Удавка… Ты, оказывается, спецом стал по удушению… Класс!

Воскобойников светился от удовольствия. Успех вдохновлял его на красноречие. Даже его внешность от удачно проведенного захвата – как он доложил наверх – претерпела изменения. Олег Иванович светился! Глаза горели, румянец на одутловатых щеках, волосы взъерошены, и это, как ни странно, его не портило, а как раз наоборот. И джемпер, явно новый, немного ему шел.

Боголюбов его ненавидел. Не за то, что тот его посадил несколько лет назад, нет. Ненавидел за карьерную корысть, за равнодушие к людям. Ненавидел за то, что просто подозревал в нем нехорошего человека.

И теперь, сидя перед ним со скованными наручниками руками, он молчал и очень старался выглядеть равнодушным и спокойным.

– Итак, перейдем к делу, гражданин Боголюбов, – как-то быстро растеряв веселость, грозно провозгласил Воскобойников. – Где вы были позавчера вечером?

– Вас какое время интересует, начальник? – Он с зоновской залихватостью произнес это «начальник», откинулся на спинку стула, широко расставил ноги. – У меня было много дел позавчерашним вечером. Так что…

Воскобойников позеленел от злости.

Честно? Он не ожидал такого спокойствия со стороны только что освободившегося по УДО. Он ждал судорожного дыхания, маетного взгляда, трясущихся рук. А этот сел перед ним, развалившись. И только что не улыбается. Сволота!!! Убил человека, может, даже ни за что, и теперь улыбается!!! Ну ничего, он его быстро обратно спровадит. И заставит тот срок досидеть, и нового добавит. Посмотрит тогда, как он улыбаться станет. Только вот…

Только вот рожа почему у него не расцарапана? И руки, насколько он видит, тоже не носят следов женских ногтей.

– Где ты был в восьмом часу вечера? – взяв себя в руки и обуздав злость, спросил Воскобойников и уставился мужику в переносицу. Везде читал, что это сильно помогает сбить с толку.

– Позавчера? – поднял вопросительно брови Боголюбов.

– Позавчера, – кивнул, скрипнув зубами, Олег Иванович.

Сволота решила взять его измором? Хрен выйдет! Он запасется терпением или станет думать о Валюшке. О ее теплом, шикарном теле, об удобствах, которые она привнесла в его жизнь. Это успокаивает. К тому же ужин на сегодня обещан ею потрясающий. Утка, запеченная с клюквой и сухариками. Он никогда не пробовал, но почему-то думал, что это восхитительно.

– Позавчера вечером я находился в доме Алики Верещагиной. Потом мне позвонила Жанна Стрельникова…

– Кто это? – принялся он терзать черными глазищами боголюбовскую переносицу.

– Это жена моего друга и компаньон в одном лице.

– Чей компаньон? Друга?

– Почему друга? Мой компаньон! У меня, конечно, не половина доли, но кое-что в их бизнесе имеется.

Он должен был об этом упомянуть, хотя и понимал, что ему это не зачтется, а как раз наоборот. Мотив налицо! Явился после освобождения требовать свои деньги. Жанна отказала и…

И он ее убил за это. Глупость, конечно, но ментам попробуй докажи. У них своя жизненная философия. Свой процессуальный порядок.

Сказать он был обязан, они все равно узнают. А узнав, прицепятся, почему не сказал.

– Ага! У вас, стало быть, общий бизнес?! – удивился Воскобойников.

И тут же вспомнил обильно потеющего мужа погибшей. Пот лил с того просто ручьем. Он без конца менял носовые платки, трясся, как судорожный, и плохо соображал, что говорить. С ним разговора у Олега не получилось. Он решил отложить на несколько дней. Но за одно был новоиспеченному вдовцу благодарен: тот назвал ему подозреваемого. Четко, без запинки.

– У вас, стало быть, общий бизнес, – произнес он вторично и неожиданно задумался.

А ведь у этой семейки куда больше было причин избавиться от Боголюбова, нежели у него. Он им мешал, он мог потребовать не выплачиваемые столько лет дивиденды. Может, муженек-то соврал, заявив, что видел, как его жена разговаривала у окна с Боголюбовым?

– Ну, общим его назвать сложно, – Сергей покачал головой. – Я только деньги вложил, причем не очень много. Идея была моя. Бизнес-план был мною составлен. И все на этом! Я сел. Раскручивались они одни. Поэтому я как бы и не претендовал. И когда Жанна позвонила, чтобы переговорить, я сильно удивился.

– Как благородно! – скривил вялые губы Воскобойников.