А я тебя да - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спи, я сначала в душ.
— Ты же только ходила…
— А все равно пахну больницей, — пожала плечами я и поплелась на слабых ногах в ванную. Включила воду, поиграла с краном, настраивая температуру. Потом оглянулась как воришка и медленно опустила лейку к низу живота, позволяя воде ласкать припухшие от желания кончить складки. Я то чуть надавливала лейку, то отпускала. Быстрей. Еще быстрее, чтобы он не догадался, что…
— Ты тут не утонула?
Глава 11
Семен
Она застыла в ужасе, как олененок в свете фар. Лейка душа скользнула вниз по бедру и повисла где-то на уровне коленей. А я как зачарованный уставился на ее выступающий твердый клитор, с которого стекала вода. И если бы кто-то меня спросил, сколько времени я вот так на свою жену пялился, вряд ли бы я смог ответить.
Боже мой, как я ее в этот момент хотел! У меня узлом кишки скручивало. Член прилип к животу. Головка пульсировала как ненормальная, отчего в уздечке болезненно тянуло.
— Выйди! — попросила Вера дрожащим голосом.
Я кивнул и, ничего перед собой не видя, вылетел за дверь. Прислонился лбом к прохладной стене, и даже мелькнула мысль, что, может, зря я ее послушал? Может, надо было, наоборот, стянуть штаны, и к ней? Впрочем, стоило об этом подумать, и перед глазами возникли такие картинки, что… Нет-нет, все правильно. Вера ни за что бы не согласилась по доброй воле в таком участвовать, а я сам, если бы тронул ее, как захотелось, уже бы вряд ли остановился.
Ноги принесли меня в спальню. Я улегся в кровать, заложив руки за голову. Уставился в потолок ничего не видящими глазами. И тут на этом самом потолке замелькали картинки. Будто кто-то включил допотопный проектор.
Была зима. Лютая, снежная… Мороз щипал щеки, забирался под воротник. Дующий с моря ветер бросал в лицо горсти колких снежинок, а мы в толпе пацанов пилили в сторону знакомой теплотрассы, у которой собиралась местная гопота. Мело так, что при попытке заговорить ветер заталкивал слова обратно в глотку. Может, потому мы и молчали. А может, просто нечего было обсуждать. Подумаешь, очередная стрелка. О чем еще тут говорить? Шли да шли, и даже холодно не было — в крови кипели адреналин и предвкушение скорого махача.
— Эй! Швед, то не твой батя?
Я обернулся, вглядываясь в снежные завихрения. Сначала показалось, что Костыль ошибся. Ну что здесь, а противоположном конце города, было делать моему папке? Но потом он как-то так повернулся, и я его узнал. И почти тут же черт меня дернул бросить:
— Вы идите. Я догоню.
Зачем я за ним пошел? Черт знает. Он в подъезд нырнул, и я за ним. Тогда еще это было просто — никаких тебе домофонов. Кто угодно мог зайти с улицы. В гости или, как мы с пацанами, просто чуток погреться у батареи между пролетами. Привычно пахнуло кошатиной и подвальной сыростью. Где-то выше загромыхали замки.
— Ну, наконец-то! Я думала, ты уже не придешь, — томно пропел женский голос.
— Я на пять минут буквально. У нас проверка в части.
Догадывался ли я, что происходит? Наверное… Но, видно, в поисках подтверждения своим догадкам осторожно поднялся выше. Сердце колотилось, как ненормальное. Я ведь знал, что мне не поздоровится, если батя меня засечет. От страха в животе словно змеи клубились. Меня бросило в жар, пот катился по спине крупными каплями, а шерстяной свитер колол кожу и противно вонял козлятиной.
— Думаешь, за пять справишься? — засмеялась тетка.
— Разговорчики! — рявкнул отец и… Дальше послышался шлепок. С таким же звуком он меня, малого, порол. Сейчас-то уже вместо ладони в ход шел ремень, но в детстве, да, было дело. Он, что же, и ей по заднице наподдал? Тетка взвизгнула:
— Ой, Валерка!
Я поднялся на третий этаж и замер у нужной двери, которую эти двое, видно, в порыве страсти, так и не захлопнули. Приник глазом к щели. Сердце молотило в ушах, и какое-то время я только его грохот слышал. А потом охи-ахи, и шлепки опять, и батины утробные звериные рыки. Я мог бы зажмуриться, отвернуться, броситься вон, но эти картинки так меня потрясли, что, даже сбежав, я бы вряд ли от них избавился. Так и стоял в полном ступоре, краем сознания отмечая, что отец в тот момент больше походил на животное, чем на человека. Даже поза, в которой он эту женщину трахал, была какая-то кобелиная… Будто две дворняги слиплись.
И вот на это… эту он променял мою красавицу-маму?!
Меня чуть не стошнило. Я отступил, сделав шаг назад. Опасаясь, что блевану прямо там, толкнул дверь и помчался вниз, перепрыгивая через две ступеньки. От всего увиденного щеки горели — хоть прикуривай. Я несся не разбирая дороги, а в ушах звенел батин голос: «Сёма! Семён! Ну, придешь ты домой, щенок»…
На сходку я все-таки попал. В самый разгар махача. И может, только этим и спасся тогда — не знаю. Но бился я, как будто от этого зависела моя жизнь. В ответ, конечно, тоже получал — будь здоров, но мне даже струящаяся по лицу кровь была в кайф.
Домой вернулся в одиннадцатом часу. Разукрашенный, в порванной куртке, которую мать тайком от бати купила у челноков, гоняющих за барахлом в Китай. Отец тех за людей не считал. И отовариваться у них запрещал ей строго-настрого. Куртку было жалко. Потому что мама даже отцу соврала, чтобы порадовать меня обновкой. А вот страха не было. Решил так — побьет, ну и хер с ним. Это раньше я его претензии принимал близко к сердцу, а теперь все изменилось.
Не таясь, захлопнул за собой дверь. Разделся, наступая на задники, стащил ботинки. И все это чувствуя тяжелый отцовский взгляд.
— Явился?
— Угу.
— Ну пойдем тогда… На пару слов.
— Мне с тобой не о чем говорить. Мать спит?
— Я сказал, сюда иди. На пару слов.
Он толкнул меня в кухню. Я смог устоять на ногах, но все равно задел стол. Стоящая на нем посуда весело звякнула.
— Вытри сопли. Я с тобой как со взрослым разговариваю. Соответствуй!
— Чего ты хочешь? — набычился я, хотя все внутри опять противно задрожало.
— Обсудить, что ты видел.
— С мамой обсуди.
Отец навис