Время собираться - Филип Дик

В кафе почти никого не было. В дальнем углу комнаты спиной к ним мыл посуду бармен. Он был здоровый, плечи широченные. За работой он насвистывал, это ее раздражало.

Она потерла лицо. Кожа была сухой и шершавой. Тело плохо слушалось, как будто песок набился во все поры и суставы, и они двигались со скрипом. То есть двигаться вообще не хотелось. Все ее тело словно отрицало саму идею движения.

– Верн, – сказала она.

Он повернулся к ней.

– Верн, что мне теперь делать?

– Делать? – Он сморщил лицо. – В каком смысле? Тебе скоро полегчает. Выпей кофе.

– Верн лучше других знает, как чувствуют себя в подобном состоянии, – промурлыкал Билл. – Правда, Верн?

– Попробуй что-нибудь съесть. Может, пюре? Или яйцо всмятку?

– Я не голодна. – Ее голос был низким и хриплым. – Мне плохо.

– Совсем ничего не хочешь? Даже кофе?

Она скривила рот.

– Меня только что вырвало.

– В машине тебя тоже рвало. Хорошо, что ты не испачкала ничего важного. Ничего, бывает.

Барбара отвернулась.

– Мы скоро снимаемся, – сказал Верн. – Билл спешит. Ему надо вернуться домой к вечеру. Мы и так пробыли здесь слишком долго. Чтобы не выбиться из графика, нам надо спешить.

– А где мы?

– В Абердине.

Она покачала головой.

– Маленький городишко. Рядом с шоссе. На полпути. Мы ехали всю ночь. Билл был за рулем.

– Вам повезло, что я с вами, – мурлыкнул Билл.

Барбара посмотрела на Верна. И заметила, какой он потрепанный. Его галстук исчез, верхняя пуговица рубашки была расстегнута. Он не брился. На лице грязные разводы. На шее и щеках топорщилась щетина. Из кармана пальто торчало зеленое пятно. Галстук. Вот куда он его девал.

– Вам, похоже, тоже несладко, – сказала она.

– Ничего, жить буду.

– Кому еще кофе на дорожку? – сказал Билл. – Если верить меню, вторая порция у них бесплатно.

Больше она ничего не слышала. Тьма и усталость захлестнули ее.

Комната потускнела.

Они шли по какому-то газону. Все расплывалось. Туманилось. Она почти ничего не видела. Верн держал ее за руку. И говорил «не споткнись».

Из сумерек возник человек. Какое-то здание. Человек сказал: «Вот сюда. Сюда, пожалуйста».

Она что-то читала. Телефонный справочник? Нет, она не читала. Просто держала его в руках. Книга была тяжелая. Вдруг она начала выскальзывать у нее из рук, все быстрее и быстрее. Кто-то поймал ее. Ее рукой двигали, водили.

Женщина говорила ей, если вы не видите того, что вам нужно, войдите в офис и спросите.

Верн и женщина ушли. Она села и стала ждать. Куда же девался Билл? Она попробовала позвать его, но ничего не вышло. Вокруг было тихо. Тихо и неподвижно.

Она была на ногах. Было светло, но только местами, весь свет сжался в крошечные точки. А между ними была одна тьма.

Тьма двигалась вверх и вниз. Огоньки двигались мимо, уплывая назад.

Вдруг повсюду стало светло. И тепло. Впервые за долгое время она согрелась и впитывала тепло всеми порами своего тела. Свет и тепло воскрешали ее. Она снова начинала существовать, все увереннее и увереннее. Внутренности скрутило, она рыгнула.

Но тут же сдержала позыв, прижав к лицу ладони. Наконец она убрала руки и посмотрела перед собой.

Верн сидел на кровати. На полу перед ним стоял чемодан. Открытый. В нем лежали рубашки и носки, галстуки. Какие-то свертки. Верн сидел, склонившись вперед, и делал что-то на полу.

Она моргнула. Под ногами у него были газеты. Он чистил ботинки. Его руки медленно двигались туда-сюда. Вправо, влево, вправо, влево. Он держал щетку.

Вдруг он поднял голову и посмотрел на нее.

– Привет. Как самочувствие?

– Не очень.

– Тебе что-нибудь принести?

– Нет. – Потом она добавила: – Может, немного воды.

Он поднялся с кровати и зашлепал прочь из комнаты. Где-то полилась вода. Немного погодя он вернулся с пластиковым стаканчиком в руках. Через открытую дверь она увидела маленькую ванную с душем и раковиной. На краю раковины лежали квадратики мыла в зеленой бумажной упаковке.

Она взяла стакан.

– Где мы?

– Уже почти в Нью-Йорке. Маленький пригород. Мы не успели.

– А где Билл?

– Вышел, пятьдесят миль назад. Он там живет.

– А. – Она умолкла.

Он тронул ее за руку.

– С тобой все в порядке?

– Уже лучше. Моя сумочка здесь?

Он нашел ей сумку. Пошарив в ней, она достала пузырек с аспирином. Приняла две таблетки, ей стало лучше.

– А как Пенни и Феликс? – спросила она. – Они знают, что я здесь?

– Они знают, что ты поехала с нами. Мы им сказали. Разве ты не помнишь?

– Нет. Я… я вообще мало что помню.

– Ну, если тебя это утешит, то я тоже не все ясно припоминаю.

Она криво улыбнулась. Немного погодя встала и прошлась по комнате. В углу на столике стояло радио с отверстием для монет и рычажком. «Двадцать пять центов за час», – гласила надпись на нем.

Она посмотрела в окно. Было темно. Она увидела бетонный карниз, а за ним темноту.

– Мы высоко?

– Третий этаж. Здесь же все-таки город. Небольшой. Я бывал здесь когда-то раньше, но мало что помню. Давно.

Одна дверь вела в ванную. Она подошла к другой. На ней была задвижка, за дверью оказался коридор. Теперь она почувствовала себя более уверенно. Голова начала проясняться. Если бы не тошнота, то с ней все было бы в порядке. Она коснулась своей юбки – юбка была грязная и мятая. Вся в пятнах. Вдруг она вспомнила о своих вещах.

– Моя одежда! Она, что, в Касле?

– Пенни пообещала переправить ее в Бостон.

Барбара кивнула. Она наблюдала за Верном. Он опять сидел на кровати. Закончив полировать туфли, он поставил их в угол. Пошевелил пальцами, на нем были ярко-красные носки.

– Который сейчас час?

Верн посмотрел на часы.

– За полночь.

– Полночь – сутки.

– Да. Мы многое успели. Что ты помнишь?

Она потерла голову.

– Почти ничего.

Вдруг ей стало холодно. Она обвела глазами комнату, Верна, сидевшего на кровати. Под ее взглядом он поежился. Он был без рубашки, в брюках и в майке. Плечи у него были маленькие и узкие.

Она задохнулась. У нее закружилась голова.

– В чем дело? – буркнул Верн.

– Мы… мы оба остаемся здесь? Вместе?

– В целом правильно. – Он нервно хохотнул. – Ничего особенного тут нет. Люди делают это каждый день.

Она молчала.

– Не смотри на меня так!

Она закрыла глаза. Сердце бешено колотилось. Как будто хотело что-то сказать. Она отошла от Верна снова к окну.

Снаружи затерянные в безбрежной темноте ночи виднелись крошечные огни. Правда ли там город, как он сказал? Или это что-то другое? К примеру, звезды. Только они не моргают.

Она обернулась. Верн пристально следил за ней. Сидя на кровати в майке, он был таким худым и мелким. Раньше она не боялась, но теперь ей вдруг стало страшно. Лицо Верна выражало тревогу. Вдруг она поняла… Он был напуган. Он боялся, что она его бросит.

Неожиданно для самой себя она улыбнулась. Снова подошла к кровати. Верн как будто отпрянул.

– Ну, – шепнула она.

– В каком смысле?

– Сама не знаю. Все случается так быстро. Пора мне привыкать.

Он ничего не ответил.

– Я еще немного боюсь, – добавила она. – Но уже не так, как раньше.

– Меня боишься?

– Нет. Не знаю. Запуталась. Не помню… я так много всего забыла. Меня все еще тошнит. Я делала какие-нибудь… глупости? Что-нибудь бестолковое?

– Ничего сверх обычного. – Верн подобрался. – Вообще-то, мы и не поняли, что ты так набралась – до сегодняшнего утра в кафе. Это ты помнишь?

Она кивнула.

– В машине тебя рвало. Потом ты вроде как уснула. Выключилась. Мы не очень-то разбирались. В себя пришла довольно мрачной.

– Помню.

– Ну, вот почти все.

Барбара села на край кровати.

– Верн, я… – Он хотел взять ее за руку, но она торопливо отдернула ее. – Верн, я говорила тебе, что мне двадцать четыре. Это неправда. Мне двадцать.

Он вскинул брови. Уставился на нее, как сова, задергал губами.

– Это все меняет, не так ли?

– Вроде того.

Они долго сидели молча. Наконец Верн вздохнул и заворочался на кровати.

– Ну? – спросил он. – Что ты будешь делать?

– Это небезопасно при сложившихся обстоятельствах. – Она помешкала. – К тому же мы пересекли границу штата. Это ведь тоже кое-что значит?

Он кивнул.

– Да. Это кое-что значит.

– И что… что мы будем делать?

Наступило молчание. В комнате стало холодно. Батарею выключили. Барбара внезапно поняла, что ее бьет дрожь. Ее всю трясло. Она сцепила руки.

– Бррр, – сказала она. – Как холодно.

Верн кивнул. Он как-то осел, превратившись в маленькую кучку. Его лицо вытянулось и стало печальным. Наконец он снял очки и положил их на комод.