Знаем ли мы свои любимые сказки? Тайны и секреты сказочных произведений. О том, как сказки приходят к людям из прошлого и настоящего - Елена Коровина

Морбакка всегда была живой. Однажды, когда Сельме не было и трех лет и она еще могла ходить, у дороги рядом с усадьбой опустилась стая диких гусей. А когда они отправились на юг, выяснилось, что один домашний гусак улетел с ними. Это был белый гусак, любимец Сельмы. Как она переживала: что его съедят волки, что он упадет в пути, что не найдет дорогу домой!

– Не убивайся! – сказала ей тогда бабушка. – Свет наших окошек будет освещать ему путь. Морбакка вернет свою пропажу.

И правда, осенью гусь вернулся. И не один, а с гусыней и девятью гусятами. Свет Морбакки привел его назад.

Так что же – все забыть, как требует фру Скольбер?! Выкинуть из головы «фантазии»? И никто не узнает ни одной из историй Морбакки?

Сельма упрямо тряхнула головой и отослала 5 глав своей «Саги» в газету «Идун». Благо та как раз объявила конкурс на лучшее современное произведение. Это было в августе 1890 года. И случилось чудо! Никому не известная тридцатидвухлетняя учительница из провинции выиграла этот конкурс. Жюри отметило необычайную художественность произведения и богатую творческую фантазию.

Особо понравился образ… доврской ведьмы – маленькой сгорбленной старушенции в юбке из пыльных шкур. Она бродит по дорогам, будто прося милостыню, а сама насылает на поля град и молнию, на людей – болезни, на скот – мор. При этом никто не обратил внимания на чистосердечное признание Сельмы: «Я, которая пишу эти строки, видела ее своими глазами!»

Критики в газете только изумились: какие, мол, яркие образы у этой начинающей писательницы. А фру Скольбер, прочтя главы, получившие высшее газетное одобрение, подняла очи к потолку и восторженно воскликнула: «Я же говорила, что у вас необычайная фантазия!»

• Большинство книг Лагерлёф основаны на народных легендах и преданиях, которые она слышала в детстве: «Невидимые узы» (1894), «Королевы из Кунгахэллы» (1899), «Предание о старом поместье» (1899), «Деньги господина Аарне» (1904), трилогия о семье Лёвеншёльд (1925 – 1928) и др.

• Писала она и «серьезные» – исторические романы: «Чудеса антихриста» (1897) и «Иерусалим» (1902).

• За свое творчество она получила «стипендию поддержки» от короля Швеции Оскара Второго и финансовую помощь Шведской академии.

• Книги Лагерлёф переведены на все основные языки мира.

«И все равно, – писала Сельма в «Дневниках», – приходится доказывать, что ты, как литератор, не зря коптишь небо». Хорошо еще, у нее была фрекен Уландер – не только подруга-секретарь, но и незаменимый мастер дипломатии.

Есть же люди, которые могут объяснить и уладить все! Сама Сельма явно не из их числа. Она вечно смущается, робеет – это в ее-то годы! А вот фрекен Уландер достаточно написать «ввиду того, что…», «опираясь на предыдущий опыт…», «согласно нашим договоренностям…», как ее понимают все заказчики и издатели. Наверное, это какой-то другой язык. Сельма совершенно не может на нем изъясняться. Зато фрекен Уландер владеет им в совершенстве. Ну как еще объяснить, что благодаря всего лишь нескольким письмам ей удалось уломать Общество учителей на необыкновенный замысел волшебного учебника географии?..

Сельма набросилась на свое «волшебное путешествие», как голодный на обед. В канву вполне научных описаний шведских городов и провинций она вплела множество сказок-легенд, услышанных в детстве, рассказала о своей волшебной встрече с Нильсом и, конечно, о любимой Морбакке. Первый том «Удивительных путешествий Нильса Хольгерссона по Швеции с дикими гусями» вышел 24 ноября 1906 года. Через пару дней Сельма, доковыляв до стола, протянула руку к подносу со свежими газетами – она ожидала рецензий. Обычно к завтраку фрекен Уландер приносила стокгольмские газеты, но сегодня на подносе лежала всего одна. Там на первой странице красовался весьма хвалебный отзыв о новом учебнике. «Остальные я пока не купила», – виновато пожала плечами верная подруга.

Как только она ушла по делам, Сельма проскользнула в ее комнату. На кресле валялся ворох газет. Сельма начала лихорадочно листать. Так и есть – рецензии напечатаны везде! Но какие?! Одни критики и педагоги недоумевали: «Когда же кончится этот затянувшийся полет нудных птичек и начнутся наконец правильные сведения, цифры и факты?» Другие просто уничижительно назвали сочинение «полетами хромой Сельмы». Кто-то договорился до того, что вообще все книги писательницы счел «неудавшимися попурри из фантастических мечтаний старой девы».

М.Г. Фрай. Иллюстрация к «Путешествию Нильса…»

Сельма не представляла, как отвечать на эти злобные нападки. Ответили читатели – сами дети. Уже через месяц после выхода учебника они затеяли игру в «гусенавта» (именно так они прозвали Нильса, путешествующего на гусе): разметили маршрут и начали путешествие. Дети даже стали называть дни по датам полетов. «Это случилось, когда Нильс, играя на волшебной дудочке, увел крыс из старого замка», – говорили они. И все понимали, что речь идет о 28 марта.

А когда через год после выхода второго тома «Путешествий Нильса» – 20 ноября 1908 года – Сельма Лагерлёф справляла пятидесятилетие, ее завалили горами цветов со всей страны. В газете даже появились шутливые строки:

Куда девались все цветы?Кто разорил оранжереи?По всей стране не сыщешь тыНи лилии, ни орхидеи…

Общественность потребовала вручить писательнице самую престижную литературную премию – знаменитую Нобелевскую. Не один раз жюри дотошно рассматривало творчество Сельмы Лагерлёф, но в последний момент солидные мужи откладывали кандидатуру женщины и брались за обсуждение мужских творений, коим и присуждали премию. Некоторые комитетчики так прямо и заявляли:

– Не хватает только присудить Нобелевку даме! Тогда наш мир точно покатится в тартарары!

Но все-таки нашлись и другие мнения. Секретарь Нобелевского комитета Карл Давид Вирсен утверждал: «Произведения Лагерлёф утвердили ее популярность не только в Швеции, но и за рубежом, а значит, прославили нашу страну!» Прогрессивные учителя и преподаватели писали в комитет, называя «Путешествие Нильса» «революцией в нашей педагогике». Простые же читатели писали в газеты, что «нельзя найти писателя, который больше заслуживал бы Нобелевскую премию, нежели фрекен Лагерлёф».

М.Г. Фрай. Иллюстрация к «Путешествию Нильса…»

И вот 10 декабря 1909 года Нобелевский комитет под давлением общественности вынужден был присудить Сельме Оттилии Лувисе Лагерлёф свою премию «в знак признания возвышенного идеализма, яркого воображения и духовного восприятия, характеризующих ее труды». Газеты превозносили новоявленную лауреатку. Дети и родители вышли в центр Стокгольма встречать «маму Нильса». Король Швеции Густав Пятый собственноручно вручил ей диплом, золотую медаль и денежный чек. Вот так впервые в мире лауреатом Нобелевской премии стала женщина.

На торжественном обеде в честь лауреатов Сельма сумела отличиться – сказала речь. Но какую! Чистосердечно рассказала, что, пока ехала на получение премии, к ней в вагон поезда зашел… отец. И они проговорили всю дорогу о нелегком писательском труде.

Услышав такое, присутствовавшие на званом обеде остолбенели, ведь все знали: отец фрекен Лагерлёф давно умер. Кто-то быстро покрутил у виска – что возьмешь с экзальтированной дамы? Кто-то подумал – раз дали бабе премию, приходится выслушивать и бабьи сказки. Кто-то даже умилился – какая трогательная женская фантазия! Но никто не понял, что Сельма рассказала правду. Она действительно говорила с отцом. Ведь наши родные всегда помогают нам, в каком бы мире они ни были!

Первое, что сделала Сельма на деньги Нобелевской премии, – выкупила родную Морбакку. Недаром же в тот вечер, когда она встретила заколдованного Нильса в усадьбе, стая голубей вылетела ей навстречу. Видно, они не просто хотели ободрить ее, но и заверить в том, что придет время – и она снова станет хозяйкой в Морбакке. Голуби ведь слетаются только на хозяйский зов.

Да и усадьба, как оказалось, приготовила ей сюрприз. Через несколько лет туда забрел мальчик лет четырнадцати. И что самое поразительное – его звали Нильс Хольгерссон! Он не особенно распространялся о своей жизни. Да Сельма и не расспрашивала. Наверное, втайне она верила, что это тот самый проказник, которого домовой все-таки расколдовал.

«Между нашими разными мирами – довольно тонкие двери, – писала она. – Ты открываешь одну, я – другую, а мой Нильс – третью. Впрочем, мне повезло: я открываю эти двери чаще других».

Когда же, повзрослев, этот Нильс уехал, Сельма еще долгое время писала ему. На прощание же она сказала: «Когда уедешь, помни: куда бы тебя ни забросила судьба, здесь, в Морбакке – твой дом!»

Сама же Сельма прожила в своей усадьбе всю оставшуюся жизнь. Она часто болела. Но неизменно справлялась со своими болезнями и снова приступала к работе. И всегда повторяла: «Я жива только потому, что живу в Морбакке. Я знаю – она хранит меня!»