Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин

Артем поправил на плече ремень брезентовой сумки с инструментами. Этим обыденным движением он постарался прогнать нахлынувшее ощущение нереальности.

— Вов, неужели никто не пытался разобраться в здешних хитростях?

— А кому они нужны? У властей до этих мест руки не доходят. За нее, за власть-то надо все время бороться, на другое сил не остается. Даже на городское хозяйство, не то что на окраины с разными аномальными явлениями… Только старик пытался кое-что копать…

— Егорыч?

— Да… Ты же знаешь, он не чужд литературным занятиям. В давние годы печатал очерки и рассказы. Писал даже книгу, нечто вроде повести-притчи из истории какой-то гражданской войны. Но случилась драма. Дописавши до половины, понес он рукопись в какой-то толстый журнал, чтобы напечатать отрывки. А там подняли крик: «Что вы нам предлагаете! Пропаганду монархической идеологии, поэтизацию дворянства!..» Дело в том, что речь там шла об офицерах конной гвардии, которые спасали наследника престола. Пускай и страна выдуманная, и события фантастические, а все равно… Рукопись изъяли, Сам Александр Егорыч еле спасся от суда. Времена были такие. Мы-то уж почти не помним, но они были…

— Нынешние лучше? — сказал Артем.

— Это уже второй вопрос, господин профессор, как говорится в старом студенческом анекдоте. А я о Егорыче… С той поры он малость сдал. И нет, даже не малость…

— А закончить книгу не пробовал?

— Не закончить, а написать заново. У него ведь отобрали все черновики… Говорит, пробовал, но уже силы не те, память не та…

— И он решил заняться историей здешних мест? — Артем спросил это с непонятной опаской. И почему-то с тенью раздражения. Впрочем, это сразу прошло.

— Да… Для начала он попытался составить карты. И представь себе, составил. На все дни, кроме, разумеется, пятницы…

— А что пятница? Тяжелый день? — усмехнулся Артем, хотя ничего почти не понял.

Они давно уже перешли мостик и шагали вдоль низкого кирпичного цеха. В щелях его стен росли березки. Володя почесал бородку.

— Старик иногда выражается наукообразно: «Нестабильность пространственных конфигураций заметна в любые дни, но в пятницу она не имеет никаких закономерностей»… Да ты поговори с ним сам. Давай зайдем прямо сейчас, он всегда рад гостям. И про дела свои побеседовать непрочь…

— Ладно, зайдем!

Спешить было некуда. Нитка с Кеем обещали вернуться к вечеру. А половицы… да подождут, будь они неладны. Время теплое, из щелей не дует.

От цеха с березками Володя взял круто влево, и сперва Артему казалось, что они идут по незнакомым ему местам. Мимо поваленных железнодорожных цистерн, потом через цветущие сиреневые заросли, где прятались заброшенные домики. Но шаткий деревянный тротуар неожиданно вывел их к бетонной будке с колоколом.

— Узнаёшь? — спросил Володя.

— Да, я проходил тут недавно. И встретил юного ковбоя.

— А колокол какой был?

— С надписью «Фемистокл». По-старинному.

— А теперь смотри…

Колокол был, вроде, тот же самый, но по ободу тянулась неразборчивая славянская вязь.

— Вот так… А завтра появится еще какой-нибудь. Не угадать… Раздвигая густые стебли, вышли к будке конопатый Андрюшка-мастер,

незнакомый дошкольник в потрепанной морской фуражке на оттопыренных ушах и Лелька в своем красном платьице с лошадками.

Лелька с упреком взглянула на Артема.

— Раньше здесь Кей всегда звонил. А сегодня его нету и нету. Где?

— Ушел по делам, — развел руками Артем. — Будет к вечеру.

Лелька ухватила веревку у языка колокола, дернула. «Дон-н-н!» И сразу — вблизи и в отдалении — отозвались негромким, но проникающим звоном колокола, рельсы и всякий другой звенящий металл.

— Как появится, пусть ко мне зайдет, — сумрачно потребовала Лелька.

— Слушаюсь, ваше благородие! — Артем дурашливо сдвинул каблуки. И почему-то вдруг скребнула его тревога о Кее. И о Нитке. Но больше — о Кее. Непонятное такое беспокойство. Впрочем, оно растаяло через несколько секунд…

Артем думал, что Володя поведет его прямо к Егорычу — здесь было недалеко. Но Володя выбрал странную дорогу. Опять мимо старых домиков. Потом через гулкую громаду пустого цеха, а после — вдоль рухнувшей кирпичной трубы. И вдруг остановился.

— Взгляни. В среду она стоит там настоящая, а сейчас — вот…

Над высокими травами пустошей, над сплетением трубопроводов рисовалась в золотистом мареве полупрозрачная церковь. С шатровой колокольней, с узорчатыми крестами над маковками тонких башен. Она была словно соткана из солнечной пыльцы. Сквозь нее виднелось желтое облако.

— А если подойти ближе? — шепотом спросил Артем.

— Растает…

Артему вдруг вспомнилось, как недавно в городе Кей молчаливо и строго перекрестился на часовню — видимо, в память о погибшем друге. И тревога толкнулась опять. И снова исчезла, растворилась в мирной и безопасной тишине Безлюдных пространств.

Старик обрадовался Артему и Володе. Засуетился, заварил чай. Фаянсовый чайник накрыл панамкой, а большой, зеленый, водрузил на плитку.

О странностях Пустырей заговорил охотно. Достал с полки свой «Атлас»

— несколько ватманских листов с планами здешних мест.

— Я, конечно, в картографии смыслю мало, но кое-что изобразил. Пришлось немало полазить по буеракам. И такое вот дело: в понедельник зарисуешь, а во вторник придешь — там все по-иному. Хорошо, что ребятишки помогали. Как говорится, старый да малые. Они тут, можно сказать, все уголки знают…

О своей работе по описанию Безлюдных пространств старик отозвался со вздохом:

— Да по сути дела не о чем писать. Никакого объективного материала, одни разговоры и сказки. Нацарапал пока лишь несколько страниц, вроде предисловия. Вот, если угодно… — Он протянул Артему серые листы с пляшущим текстом старой пишущей машинки.

«Есть основание считать, что история Безлюдных пространств» уходит корнями в глубокую древность, во времена библейских пустынь. А может быть еще дальше — к неизведанным красным пескам Марса, которые в незапамятные времена неведомым способом соединялись с песками Земли (так говорит одна туманная легенда). При некоторых размышлениях можно сделать вывод, что Пространства возникали там, где в какой-то момент цивилизация начинала уставать от собственных противоречий и жестокостей. Впрочем, это лишь одна из догадок.

…Автор этих записок далек от мысли исследовать проблему во всей ее глубине и широте. Это по силам лишь объединенным общей задачей специалистам разных профилей, которым для изучения фактов и анализа общих закономерностей потребуется немало времени.

…Где эти специалисты и это время?

…Следует отметить, что в данном процессе важен не столько тот момент, когда Пространство возникает, сколько тот, когда оно начинает осознавать себя.

…Не исключено, что моментом осознания Пустырями (или Буграми) своего «Я» был случай с воздушным змеем. Восьмилетний мальчик смастерил этот змей и запускал его среди заросших бугров, уверенный в своем одиночестве и в своей безопасности, как вдруг наткнулся на двух подростков, которые строили игрушечный город. Этим мальчишкам не нужен был свидетель их тайны. По всем законам логики ребята должны были поколотить и отправить прочь незваного гостя со строгим наказом больше не соваться куда не надо. Мальчик понял это и обмер от страха.

Они сказали:

— Не бойся. Хочешь играть с нами?

Привычная, присущая данному времени жестокая логика рухнула. Выстроилась новая структура. Та, которая отрицает безжалостный рационализм военных заводов и недоверие человека к человеку. И ребята стали строить город вместе.

Теперь среди детей ходят рассказы, что этот город стал превращаться в настоящий и что он расположен в одном из ближних миров здешнего Безлюдного пространства, которое, как и вся вселенная, многомерно. Если даже это всего лишь легенда, то все равно она весьма показательна. Дети осознали новые закономерности Безлюдных пространств — поскольку эти Пространства осознали себя…»

— А те странные гости… — сказал Артем и посмотрел на Володю. — Те двое… Они тоже продукт данного осознания?

Старик знал про визит загадочных Леонида Игоревича и Сережи. Он с готовностью покивал:

— Конечно! Я слышал про таких… Сам не встречал, но слышал. Дети называют их «сомбро». Вероятно, потому. что те называют себя так сами.

— Я не знал, — сказал Володя. — Кстати, «сомбро» это на каком-то языке означает «тень»…

— На испанском, — вспомнил Артем. — Отсюда «сомбреро», шляпа защищающая от солнца. Как у всадника на майке того Сережи…

— Не лишено логики, — заметил Егорыч. — Сомбро — люди затененной страны.

— Почему же затененной? — вступился за Пространства Артем. — Она вполне солнечная.