Малёк - Джон ван де Рюит

— Ту еще бормотуху пьет твой папаша, а, Малёк?

27 февраля, воскресенье

02.10. Наконец вернулись в школу и упали без сил. В спальне стояла гробовая тишина — разве что Роджер урчал, как швейная машинка.

08.30. Проснулся к заутрене. На мне по-прежнему спортивная форма, воняющая потом и вином. Принял душ и присоединился к другим хористам в ризнице, где мне выдали «нарядную» одежду. Во время богослужения дважды заснул — на первом чтении и когда преподобный читал проповедь.

Вернулся в спальню, чтобы дочитать «Уловку 22» (осталось 56 страниц). В спальне ледяная тишина. Никто ни с кем не разговаривает. Жиртрест вернулся с перебинтованным носом. Единственный звук исходит от Саймона, который чистит кеды.

Сидел с Червяком в его комнате — рассказывали друг другу всякие истории про крикет. Он вчера сбил четыре калитки во время сокрушительно победного матча сборной старшекурсников. Мы в красках описали свои победы и объявили вчерашний день днем бэтсмена. Червяк разрешил мне выпить чаю и почитать его журнал «Южноафриканский крикет».

Свободное время. Взял книгу, пошел в сосновый бор и сел дочитывать шедевр Хеллера. Гоблин перелез через изгородь и исчез в кустах с новым номером своего порножурнала. (Обычное воскресенье…)

Я вдруг замерз, и солнце село. В школе зажглись окна. Заснул я, что ли? Поняв, что пропустил перекличку, я в дикой панике побежал в школу. (Пойман за ночным купанием, напился в школьном автобусе, пропустил перекличку — и все за один уик-энд!) Вбегая в корпус, чуть не врезался со всей дури в Червяка. Не успел он открыть рот, как я выпалил свои объяснения. Червяк улыбнулся и потрепал меня по голове:

— Ничего, Малышка. Я отметился за тебя.

С этими словами он скрылся в комнате старост. Я вздохнул с облегчением и поплелся в душ.

21. З0. Рэмбо созвал собрание за своей перегородкой. Он извинился перед Жиртрестом и Бешеным Псом и сказал, что нам всем нужно помириться. Мы пожали друг другу руки, как члены ООН, и наша спальня снова ожила. Саймон рассказал другим о том, как мы напились в автобусе, и те сердечно поздравили нас с грубым нарушением школьных правил.

Гоблин в своем духе вернул нас на землю, к ужасающей реальности предстоящей порки. Рэмбо сказал, что видел, как Укушенный играет в сквош; он подмигнул ему и сказал, что «разогревает руку» перед завтрашним.

Геккон захныкал и сел на Роджера, который тоже принимал участие в собрании. Тот зашипел, Геккон завизжал, и мы все рассмеялись и принялись издеваться над ним.

Щука с Деврисом пришли, чтобы позлорадствовать по поводу нашего ночного купания, и пытались напугать нас байками о жестоких избиениях розгами. Деврис тоже пытался что-то рассказать, но с перевязанной челюстью выходило только мычание, как у дауна. Мы поржали над ним и принялись передразнивать его, пока они не ушли. Перед уходом Щука спустил штаны и показал нам голый зад, после чего убежал, визжа, как поросенок.

28 февраля, понедельник

08.00. Все еще ждем наказания. Страх меня просто убивает. Хуже всего не казнь, а ожидание казни!

Историю отменили — Криспо не пришел. У меня появилась возможность дочитать последние 18 страниц «Уловки 22». Разочарован тем, что книга так резко оборвалась. Даже проверил, не потерялась ли страница. Надо спросить у Папаши, что он думает по этому поводу (наверняка у него найдется какое-нибудь хитрое объяснение).

13.45. Жена Папаши оставила нам в духовке вкуснейшую лазанью. Папаша открыл бутылку красного и налил мне полбокала, как обычно. Заметил, что я выгляжу печальным и рассеянным. Я рассказал ему о ночном купании и последовавшей драке. Мой учитель английского улыбнулся и ответил:

— Зато когда-нибудь, мой маленький друг, тебе будет что вспомнить.

Папаша считает, что у такой книги, как «Уловка 22», не может быть конца в общепринятом смысле этого слова. Она слишком хаотичная, слишком безумная, слишком идиотская, чтобы закончиться, как обычно. А мне все же кажется, что книга оборвалась как-то странно.

Отобедав с Папашей, прогулялся по полям. Повсюду мальчики играли в крикет, гоняли мяч для регби или ударяли клюшками по мячикам для гольфа; кое-кто загорал или просто сидел, уставившись в никуда. Я поднял голову и посмотрел на громадные клубящиеся тучи, сгустившиеся над Драконовыми горами. Воздух был чист, все было спокойно и идеально, как на картинке с обложки школьной брошюры, присланной под Рождество.

Я подумал о доме и попытался определить, в какой стороне он лежит. (Отчего лишь заскучал, а еще понял, что ничего не смыслю в сторонах света, и у меня закружилась голова.)

Ужин: ничего не слышно ни об Укушенном, ни о нашей порке. Может, пронесло?

Оказалось, нет. Укушенный вызвал нас, когда мы делали домашку (всех, кроме Жиртреста и Верна). Когда мы шли за ним в его кабинет, у меня дрожала правая нога. Он сел за стол и посмотрел на нас со смесью злобы и насмешки. (Хотя, может, это мне показалось, потому что он косит на один глаз.)

— Итак, — произнес он, потирая руки, — наши бесстрашные ночные пловцы.

Он по очереди просверлил нас взглядом. Я дрожал уже всем телом. Закружилась голова. Геккон, стоявший рядом, покачнулся. Бешеный Пес подхватил его левой рукой.

— Я решил освободить от наказания Верна Блэкаддера ввиду его хрупкого душевного состояния, — продолжил Укушенный. — Возражения будут?

Мы все покачали головами, и на секунду мне захотелось поменяться с Верном местами и сидеть сейчас в теплой комнате. А он бы стал Мальком, стоящим лицом к лицу с палачом. Но потом я вспомнил, что у Верна нет отца и не такой уж он везучий (так что можно сказать, в данной ситуации мы равны). Укушенный открыл шкаф и достал три розги. Пораздумав, он выбрал самую тонкую, а остальные вернул обратно.

— Господа, — выговорил он, нарочито тяжело вздохнув, — ночное купание — серьезный проступок. Пусть для вас это игра или приключение, мы, работники школы, считаем данное времяпровождение опасным. Здесь вы под моей опекой, и чтобы предотвратить дальнейшие подобные случаи, я накажу вас в назидание другим.

Завыла сирена, возвещая конец занятий. Я слышал крики и топот бегущих учеников. Кто-то споткнулся и с грохотом упал. Последовал дружный смех. Потом в дверь постучали. Укушенный выкрикнул «кто?», дверь заскрипела, и на пороге появился Верн Блэкаддер, который смотрел на нас, побелев от страха. Голос Укушенного смягчился:

— Ах, Верн, тебя я не вызывал. На этот раз тебя помиловали.

Верн не двинулся с места. Он так и стоял там, уставившись на Укушенного. Прошла, как мне показалась, целая вечность, прежде чем он опустил взгляд и пробормотал:

— Простите, сэр. Один за всех, и все за одного.

Мы потрясенно вытаращились на Верна, который по-прежнему смотрел в пол. Рэмбо улыбнулся и кивнул ему с лицом, полным глубокого уважения.

— Понятно. Что ж, тогда каждый получит по четыре удара розгами. Быстрее начнем — быстрее закончим.

Мы вышли из кабинета, Укушенный отодвинул стул и снял пиджак. Рэмбо, который должен был идти первым, остался в комнате. Дверь закрылась. Примерно через десять секунд послышались удары розг. Эти звуки были ужасны. Каждый удар казался сильнее предыдущего. Рэмбо вышел из кабинета развязным шагом, но лицо его морщилось от боли. За ним последовал Бешеный Пес и вышел, улыбаясь. Толпа мальчиков, в том числе и из других корпусов, собралась вокруг нас понаблюдать за шоу. Гоблин вылетел из кабинета, потирая зад. К восторгу все растущей толпы он снял штаны и охладил зад, прислонившись к красной кирпичной стене галереи. Я уже был готов сбежать или описаться от страха. Из кабинета с воплем выскочил Геккон и стал блевать в канаву.

Я вошел, слыша за спиной шум толпы.

— Положи руки на стул, Мильтон, и стисни зубы, — сказал Укушенный таким тоном, будто предлагал мне чашку чая с шоколадной печенюшкой.

Я схватился за стул и выглянул в окно, в котором виднелось звездное небо. В голове горели слова Бешеного Пса: думай о лучшем, что случилось с тобой в жизни, и боль будет нипочем.

И я подумал о Русалочке. Мы были в бассейне… ХРЯСЬ! Ее прекрасные глаза сияли, с лица стекали капли воды… ХРЯСЬ! «Прыгай, Джонни! Тепло, здорово!» ХРЯСЬ! «Набери воздуху… держи мою руку!» ХРЯСЬ!

А потом я побежал. Моя задница горела. Помню, как, выбежав из кабинета, краем глаза увидел Верна, на лице которого застыл ужас. Он был последним. Толпа подбадривала нас и смеялась. А я все бежал и бежал, а потом и сам начал смеяться и кричать. Незнакомые люди хлопали меня по спине и смеялись. Рэмбо пожал мне руку, Бешеный Пес обнял за плечи. Там был и Саймон, и Гоблин, и Верн, и Геккон, и все смеялись и говорили чепуху. В тот вечер мы снова стали как братья.

1 марта, вторник

06.20. В душевой Джулиан заставил нас построиться в линеечку и осмотрел наши зады. Они с Бертом не спеша обошли всех, делая замечания и время от времени тыча в чью-нибудь ягодицу обратным концом зубной щетки Берта. У Геккона вся задница синяя — Джулиан присвоил ему первый приз. Потом мы увидели вспышку — не успели опомниться, как Джулиан сфотографировал наши голые зады. (Наверняка когда я стану богатым и знаменитым, этот снимок всплывет в каком-нибудь бульварном журнале.)