Побеги любви - Стюарт Мэри

– Какой развратник? – почти спросила она и только потом поняла, что речь шла о другом тюремщике.

– Нет, он не тронул меня. Но ведь был приказ вашего лорда, чтобы никто не касался меня, не общался со мной. Вам не сказали, что вы не должны со мной разговаривать?

– Нет, никто не говорил мне этого, да я бы не обратил внимания, если бы и сказали. Я поступаю, как считаю нужным, и всегда буду так поступать, хотя и имею отметины на своей спине, которые хотели бы убедить меня в обратном…

В этом признании Ровена ясно различила гнев.

– Кто избил вас?

– Нет. – Он покачал головой. – Это не то, что вы думаете. Давний случай, и я сам тому причиной. А теперь давайте-ка посмотрим, что я смогу для вас найти в такой поздний час. Кухня уже закрыта на замок, но, сдается мне, есть какие-то фрукты наверху.

Он принес ей четыре сочных свежих яблока, которые быстро утолили голод. Но это было еще не все. Он притащил деревянную раму и мягкий матрас, приволок старый, протертый коврик, который закрыл почти весь пол. В следующий заход он принес ящик свечей, чтобы у нее был запас на всякий случай. Появились также ночной горшок, кувшин с водой для умывания и холодная свежая вода для питья.

Джон Гиффорд стал для нее лучом света в царстве тьмы. Он превратил ее тюремную камеру в комнатку, которая, хотя и не была красивой, но по крайней мере достаточно удобной.

Он приносил ей два раза в день обильную еду из тех блюд, которые подавались к столу лорда. Он заботился о том, чтобы у нее всегда имелась свежая вода для питья и вода для умывания.

Он принес ей иголку с ниткой, чтобы ей было чем занять свои руки. И он приходил сам, чтобы занять ее мысли. Он каждый день проводил с ней большую часть времени, сплетничая о том и о сем, а в основном ни о чем. Он просто любил поболтать, а ей нравилось слушать его.

Она чувствовала, что за присутствие здесь Джона Гиффорда ей надо быть благодарной сэру Роберту. Он, должно быть, знал, что представляет из себя другой тюремщик, и знал также, что Джон – человек с мягким и отзывчивым сердцем. Роберт, очевидно, проникся жалостью к ней, хотя, конечно, Уоррик де Чевил не поблагодарит его за это. Однако она обязательно выскажет ему свою благодарность, если представится возможность.

Дни бежали, и прошла неделя, потом вторая, потом третья. В тот момент, когда Ровена осознала, что пришли уже дни ее месячных и ничего не происходит, она села и истерически захохотала. План Гилберта удался на славу. Семя этого проклятого грубияна прижилось. Но Киркбурга уже нет. С дороги, когда они останавливались, были видны черные клубы дыма над крепостью и охваченные пламенем деревянные здания. Там не осталось ничего, что стоило бы обеспечивать за собой с помощью ребенка, который появится на свет через восемь месяцев.

Потом ее безумный смех сменился слезами и чувством жалости к себе. Что она сделала такого, чем заслужила такую судьбу? Что будет, когда Уоррик де Чевил вернется в Фулкхест?

Джон Гиффорд, без сомнения, будет у нее отнят, и, следовательно, исчезнет и весь комфорт, которым он здесь ее окружил. Вернется другой тюремщик или какой-либо похожий на него. И примет ли де Чевил во внимание тот факт, что она ждет ребенка? Нет, – он ведь хочет, чтобы она умерла. Ей нет смысла обращаться к нему с просьбами по поводу ребенка. Ему не нужен Киркбург. Он разрушил его, следовательно, ему будет все равно, даже если она скажет, что ребенок является наследником Лионса. Но ребенок так же и ее, а ему вряд ли понравится, если она оставит наследника.

Она может не беспокоиться о том, тяжело ли рожать в тюрьме. Ей все равно не дадут прожить так долго, тем более когда Фулкхест вернется. Интересно, долго ли его не будет, не с Гилбертом ли он воюет, ведь у Гилберта осталось в распоряжении войско Лионса? Если бы она смогла родить ребенка прежде, чем вернется Фулкхест, то уговорила бы Джона Шиффорда найти дом для малыша.

Ровена не помнила, с какого момента мысли о ребенке стали занимать ее все больше. Даже если он был зачат с дурной целью, сейчас это не имело значения.

Ее малыш. И не важно, что его отец ненавидел ее. Его отец…

Она слишком много думает обо всем в темнице, и слишком часто ее воспоминания возвращаются к тому человеку. Ей не нравилось это, но происходило помимо ее воли. Достаточно было просто закрыть глаза, и она сразу могла представить себе его, лежащего перед ней.

Она не обманывала его, когда сказала, что счастлива с ним. Ей не доставило удовольствия само действие, но, когда первая боль прошла, ей не стало неприятно трогать его, гладить его. Он совсем не был отталкивающим на вид, за исключением серебристых глаз, которые ее ненавидели. Но до того, как она с ним в первый раз заговорила, эти глаза казались любящими и делали его очень красивым.

Она не услышала приближающихся шагов Джона, пока дверь с привычным скрежетом не отворилась. Он не был улыбающимся, как обычно, и выглядел чем-то расстроенным. И затем…

– Вы беременны, леди Ровена?

Она взглянула на него, потрясенная. Ровена не была бледной, ее не тошнило, как некоторых женщин, у нее ни намека на живот.

– Как вы догадались?

– Так это правда?

– Ну да, но как…

– Я не думал об этом, но мой лорд спросил, было ли у вас уже время, ну, женское время – и я сообразил, что вы не просили меня принести… э-э… дополнительные вещи. Почему же вы мне не сказали?

– Я только что поняла это сама. Но почему ваш лорд спрашивал вас? Когда?

– Только что.

Ровена побледнела.

– Он вернулся?

– Да, я должен провести вас к нему.

15

Что она помнит про Фулкхеста? Высокого роста, жесткие складки у рта и лед в голосе, когда он приказал отвезти ее в темницу.

Ровена едва обращала внимание на что-либо, пока они шли через помещение главной усадьбы. Было около двенадцати часов дня и народу навстречу попадалось немного, в основном слуги, спешащие по делам, немного солдат, несколько рыцарей.

Ее отвели в покои лорда – большую комнату за главным залом.

Там было светло, солнечный поток лился через два окна. Широкая кровать на четырех ножках украшена красивым пологом. Она стояла вплотную к стене, которая отделяла покои от зала.

Там можно было много еще чего рассматривать, но взгляд Ровены остановился посреди кровати на чем-то, что выглядело, как сложенные горкой цепи, поэтому она не обратила внимания на человека, который стоял с другой стороны кровати, пока он не подошел к ней.

Он действительно был огромного роста, в черной красивой тунике. В следующий момент она обратила внимание на темно-русые, почти каштановые волосы, если бы не их золотистый отлив, и затем взглянула в глаза, серебристые и очень напряженные.