Венец из окровавленных костей (СИ) - Сторибрук Сэд

Даже корона всего Рейна могла позавидовать бы такому превозношению преступников со стороны масс. Вор, сумевший обокрасть дворянина или магистрата и сбежавший с его серебром, становился настоящим героем, достойным песни. И чем больше вор воровал, тем героически он представал в пересказах бедняков. Герой песен должен был обязательно быть пьяницей, прохвостом и рубахой-парнем и при этом неимоверным лжецом, ужасно богобоязненным и при этом неукротимым любителем женщин.

Бандиты мало чем отличались от своих меньших братьев. Не удивительно, все банды состояли из выходцев городских низов. Их песни превозносили дворян, опустившихся, или возвысившихся, до их жизни. Возможно, поэтому Мердок был так любим людьми подобного сословия. Принц, воспитанник замка, спустился вниз с высоких палат, испил столько вина, что другой бы давно помер, изучил настоящий бой, уличный, а не благородный рыцарский поединок с законами чести и прочей чушью. А уж какой из него представлялся разбойник? По всему портовому району моряки воспевали лихие налеты королевского бастарда на иллирийские порта и караваны.

Про это качество знал и сам Мердок, и, конечно же, ненавистный им лорд-канцлер. Именно по этой причине именно он и занял пост незримого принца черни и незримого стража короны. Впрочем, об этом положено было знать лишь немногим лидеров особо крупных группировок, но десятки лет неестественного союза королевского двора и преступных князей не могли сохранить тайну. И в Мердоке, королевский двор видел лишь принца уличных головорезов и воров. И он был этим доволен.

Но сейчас принц впервые осознал, что его должность служит лишь не для того, чтобы днем и ночью выпивать с разными рода ублюдками и проститутками. Он впервые ощутил всю тяжесть управления разрозненными группами в своих руках. Сложнее всего, было контролировать самых близких.

Его ближайший друг, моряк Ангус тяжело перенес смерть парня. Ему пришлось самому принести эту горькую весть его матери, голову, конечно же, он ей не показал, однако слухи до нее дошли довольно быстро. В следующую же ночь он перемолол в кашу черепа двоих, называвших себя крыльями ворона и требующих бесплатной выпивки, угрожая именем своего несуществующего хозяина. На деле то были пара заезжих день назад наемников, решивших воспользоваться всеобщей шумихой в порту. Из-за этого Мердок стал держать друга на расстоянии вытянутой руки, даже по нужде он выходил под присмотром.

— Почему? — Вернувшись из очередного похода до нужника, спросил узник.

— Что почему? — Мердок подготовился к прослушиванию очередного монолога, полного самобичевания.

— Почему он и прикончили его сейчас? Сразу после того, как ты обратился за помощью брату?

Это было что-то новым. Приготовился по-настоящему послушать друга, отложив кубок вина в сторону.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ворон в замке.

— Не делай поспешных выводов.

— Поспешных? — Ангус насупился.

— Да, проклятье, поспешных!

ХОТЯ про себя Мердок что-то подобное уже думал.

— Сначала найдем хоть какой-то след, потом будем делать выводы.

— Есть хоть что-нибудь? Корона дала стражников, канцлеровских шпионов — последних он называл шопотом. — И никаких результатов?!

— Мы найдем их. — В сотый раз повторил Мердок. — Как только что-то будет, шпион с нами свяжется.

— По скоррее бы.

— Тебе надо попать, и поесть. — Мердок подвинул миску только принесенного тушенного мяса. — А то ты перестаешь быть — «здоровяком Ангусом».

— Кусок в горло не лезет. — Моряк воткнул деревянную ложку в миску и принялся крутить. — Они ведь его съели? Голова, это так, останки.

— Понимаю…

— Это же для тебя послание, а не для меня.

— Понимаю, только не могу узреть суть.

— Зато я кажется смог. Ты, мол, доешь за настоящим королем, бастард. — Холодно, глядя перед собой, медленно проговорил Ангус.

Таверна была пуста, вернее, не было никого лишнего, только моряки с корабля Мердока, его личная охранка.

В таверну ввалился пьяный, пестро одетый певец, с гитарой в руках:

— Хозяин! Выпивки! Плачу песней!

— Проваливай! — Здоровяк обернулся к Мердоку, чтобы узнать выгонять ли гостя или нет.

Этот бард был частым посетителем портовой таверны, можно сказать, как и здешние моряки, стал ее неотъемлемой частью. Вот только имени его, наверное, никто и не помнил.

Мердок дал отмашку: пусть останется. Хозяин налил певцу, тот осушил одним глотком, вульгарно рыгнул в зал. Двое из семи постояльцев засмеялись, несколько кинулись в певца едой. Он лениво отмахнулся, казалось, бард сейчас упадет прямо перед столом, лицом в пол.

— Че-е-е-ерные крылья-я-я-я над городом — сме-е-е-ерть — неожиданно завыл он, лениво перебрав, казалось, несколько случайных струн. Полилась нестройная музыка.

— Опять он в ноты непопадает — вздохнул Ангус. — От этого еще больше жрать противно.

— От нее не уйти ни тебе-е-е и не мне-е. — Протянул бард, закидывая голову назад. Всех нас съедят, а в поле высрут кишки. — Неожиданно он упал прямо на стол к Мердоку. Вскочив, он тут же упал на другой стол.

— Извините. Великодушно, пожалуй, я посплю.

Мердок неожиданно для себя обнаружил, что под миской у него лежит кусок пергамента. Он схватил его и указал Ангусу на выход. Пройдя сдесяток шагов он развернул записку: «МЕЧ НОЧНОЙ ПРИ СВЕТЕ ДНЯ ЗАСВЕТИТ ТАМ, ГДЕ БАСТАРД ВОССКРЕС, НО МЕЧ ПРОСРАЛ».

«Ночные мечи в действии» — изумился про себя Мердок и передал записку Ангусу. Тот молча хмыкнул:

— Что это?

— Певец передал.

— Паршивые у него стихи.

— Дурья башка, это люди канцлера.

— Вот эти… — его лицо излучало озадаченность, а потом он буд-то что-то осознал и хлопнул себя по лбу. — А-а-а. И где это?

— Сейчас покажу. Помнишь, как меня чуть рыцарь один чуть не убил, ну с полосатым синим щитом.

— Когда ты был мертвецки пьян? Да, чуть чуть помню.

— У меня же тогда клинок кто-то спер. Так вот туда и идем.

— И откуда они все знают.

— Ну, я же все таки королевский отпрыск как-никак. За мной глаз да глаз!

Мердок взглянул на певца, того мертвецки пьяного относили в постель.

— Это точно? — Ангус всем видом излучал недоверие ко всей ситуации.

— Ну, может, и не он нас будет ждать, но письмо явно от них. — Мердок проводил взглядом тушу менестреля.

— Или от Ворона… — Ангус взялся за еду.

Это злополучное местечко находилось в одном из портовых складов. В то время его арендовал купец Торхельд из Муровингии. Лихой боец и знатный выпивоха, как и большая часть островитян-муровингов. Он мог в одну перепить всю команду Мердока, чем заслужил его безграничное уважение. Сейчас док пустовал, и дверь в него была незаметно приоткрыта. Мердок и Ангус перед входом переглянулись и зашли внутрь. Встреча с самыми лучшими убийцами королевства вызывала не меньшее волнение чем у застенчивого студентика встреча с какой-нибудь красавицей.

Внутри было достаточно светло, на тюке соломы сидел, болтая ногами уже протрезвевший певец. Увидев гостей, он приветственно махнул рукой. Из темного угла вышел черноволосый длинноволосый худощавый парень, на вид он был немногим старше Мердока.

— Милорд. — Он поклонился.

Запах от его лохмотий очень скоро донесся до Мердока.

— Вы я так понимаю люди канцлера?

— Люди короны. — Этот человек хоть и явно по заданию изображал нищего, благородную стать не мог скрыть даже его подобный вид.

— Да, конечно.

— Ваш брат и милорд канцлер приказали докладывать вам без отлаганий, если появится хоть маленькая новость о воронятах.

Мердок присел на валявшуюся кучу соломы и видом показал, что готов выслушать. Брюнет сделал тоже самое:

— Те, кто называют себя крыльями ворона говорят среди бедняков и новых поданных Рейна с востока. — Начал он. — Там сейчас ваши друзья, змеепоклонники, однако они слишком выделяются. Убийц всегда видно с первого взгляда.

«По вам не скажешь» — подумал про себя Мердок.

— …за несколькими мы следили, и даже нашли их логово, одно…там что-то вроде собрания новообращенных.