Мгла над Гретли - Джон Пристли

— Я удивлена. Впрочем, он разбирается в живописи. Но тогда, вечером, он солгал, утверждая, будто проводил часы, любуясь моей коллекцией. Он и видел то её один только раз. Конечно, он всё время лжёт. И очень себе на уме. Вспомните, что он болтал о войне в тот вечер? Это явно говорилось с какой-то целью.

— Да, мне тоже так показалось, — уклончиво произнёс я. — Он всегда хитрит со мной. Наверное, ловит. Догадывается, что я гляжу на мир по-другому, чем всякие близорукие болваны.

Она задумчиво глядела на меня, а я вдруг увидел в её руке незажженную сигарету. Однако когда я стал искать спички, миссис Джесмонд жестом остановила меня.

— Благодарю, не трудитесь. У меня появилась прелестная новая зажигалка, мне хочется попробовать её!

Она извлекла из сумочки маленькую зажигалку, красную с чёрным, в точности такую, какая лежала у меня в кармане. Такой нигде не купишь. Значит, это или наша женщина, или у неё зажигалка Олни. Мне нужно было быстро решать. “Если миссис Джесмонд не наша, но знает назначение наших зажигалок, — раздумывал я, — то по моей она узнает, кто я, и тогда всё сделанное до сих пор пойдёт насмарку”. Я здорово рисковал и потому решил пойти на компромисс.

— У меня есть зажигалка, похожая на вашу, — подарок старого друга.

Она не обратила внимания на эту условною фразу, и стало очевидным, что она не связана ни с контрразведкой, ни с Особым отделом, ни с военной разведкой. Предстояло узнать теперь, каким путём к ней попала зажигалка Олни.

— Мой друг, — продолжал я (она спокойно глядела, на меня), — мой друг сам делает их. Купить их можно довольно редко. Держу пари, что и вы не покупали свою.

— Верно, — улыбнулась она. — Мне подарили её вчера вечером.

— Кто же подарил?

Ей не показался мой вопрос неуместным. Напротив, она была довольна.

— Дерек Мюр. Вы ведь знакомы с ним? Вон тот высокий командир эскадрильи, танцующий с толстушкой в зелёном платье.

Я поглядел внимательно — это был один из постоянных её ухажёров. Пожалуй, она говорит правду. Я был уверен, что это зажигалка Олни. Как она оказалась у лётчика?.. Пока я думал об этом, подошедшая официантка спросила, не я ли мистер Ниланд, и сунула мне записку. Миссис Джесмонд, конечно, заметила это, и губы её сложились в презрительную улыбку, какой большинство женщин реагирует на интригу, в которой замешана другая женщина. Но, возможно, я ошибался. Возможно, улыбка значила, что я болван, и больше ничего.

На клочке было написано: “Комната 37. Как можно скорее. Ш.К.” Я повернулся к миссис Джесмонд и довольно неубедительно объяснил, почему мне необходимо её покинуть.

— Конечно, идите. Но не попадите в какую-нибудь беду.

— В беду? С какой стати? — удивился я и встал.

— Не знаю…

Наверху я не встретил ни души. Было тихо. Коридоры освещались слабо, и я несколько минут потратил на поиски 37-го номера. Он оказался в самом конце коридора. Впечатление было такое, будто десятки миль пролегли между этим полутёмным, уединённым уголком и всем остальным миром. Я постучал и вошёл. Шилы здесь не было. В комнате, очевидно, никто не жил, но она была ярко освещена. Ярко-розовое стёганое пуховое одеяло покрывало кровать, и вокруг всё было розовое, так что комната походила на дамскую, причём весьма скверного вкуса.

С одной стороны электрокамина стоял диванчик, с другой — кресло-качалка. Конечно, здесь можно было посидеть и поговорить, но интимно розовеющие шелка комнаты довольно прозрачно намекали на совсем иное её предназначение.

Я сразу почувствовал это и стоял на пороге в недоумении, спрашивая себя, не ошибся ли один из нас номером — я или Шила?

Минуту спустя стремительно влетела Шила, и дверь за нею с треском захлопнулась. Окинув взглядом комнату, она зло набросилась на меня:

— Боже мой! Вы в своём уме? Привести меня в такое место!

Тут же тихо щёлкнул замок: нас заперли. Шила кинулась к двери.

— Минуточку, — остановил я её спокойно, когда она вновь открыла рот, чтобы закричать на меня. — Не спешите устраивать сцену. Поглядите на это! — Я показал записку.

— И мне передали такую же от вас! — удивилась она. — Где же она? Ах, да я же её порвала… Но вам бы следовало знать, что это совсем не мой почерк.

Я не стал выяснять, почему, собственно, она считает, что я должен знать её почерк. Прежде всею её нужно было успокоить. Возможно, тот, кто всё это подстроил, как раз и рассчитывает, что Шила будет скандалить, шуметь, ломиться в дверь, и тогда все узнают, что мы были вдвоём в этой спальне.

— Послушайте, Шила, — начал я, — кто-то послал нам эти фальшивые записки и запер здесь. Не знаю, для чего. Просто глупая шутка или нечто худшее. Но лучше отнестись ко всему хладнокровно. Мы хотели поговорить — так давайте поговорим…

Мои слова подействовали на неё. Она села на диван и вдруг захохотала, наблюдая, как я располагаюсь в качалке.

Совершенно неожиданно она сказала:

— Поцелуйте меня.

Я оторопел.

— Господи, минуту назад вы готовы были закатить истерику и вот…

— А сейчас всё по-другому, — нетерпеливо перебила она. — Я знаю, что сейчас вы будете серьёзно говорить со мной и, наверное, не пощадите, но вы всё-таки мне нравитесь.

Я поцеловал её “ласково и просто по-дружески”, как она просила, но на всякий случай сразу же вернулся к своему креслу. И даже закурил трубку.

— Итак, Шила, — сказал я, — хочу вас сразу предупредить: всё сказанное здесь должно остаться в тайне. А кроме того, вы должны понять, что личная ваша жизнь меня нисколько не интересует и я бы не стал касаться её только из своего удовольствия.

— Я вам нравлюсь, но вы меня осуждаете, так?

—Да, приблизительно так, — ответил я, невольно улыбаясь. — Когда я впервые увидел вас в баре “Ягнёнок и шест”, то сразу подумал, что где-то уже встречался с вами. Наконец, вспомнил, где именно, но на всякий случай проверил, очень осторожно, — вы можете не волноваться. Теперь мне известно почти всё.

— Наверное, на “Герцогине Корнуэльской”, пароходе Тихоокеанской линии? — спросила Шила и внезапно присмирела.

— Да. Помнится, один парень, безумно влюблённый в вас, подружился со мной на этом пароходе. Вы работали в парикмахерской маникюршей. Вас тогда звали Шила Виггит. Потом вы сблизились с каким-то пассажиром, был скандал, и вас уволили с работы.

— И не впервые, поверьте, — сказала она жалобно и в то же время с каким-то вызовом. — Другим всё прощали, а мне стоило споткнуться — и пожалуйста… Такая уж подлая судьба! Верьте или не верьте, но часто я оказывалась без работы именно потому, что не соглашалась говорить “да”. Мне почему-то всегда везло на такие места. Впервые это случилось, когда я в шестнадцать лет поступила в кондитерскую. Хозяин считал девушек такой же собственностью своего заведения, как и всё остальное. Как ваше имя? Хамфри? Так вот, Хамфри, не подумайте, будто я пытаюсь оправдаться… Поверьте: с самою начала мне не везло в жизни. Отец нас бросил, когда я была совсем маленькой. Сестёр и братьев у меня не было, а мать была доброй, милой женщиной, но только ужасной дурой.

— Бросьте, Шила, вы не на суде. А что за история с вдовством в Индии?

— Я устала быть такой, как есть, мне захотелось превратиться в другую женщину — милую, чистую и печальную — и, конечно, из высшего общества. Я сшила себе красивые траурные платья, а на последние десять фунтов сняла гостиничный номер в Солчестере, где проживало много офицеров. Нескольким женщинам я поведала свою печальную историю о том, как сразу после свадьбы уехала с мужем в Индию и там он внезапно умер. В то время я уже сама почти поверила в правдивость этой истории и не могла удержаться от слёз, рассказывая о своём несчастье. Через две недели я стала невестой Лионэла, который верил каждому моему слову. К тому времени деньги мои все вышли, и мне пришлось придумать умирающую старую тётку и уехать в Шотландию. Там я два месяца работала официанткой, а потом написала Лионэлу, что тётушка скончалась, ничего мне не оставив в наследство. Но Лионэл всё же женился на мне. В дальнейшем мне лишь оставалось заботиться о том, чтобы кто-либо знающий моё прошлое не уличил меня в обмане. Вы не представляете, сколько приходится лгать и придумывать, если выдаёшь себя за совсем другого человека… Частенько мне хотелось бросить им всем и лицо, что я никогда не училась в Париже, не была при дворе, не жила в Индии, что я просто незаконнорождённая девчонка с окраины, что я была судомойкой, чистила прилавки, подавала фермерским батракам пиво.

— Что же плохого в том, что вы подавали батракам пиво?

— Ничего, но пусть лучше это делают другие, — ответила Шила. — Вы себе представить не можете, Хамфри, среди каких дурацких снобов я живу. Женщины, с которыми приходится встречаться, когда я хожу с Лионэлом в гости, это что-то немыслимое! Но я вынуждена быть на высоте. А сколько раз я бывала на волосок от разоблачения!