Ночной вызов - Николай Мисюк

15

Заканчивались летние каникулы. Федор Николаевич провел их на даче в Репино. 27 августа все сотрудники собирались на кафедре. Предстояло начало учебного года, которому предшествовала обычная подготовка: заседание ученого совета и, как всегда, сельскохозяйственные работы. По сути дела занятия со студентами начинались в первых числах октября, поэтому сотрудники в сентябре занимались кто чем: одни научными исследованиями, другие ехали со студентами в колхоз, а остальные негласно устраивали себе дополнительный отпуск.

Пескишева удивляла суета и пустая трата времени, связанная с составлением расписания занятий. Ведь каждому было известно, что в сентябре занятий не будет - надо помогать колхозам. Поэтому расписание нужно составлять на октябрь. Но этого никогда не делали. Планировали занятия с первого сентября, ждали указаний, а когда они поступали, расписание переделывали. В общем, из года в год выполняли пустую и ненужную работу, которой можно было избежать.

Вот и сейчас поступила команда выделить одного преподавателя для поездки со студентами в колхоз. Хотя на кафедре велся учет очередности и нынче предстояло ехать Пылевской, в списке значилась фамилия Рябинина. Как-то получалось, что у других были причины для отказа от поездки, а у него таких причин не было. Пескишев наверняка знал, что Зою Даниловну в деревню направить не удастся ни за какие коврижки, и жалел, что у Сергея из научной работы выпадает целый месяц. Но тут уж, как говорится, делать нечего: других кандидатур на кафедре нет.

Когда Рябинин узнал о предстоящей поездке на сельхозработы, он лишь уточнил дату отъезда.

- Конечно, надо ехать. Без нашей помощи колхоз картофель не уберет до самого снега. Рабочей силы недостаточно, да и организованность там хромает на обе ноги, - сказал Сергей.

- Как это понять? - поинтересовался Федор Николаевич.

- Видите ли, колхоз небогатый. Почти вся молодежь уехала в город на стройки, на предприятия. А те, что остались, тоже не горят на работе. Солнце уж вон где, а на полях - ни души. Кто на своих сотках возится, кто в райцентр на рынок подался, кто после вчерашнего застолья отсыпается... Председатель нас ждет, как светлого праздника. Молодой хороший парень, мы с ним в прошлом году подружились. Бьется как рыба об лед, просто жалко, честное слово. Главная опора - старики да старухи, многое с ними не наработаешь...

Сергей махнул рукой и заверил Федора Николаевича, что кафедру не подведет: явится своевременно и работать будет добросовестно.

Вскоре после ухода Рябинина к Пескишеву обратился студент с просьбой принять у него экзамен. Правда, Федор Николаевич не сразу понял, что ему надо, так как студент сильно заикался, высовывая язык и притопывая ногой, словно помогал себе.

"Странно, - подумал Пескишев, - как можно такого заику брать в медицинский институт? Ведь он не только не сможет с больным поговорить, но и произведет на него самое удручающее впечатление".

Предложив студенту сесть, Федор Николаевич спросил его:

- Вы что, задолженник?

- Д-Да!

- Чего не знали прошлый раз?

- Ра-ра-ра-ра-ди-ди...

- Радикулит?

- Д-Да!

- За лето выучили?

Увидев, что лицо студента расплылось в широкой улыбке, Пескишев сказал, что считает вопрос исчерпанным. Студент удивленно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

- Возражаете?

- Н-н-н-н-н-е...

- Вот и прекрасно! - воскликнул Пескишев. - А теперь расскажите, что такое паркинсонизм и какие вы знаете непроизвольные движения при поражениях головного мозга. Понятно?

- Д-да!

- Отлично. Возьмите бумагу, карандаш, - предложил Пескишев, - и ответьте письменно. Я вас оставлю на минуту, а вы соберитесь с мыслями. Не возражаете?

Студент согласно кивнул головой, и Пескишев вышел из кабинета. Не успела за ним закрыться дверь, как студент проворно вытащил из портфеля учебник, нашел необходимый раздел и стал переписывать все, изложенное там. Закончив писать, походил по кабинету, напился воды из графина и, потирая от удовольствия руки, уселся на свое место в ожидании профессора.

Вернувшись, Пескишев познакомился с записками, сделанными студентом грамотно и толково, и решил не мучить его дальнейшими вопросами. Однако тот предложил профессору продемонстрировать признаки болезни.

Глядя на кривляющегося студента, Пескишев не мог не оценить его стараний: кое-какие движения у него получались удивительно натурально.

- Хватит! Вот видите, что значит хорошо поработать летом, - похвалил он довольно улыбающегося студента. - Так что же вам поставить?

- Т-т-т-т-ри!

- Почему три? - удивился Пескишев. - Вы же отлично знаете материал.

Студент пожал плечами и сказал, хотя и с большим трудом, что над ним будут смеяться товарищи, ведь лучшей оценки он до сих пор не получал.

- Плохо готовились?

- Н-н-н-н-е! - По его мнению, у преподавателей не хватало терпения выслушать его до конца. Федор Николаевич был первым, у кого терпение оказалось железным.

Пескишев поинтересовался, не пытался ли студент отвечать нараспев, растягивая слова, или даже петь, и знает ли он, что в таких случаях заикание исчезает.

- Н-н-н-н-е-е-ужели? - удивился студент.

- Конечно! Давайте попробуем, - предложил Пескишев. - Расскажите мне, пожалуйста, про остеохондроз. Петь можете?

- П-п-п-л-ло-хо.

- Ничего, - успокоил его Пескишев. - Здесь не театр и не эстрада, поэтому можно петь и плохо. Валяйте.

Студент покашлял, попросил разрешения выпить воды и затянул громким голосом, что остеохондроз - это заболевание позвоночника, характеризующееся поражением межпозвоночных хрящей. Он пел, а точнее кричал, вдохновенно, не заикаясь. Правда, большего он не знал и уже готов был закашляться, чтобы скрыть скудность знаний, почерпнутых не столько из учебника, сколько от слов своей бабушки, у которой многие годы болела поясница. Однако ему повезло: Маня открыла дверь, чтобы посмотреть, кто так орет в кабинете профессора.

- А мне можно послушать? - обратилась она к Пескишеву.

- Что послушать?

- Да вон как он поет, - указала она на студента. - У вас что, репетиция?

- Какая репетиция? - растерялся Пескишев.

- Самодеятельность или что? Я ведь тоже пою. Хотите, вместе с ним? предложила Маня. - Как только песня называется, не пойму.

- Не-е-е-ме-е-е-шай! - с трудом выдавил студент.

- Тоже мне "не мешай"! - передразнила его Маня. - Как же это он поет, если слова выговорить не может?

- Занимайся, Маня, своим делом, - остудил ее рвение Пескишев. - Я экзамен принимаю.

- По пению, что ли? Ничего себе экзамен! Горлопанит на всю клинику, как недорезанный бык, аж больные перепугались. Вон собрались у двери, беспокоятся.

Пескишев приоткрыл дверь и попросил больных разойтись по палатам. Ушла и Маня. Оставшись наедине со студентом, он вновь спросил, какую поставить ему оценку. Но студент молчал.

- Отлично, что ли?

Парень отрицательно замотал головой.

- Почему? - удивился Пескишев. За все время работы в институте он не встретил никого, кто бы возражал против такой отметки, повысить просили многие, понизить - никто.

- Смеяться будут, - тихо сказал студент.

- Над кем?

- Над вами, что пять поставили. Поставьте лучше три.

Пескишев рассмеялся, поставил "хорошо" и протянул студенту зачетную книжку. Посоветовал ему лечиться и заверив, что заикание - дело поправимое, он попросил его зайти в ассистентскую и пригласить в кабинет Бобарыкина. Тот кивком заверил, что понял, и, попрощавшись, вышел.

В ожидании Бобарыкина Федор Николаевич стал просматривать почту. В основном это были письма от больных. Одни писали ему лично, другие на институт, как это бывает, когда не знают, к кому конкретно надо обратиться. Одни просили о консультации, другие - принять на стационарное лечение. Были приглашения на научные конференции, сообщения о публикации статей и отказы... Его внимание привлек конверт, на котором адрес был написан женским почерком. Создавалось впечатление, что женщина с большим старанием выводила каждую букву.

Вскрыв конверт, Пескишев извлек небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги и прочел:

Дорогой профессор!

Благодарю вас за помощь, оказанную мне, и прошу назначить день, когда я могла бы явиться к вам. С нетерпением жду вашего ответа.

Ира Дубравина.

Ниже был обратный адрес.

Как Пескишев ни ломал голову, он так и не смог вспомнить автора письма. Ни имя, ни фамилия ему ничего не говорили. В конце концов он написал краткое письмо, указав день и час, когда сможет принять женщину.

Он заклеивал конверт, когда в кабинет зашла Зоя Даниловна.

- Здравствуйте, Федор Николаевич, с возвращением из отпуска. Поздравляю с началом учебного года. Рада, что вы вернулись, а то тут накопилось много неотложных дел, которые без вас никак нельзя решить, - фонтанирующее многословие Пылевской вернуло Пескишева к действительности, и он сразу же забыл о письме.