Иерусалимский ковчег - Александр Арсаньев

Японец лег спать на низком диванчике, который стоял напротив изысканного орехового комода.

Мариша погасила все свечи и оставила нас одних. Кинрю тут же задремал, утомленный дорогой и всеми постигшими нас переживаниями. Мне же спать не хотелось, чем больше я уставал, тем сильнее меня одолевала бессонница.

Я снова зажег свечу в шандале и взялся за свой дневник. Я чувствовал потребность излить все свои переживания на бумаге, поэтому строчки ложились сами собой, и уснул я только под утро.

На рассвете меня разбудила горничная Мариша.

— Я просто обязана с вами поговорить, — сказала она. Я кивнул, наспех оделся и выскользнул в коридор.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил я ее.

— Нет, — возразила Мариша, скомкав в натруженных ручках белый платок. — Просто мне захотелось оказать вам услугу.

— Очень любопытно, — промолвил я, и в самом деле заинтересовавшись происходящим.

— Вы говорили о каком-то Воротникове, — сказала она. — Мне известно, где он живет, — Мариша опустила глаза. — Нет-нет, вы не подумайте ничего плохого.

— А я и не думаю, — немного утешил я ее.

— Он бросил меня, — девушка совсем опустила голову. — И укатил в Петербург. Но я знаю, где он снимает квартиру в Москве. Я вам помогу, — решительно заявила она.

— Почему? — спросил я ее.

— И сама не знаю, — тяжело вздохнула Мариша.

Когда горничная, назвав мне адрес и даже предоставив ключ от квартиры, ушла, из спальни выскочил заспанный Кинрю в своей японской юкате.

— Что она вам сказала? — спросил японец с горящими глазами. Весь он был какой-то взъерошенный, усы стояли торчком, за ухом — перо от подушки.

— Ты бы переоделся, — посоветовал я ему. — Прислугу перепугаешь.

— Что она вам сказала? — набычился мой японец.

— Эта Мариша — просто подарок судьбы! — воскликнул я. — Она назвала мне адрес квартиры Воротникова.

— Не может быть! — не поверил Кинрю.

— Еще как может, — ответил я.

— Тогда вперед! — У моего золотого дракона словно крылья выросли за спиной, там, где торчали худые лопатки.

— Попридержи коней, дорогой мой Юкио Хацуми, — попросил я его. — Для начала мне хотелось бы наведаться в клуб Запашного.

— У вас появилась идея? — обрадовался Кинрю. — Тепленьким его взять хотите? Я-то знаю, что в карты вас никто не переиграет!

— Угадал, — сказал я ему и направился в гостиную переговорить с Заречным. Кинрю вернулся в «альков», для того чтобы переодеться.

— Так ты меня представишь Запашному? — спросил я у Виктора, расхаживающего по дому в шелковом блестящем халате, который то и дело распахивался на груди. Глаза у него были красные и опухшие, похоже, он вчера перебрал с тенерифом.

— Честно говоря, у меня нет желания появляться в клубе, — сообщил он мне по секрету. — Иначе я проиграю и остатки своего состояния.

— Я этого не допущу, — заверил я своего погрустневшего друга. — А еще гусар называется, совсем голову повесил! — пожурил я его.

— Что делать? — вздохнул Заречный. — Видно мне в любви повезет!

— Да отыграюсь я за тебя, — сказал я ему, ни сколько в этом не сомневаясь.

— Я тебе не позволю рисковать такими деньгами! — воскликнул Виктор. — Тут же на кону тысяч пятьдесят.

— А здесь и нет никакого риска, — сказал я спокойно.

Годы моей орденской жизни не прошли для меня бесследно, на пути самосовершенствования души я овладел и другой наукой, которая попросту звалась искусством карточной подтасовки. Но в свое оправдание скажу, что я никогда ей не пользовался корысти ради!

— А, Бог с тобой! — решился Заречный. — Вечером едем!

V

Весь день мы провели с Заречным за разговорами, нетерпеливо посматривая на часы, которые не торопились отсчитывать медлительное время. Стрелки передвигались еле-еле, и ничто в этом свете не могло отвлечь нас от мучительного ожидания вечера в клубе Запашного, в том числе и глубокомысленные восточные рассказы Кинрю, которыми он потчевал нас вплоть до последней минуты, красочно живописуя покинутую им родину.

Наконец, часы пробили семь раз, и легкий полумрак сгустился за оконным стеклом.

— Ты все еще не отказался от своей идеи? — на всякий случай поинтересовался мой друг. Однако в голосе его, в глазах и во всем облике чувствовалось томительное напряжение, которое Заречный скрыть был никак ни в силах. В каждом его жесте, движении жила надежда, что инфернальная игра, вопреки всему, все-таки состоится, и состояние его, позволявшее ему занимать блистательное положение в обществе, будет-таки сохранено.

— Я никогда не отказываюсь от данного мною слова, — ответил я.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — развел руками обрусевший Юкио.

На что Заречный расхохотался, и японец в ответ надул свои тонкие губы под усами, сделав вид, что обиделся. Однако я понимал, что его философский склад ума не позволит ему совершить подобную глупость.

— Мой друг, — Заречный похлопал Юкио по плечу. — Не принимайте этот смех на свой счет. — Скорее я смеюсь над собой, чтобы как-то сдержать то волнение, что сводит меня с ума. В мыслях я уже стою у зеленого стола, исписанного мелом и заваленного купюрами.

— Все в порядке, — заверил его Кинрю, подмигнув прищуренным глазом.

Василий забросил свое плетение, убрал недоделанный коврик вместе с покромками и отправился за начищенным заблаговременно до блеска парадным мундиром своего проигравшегося хозяина.

В комнату вошла неулыбчивая Мариша, внесла свечи, в серебряном канделябре.

— Пора, — Виктор кивнул на настенные часы.

— Пора, — согласился я.

— Мариша, — обратился Заречный к горничной. — Вели кучеру рысаков закладывать!

Девушка кивнула и поспешила убраться с глаз подальше, даже не взглянув в мою сторону.

«Видно пожалела о вчерашнем порыве», — мысленно заключил я, проводив ее взглядом.

Экипаж у Заречного был отменный, роскошествовал мой друг похлеще санкт-петербургских франтов, ясное дело, не хотелось ему с такою жизнью расставаться.

Колеса позолоченные, сбруя сафьяновая, возница в кафтане из изумрудного бархата, опушка бобровая, так и переливается.

— Богато, — отметил я.

Виктор вздохнул:

— На одного тебя и надежда! А то как бы мне со всем этим не распроститься!

— Не прибедняйся, — ответил я. — До аукционной продажи-то поди далеко!

— Эх, если так и дальше пойдет! — Заречный махнул рукой.

— Слушался бы Василия и не связывался с мошенниками!

Кинрю открыл дверцу и влез в экипаж, за ним по очереди забрались в карету и мы.

Кучер на козлах натянул поводья, стегнул лошадей, и мы тронулись с Пречистенки на Тверской бульвар, где располагался известный клуб.

Уже когда мы подъезжали к рассвеченному подъезду, я обратился к своему старому другу:

— У меня к тебе, mon ami, небольшая просьба!

— Слушаю, — Заречный обратился весь во внимание.

И я изложил ему суть дела, которая заключалась в том, чтобы он представил меня в клубе Запашного как одного из самых богатых людей северной столицы, страстно желающего испробовать свои силы в игре. Я уповал на то, что Гастролер не ведал еще о моих талантах.

— Так ты желаешь сойти за новичка? — переспросил поручик.

— Так точно, — ответил я, замыслив изобразить собой для шулера легкую добычу.

— Нет ничего проще, — ответил Виктор, когда карета уже остановилась.

Привратник приветствовал всех приезжающих величественным кивком седовласой головы.

У подъезда сгрудились экипажи всех мастей. Кинрю остался нас дожидаться в карете, сославшись на свою нелюбовь к занятиям подобного рода, при нем, как всегда, была его вездесущая решетчатая доска. Впрочем, мне грех было на это жаловаться, стоило только припомнить эпизод на станции в Торжке.

Заречный шел впереди, бряцая шпорами и поблескивая золотыми петлицами на воротнике. Я едва поспевал за ним по мраморным ступеням, ища глазами в толпе Матвея.

Мы миновали ряд шикарно обставленных комнат с карточными столами.

— Хочу представить тебя хозяину самолично, — шепнул мне Виктор на ухо.

— Вот и ладно, — согласился я.

Наконец, мы вошли в ярко освещенную комнату, зашторенную тяжелыми темными драпри. Почти всю ее занимал длинный стол, покрытый зеленым сукном, исчерченным белым мелом. За этим столом стоял широкоплечий красавец с глубокими мечтательными глазами и узкими светлыми бакенбардами. Исполненный истинно дворянского благородства, он хладнокровно и с достоинством метал банк.

— Андрей Запашный, — полушепотом сообщил мне Виктор. — сам хозяин этого дома.

Мы протиснулись сквозь ряд понтирующих игроков. Заречный ткнул меня в бок локтем, склонился надо мной и как можно тише сказал:

— Смотри, справа от тебя. — Я повернул свою голову в, указанную мне, сторону. — Господин Воротников, собственной персоной.