Кошки-мышки - Анна Калинкина

И она тихонько побрела в сторону Октябрьской, укачивая засыпающего ребенка. Она решила, что раз уж мальчик остался в живых, его надо как-то называть. Немного подумав, остановилась на Павлике — в честь мертвого отца.

Вокруг было тихо, даже как-то уж слишком тихо. Кошка брела, пошатываясь от усталости и спотыкаясь о шпалы. В ушах шумело. Странный это был шум, в нем как будто слышался чей-то голос. Ей даже почудилось, что она разбирает слова, произносимые жутким свистящим шепотом:

Мертвым легче под землею,Лишь живому нет покоя.Ну, куда же ты, трусишка?Поиграем в кошки-мышки?

Она знала, что ей будет плохо, но не думала, что так скоро. Когда отбираешь чужую жизнь, нужно быть готовой к тому, что мертвый вернется за тобой, чтобы отомстить. Но крохотный теплый комочек у нее на руках странным образом придавал сил. Появилось даже чувство защищенности, словно беспомощным ребенком можно было заслониться от ужаса, не имеющего названия.

«Я должна спасти маленького», — упрямо сказала сама себе Кошка, и ей стало легче. У нее была четкая и ясная цель, перед которой меркли призрачные страхи. И Кошка для пущей бодрости замурлыкала себе под нос Лехину песню — о том, как в лесу полыхает пожар, а где-то прячется зверь. Сердце у нее сжималось. Разве она думала, что все так обернется? Теперь Лехи больше нет, и Седого, и Рохли, и Яны — да и Сергея, наверное, тоже — и все из-за нее. А зверь, на которого объявлена охота, которого надо найти и убить, — это она сама…

Глава 5

НОВЫЕ ЗАБОТЫ

С ребенком надо было что-то придумать. Ближе к станции он начал пищать все громче, а потом и вовсе раскричался. Наверное, голодный был. И чем его кормить, было непонятно.

Кошка боялась расспросов часовых, потому на подходе к Октябрьской кое-как укачала младенца, замотала чуть ли не с головой в рубашку и сунула в рюкзак. Думала, что ее заставят показать, что внутри, но обошлось. Оказавшись на станции, она поспешно вынула ребенка, боясь, что Павлик задохнется. И он опять заскулил.

Кошка осторожно развернула окровавленную рубаху Яны, в которую она замотала малыша. Надо бы осмотреть ребенка, вдруг у него какие-то отклонения? Хотя это мало что изменит. Раз уж она его там, в туннеле, не бросила, то теперь не оставит, даже если он не совсем нормальный. Впрочем, в детях Кошка мало что понимала, но, на ее взгляд, с малышом все было в порядке, хотя он показался ей очень тощим. Лицо у него было сморщенным и красным — наверное, от натуги. Он бессмысленно махал крохотными руками и ногами, издавая однообразные монотонные ноющие звуки. И уже успел обмочиться.

Кошка с тоской озиралась по сторонам. Сейчас он завопит во весь голос, а она даже не знает, что в таких случаях делать. Может, дать ему какой-нибудь еды? А вдруг он, наоборот, от этого умрет — он же совсем маленький, грудной. Интересно, чем кормят детей матери, у которых молоко пропало?

«Надо найти ему кормилицу, — решила она. — И искать ее лучше здесь, на радиальной станции, где не будут подробно допытываться, вписан ли ребенок в ее документы и откуда вообще он взялся. Если заплатить как следует, лишних вопросов задавать не станут».

Кошка вспомнила, что когда они проходили здесь в прошлый раз, ей, вроде, попалась на глаза молодая женщина с ребенком на руках. Но сейчас ее не было видно. Кошка вновь завернула младенца в рубаху и стала обходить станцию, разглядывая ее обитателей. Те отвечали ей настороженными взглядами. «Ничего не выйдет, — тоскливо подумала она. — Ребенок так и умрет от голода у меня на руках — людей здесь полно, но им это безразлично. А он уже даже не плачет, а то ли икает, то ли сипит. Как, оказывается, быстро можно убить и как трудно бывает сохранить жизнь…»

Кошка оглядывалась в поисках хоть кого-нибудь, с кем можно поделиться своей бедой. Одна пожилая женщина, сидевшая у колонны, показалась ей подходящей. Она ковыряла иголкой какое-то тряпье, мурлыча себе под нос и время от времени окидывая окружающих внимательным взглядом. Ее седые волосы были собраны в косицу, а морщинистое лицо вовсе не казалось злым, наоборот, внушало доверие. Кошка подошла и осторожно опустилась рядом, укачивая младенца. Старуха, кутаясь в заплатанное черное пальто, искоса поглядывала на нее. Младенец хныкал.

— Бойкий малыш у тебя, — сказала, наконец, старуха.

— Он просто голодный. Прямо не знаю, что делать, — сокрушенно сказала Кошка. — Перенервничала, и молоко у меня пропало. Как быть, не знаю. Кажется мне — людям тут ни до чего дела нет.

Старуха пристально посмотрела на нее — так, что Кошке стало не по себе, но заговорила неожиданно мягко, даже как-то слишком по-доброму. Наверное, почуяла поживу.

— Люди как люди — они везде одинаковы. Хоть и не святые они, но всех считать злыми тоже не стоит. Может, они готовы помочь, просто ты не умеешь попросить. Тут одна родила недавно — молоко-то у нее есть пока, а вот у самой еды не всегда хватает. А ей сейчас за двоих есть надо. Если поможешь ей, то и она тебя выручит.

— За этим дело не станет, — Кошка достала несколько патронов и вложила в руку старухе. Та отказываться не стала, взяла без церемоний и спросила:

— А поесть у тебя ничего нет? Лучше к ней идти не с пустыми руками.

Тут Кошка и сама почувствовала, что проголодалась, но в ответ на вопрос покачала головой. Ей хотелось сперва убедиться, что старуха не обманет.

Кошка последовала за старухой. Та привела ее к средних размеров палатке, потрепанной и рваной. Когда она откинула полог, в нос Кошке шибануло запахом кислятины и мочи.

— Регина, спишь? — прошептала старуха, засунув голову внутрь.

— Т-с-с, только уложила спиногрыза! Чего надо? — отозвался неприветливый голос.

— Тут у женщины одной есть дело к тебе. Ей уйти надо, а ребенка не с кем оставить. Она хорошо заплатит.

Из палатки моментально выглянула миниатюрная женщина. Светлые кудрявые волосы ее слиплись от пота, вдоль крыльев носа пролегали глубокие складки. Осунувшееся, землистого цвета лицо когда-то, видимо, было привлекательным, но теперь выглядело до крайности изможденным. Она куталась в короткий драный грязный халат — присмотревшись, можно было предположить, что изначально он был розовым. Женщина оглядела Кошку и младенца у нее на руках, ненатурально заулыбалась.

— А сколько дашь? — быстро спросила она.

— Не бойся, тебе хватит, — сказала Кошка, многозначительно тряхнув рюкзаком.

— Я согласна, — торопливо произнесла Регина, оценив, видимо, добротное снаряжение Кошки и сообразив, что скупиться та не будет. — Только ты бы для начала купила пожрать чего-нибудь, а то я от голода прям помираю. Ну, и бражки нам по кружечке, мы бы все между собой и перетерли.

— А тебе разве можно брагу, если ты грудью кормишь? — усомнилась Кошка.

— Чуть-чуть можно, — захихикала та. — Наоборот, полезно, чтоб молоко не пропало.

Кошка, не решившись пока оставить ей Павлика, с младенцем на руках отправилась к лоткам, где торговали едой, и купила несколько порций шашлыка и бутылку мутноватой браги — для старухи и для Регины. Себе взяла грибного чая. Тащить еду помогла старуха, увязавшаяся за ней.

Регина уже сидела на пороге, ожидая их возвращения.

— Давайте прямо тут посидим, что ли? — сказала она. — Только не орите, чтоб моего не разбудить.

— А можно я посмотрю на него? — спросила Кошка.

Регина заколебалась, но потом все же отдернула полог палатки и прошептала:

— Только не разбуди.

Кошка сунула голову внутрь и едва не задохнулась от запаха. В полутьме она еле разглядела крохотного спеленутого ребенка, спавшего на каком-то тряпье. Если Павлик был почти лысый, то у этого голову покрывали светлые волосики. Выражение его крошечного лица даже во сне показалось Кошке недовольным. Она повернулась к Регине и сказала:

— Ты бы хоть тряпки эти меняла иногда.

— Ноги у меня болят, — захныкала та, — никак после родов оправиться не могу. Да и сил никаких нет, а есть нечего, вот и…

Она успела уже выпить почти всю брагу и жадно впилась зубами в мясо.

— Долго тебя не будет-то? — спросила она Кошку, с набитым ртом.

— Ну, может, несколько дней, — неопределенно ответила та. — Или неделю. Да ты не бойся, я заплачу вперед. Тебе сколько нужно?

Видно было, что Регина мучительно сомневается — как бы не прогадать. Слишком много запросить — так незнакомка и отказаться может. С другой стороны, ей явно хотелось как следует использовать неожиданно подвернувшуюся возможность.

— Тридцать в день, — наконец, произнесла она, — и давай сразу дней на десять вперед.

— Куда тебе столько?! — возмутилась Кошка.

— Так мне ж еще придется нянчиться с ним. Пеленки ему менять.

— Ты своему-то не меняешь, — буркнула Кошка недовольно. — С чего я тебе должна верить, что о чужом позаботишься?