Самый лучший враг - Дмитрий Емец

Внутри папки обнаружились фотографии, распечатаннные в формате принтерного листа. Все они были сделаны в большой спешке и качество имели неважное, но все же достаточное. На первой было непонятное чудовище, смахивающее на крота-гиганта, склееного нз кусков растрескавшейся скалы. У крота были крошесные глазки и множество мелких зубов похожих на терку. На задней ноге была глубокая, до кости, рана, покрытая чем-то густым, похожим больше на смолу, чем на гной.

— Вот, — сказал Эссиорх. — Этого красавца боевая двойка златокрылых видела в районе «Чеховской››! Он вышелна поверхность прямо под памятником Пушкину. Памятник упал на него, и монстр его уничтожил. При попытке атаковать его маголодиями чудовище скрылось под землей, разворотив асфальт. Теперь «Чехоская» закрыта и там идут ремонтные работы. И, думаю, долго будут идти.

— А памятник как же? Получается, его уже нет? — спросил Багров.

— Пришлось заменить на новый. Конечно, память очевидцам мы подчистили, но отсутствие Пушкина скрыть бы не удалось, — сказал Эссиорх.

— Поставили морок? — понимающе спросил Матвей.

— Ну зачем же морок? Морок — это совсем не то… На памятнике любят сидеть голуби, а как они усядутся на плечи мороку?..

— И кто отлил новый памятник? И так быстро?

Эссиорх скромно потупился:

— Да вот. Я и отлил. Кто же еще?

— И что? Он такой же, как и прежний?

— Ну скажем так… Внешне почти такой же, но с мелкими отличиями… Старый Пушкин, например, не мог ходить ночами по Москве, а этот сможет. У Москвы появится красивая легенда… Представь: сидит на лавочке влюбленная парочка, к ней подходит памятник и, грозя пальцем, спрашивает: «Меня читали? Ай-ай-ай! Ну почитайте на досуге «Каменного гостя»!

Эссиорх решительно убрал фотографию крота и показал Багрову следующую. На ней была растянутая, как пружина, спираль. О том, насколько она огромна, можно было судить по тому, что рядом с ней был красивый красный мост, ведущий через Москву-реку в районе Серебряного Бора.

— Ничего не напоминает?

Матвей всмотрелся:

— Громадный змей!

— Да, — согласился Эссиорх — Скорее всего, океанский или морской, потому что речка для него мелковата. Но все же к нам он приплыл по реке.

— Зачем он в Москве, если он морской?

— Резонный вопрос, — сказал Эссиорх, показывая следующий снимок.

На нем было семь плоских колес разного размера. Не совсем ровные, с небольшими зазубринами, колеса катались каждое по отдельности, но в случае опасн сти запрыгивали одно в другое и все сооружение скатывалось в трубку. Эти моменты были запечатлены уже на следующих фотографиях.

— Но эти коврики хотя бы выглядят дружелюбно… — сказал Матвей.

Эссиорх хмыкнул:

— Три боевые двойки златокрылых пытались объяснить самому маленькому коврику, что не надо кушать троллейбус. Невкусный он. Витаминов мало. Сорок минут они ему это втолковывали. Перепробовали все боевые магалодии.

— И коврик что-то понял?

— Понял, что его хотят обидеть. Оставил в покое обмусоленный троллейбус и отправился жаловаться другим коврикам. После этого все семь ковриков запрыгнули один в другой и ударили таким зарядом энергии, что пруд в Останкине выкипел до дна. Воды не осталось ни ложки. И это в лютую стужу!

— Да, я видел столб пара, — кивнул Багров.

— Все его видели… Целая толпа людей успела заснять его на телефоны и повсюду выложить. Теперь даже память бесполезно стирать. Но поехали дальше!

На следующем фото была улыбающаяся девушка, делающая селфи на фоне парковой ограды. Багров некоторое время изучал девушку, подозревая в ней полуденную ведьму или вампира:

— Мавка? Зомби?

— Хм… Зубки тебя с толку сбили? Зубки правда примечательные. Но ты ошибся. A posse ad esee non valet consequential[2]. Если это и вампир, то пока не проявившийся. Это будущий стоматолог Зоя Колпакова выкладывает в соцсеть десятую за день фотографию…Не на девушку смотри! На ограду!

Багров стал внимательнее изучать ограду. На барельефе опорной части ограды между нейтральных вазонов и пышных пошловатых цветов был почему-то изображен.

— Дракон! — воскликнул Матвей.

— Да. — согласился Эссиорх. — Дракон подвида anguis in berba[3]спешно пытается замаскироваться. Но у него не получается. Вот тут лапа не до конца цвет поменяла. Тут чешуя на спине… Невероятно! Аnguis in berba — лучший в маскировке вид! Если мы увидели его на снимке, значит, он ранен или болен!

— И откуда все это? Новые козни мрака? — спросил Багров.

— Вначале я тоже заподозрил мрак, но после усомнился. Вот этот садовый гном разворотил крыло их резиденции на Большой Дмитровке! — Эссиорх вытащил из папки следующий снимок, явив существо, напоминавшее вытесанного из дубовой колоды лешака.

Вот только это был не лешак. Лешаков Багров в свое время перевидал немало. В этом неуклюжем бородатом ‹‹гноме›› угадывались огромная сила и одновременно недоработанность, громоздкость. Вытаращенные глаза под косматыми бровями смотрели грозно, но в то же время и наивно.

— Это не творения мрака! Это творения первохаоса! Дети Геи и Урана! — воскликнул Матвей.

— Да, — согласился Эссиорх. — Множество творений псрвохаоса, которых на земле осталось мало, поскольку магия иссякает, зачем-то спешат в Москву! И у всех есть кое-что общее. Они все изранены или больны.

— Но почему сюда? — спросил Багров.

— Ignoramus et ignirabimus[4], — пожав плечами, ответил Эссиорх, которого явно тянуло сегодня на латынь.

— Ignorantia non excusat[5], — отозвался Матвей, тоже читавший когда-то Тацита и Цицерона с листа.

Эссиорх взглянул на него с удивлением. Потом вспомнил.

— Я как-то всегда забываю, что тебе двести лет, — сказал он.

— Даже чуть больше, — кивнул Матвей.

Глава пятая

ФЛЕЙТА, КРЫЛЬЯ И СПАТА

Премудрость, благость и всемогущество Божии наипаче в том усматриваются, что Господь каждого из нас ставит на такое место, где мы можем, если захотим, принести Богу плоды добрых дел и спасти себя и других, и что из величайших грешников Он делает праведников, повинующихся благодати Его, влек-щей ко спасению, и дивно спасает нас от всяких обстояиий, похищая от самой погибели.

Москва была февральская, серая. Из широких труб Капотни лениво выползал тяжелый дым и, почти не отрываясь от земли, жался к крышам. В окнах зажигались неохотные утренние огоньки. Вспыхивали на мгновение, гасли и потом опять зажигались. Это проснувшиеся москвичи, совершая геройский подвиг, тащились в ванную. Включали свет, ощущали резь в глазах и опять поспешно выключали его, давая глазам привыкнуть.