Записки на салфетках - Гарт Каллахан

Ох! Конечно, это было бы ужасно. Но я продолжал вести страусиную политику:

– Лисса, Эмма никогда такого не услышит. Это не имеет значения. Никто не читает эту статью.

Ох, как же я ошибался!

Поскольку история продолжала распространяться, на следующий день я решил поговорить с Эммой. Эмма знала, что я – пациент из группы высокого риска. Мы никогда досконально не определяли, что это значит, не считая того, что я нуждаюсь в пристальном наблюдении по поводу рака и что мы ищем варианты лечения, которые могут помочь нам удерживать его рост в рамках.

Я куда-то вез Эмму. Не могу припомнить, почему мы вместе оказались в грузовике. Я воспользовался этой возможностью, чтобы небрежно упомянуть опубликованную статью. Рассказал ей о выпяченной на передний план статистике.

Восемь процентов.

Пять лет.

Я сказал ей, что моя статистика уникальна. Эти числа ко мне неприменимы. Я верил в это тогда и верю сейчас. Наша семья победит все неблагоприятные обстоятельства. Мы – не просто сухие цифры в таблицах.

Я предположил, что ей, возможно, не хотелось бы бродить по Интернету и натыкаться на истории обо мне. Поделился с ней тем, что нас, может быть, будут просить снова рассказать историю о раке; но, что еще важнее, мы должны говорить о записках на салфетках и о том, как много они для нас значат. Мы хотели помочь другим родителям наладить связь со своими детьми с помощью этих салфеток. Речь будет не о раке. И уж точно не об умирании. Это и так случится. Все мы смертны. Этого невозможно избежать.

Кажется, Эмма меня поняла. Я спросил, тревожит ли ее что-нибудь в перспективе пересказа этой истории. Она покачала головой. Ее воодушевляла возможность помочь.

Умей отдать другу свой последний доллар

Деньги – это вещь. Ты можешь заработать еще. Если у тебя есть нуждающийся друг и ты можешь себе позволить оказать помощь, отдай ему эти деньги. Черт, может быть, следовало бы дать ему денег, даже если ты не можешь себе этого позволить! Никогда не давай другу взаймы. Никогда не давай взаймы родственникам. Просто дари им эти деньги. Если давать деньги взаймы, это будет означать привязку, даже если ты и не имела этого в виду. В самом крайнем случае сам получатель денег увидит эту привязку, хоть ее и нет.

Глава 17

Я – просто человек, пишущий записки на салфетках

Познай разницу между успехом и славой. Успех – это мать Тереза. Слава – Мадонна

Было утро вторника, и я сидел за столом на работе, когда получил странное SMS от своего бизнес-коуча Рене Хейнс: «Вы только что были в программе «Сегодня». Поздравляю». Я огляделся по сторонам. Совершенно точно я находился на работе, в своем кабинете, а не в Нью-Йорке. О чем она говорит?

Алекс позвонил всего через пару дней после того, как его пост в Фейсбуке побил все рекорды, чтобы спросить меня, можно ли опубликовать мою историю на нескольких других сайтах, в Reddit и Imgur. Я дал согласие. Он велел мне ожидать звонков от интервьюеров. Я хмыкнул. А потом раздался звонок от сотрудницы Today.com. Юн Ким хотела взять у меня интервью для своего веб-сайта. Я был захвачен врасплох, но, разумеется, согласился. За этим звонком последовали сотни просьб. Buzzfeed, Huffington Post, Yahoo… Но все это были онлайн-ресурсы. На телевидение меня не приглашали.

Каким-то образом в Today’s Take в начале девятичасового выпуска был показан сюжет про меня. Они взяли контент из интервью на веб-сайте и просто обсуждали его в живой трансляции.

Мой сотовый тут же принялся трезвонить. Импровизированные ответы на вопросы. Семейные дискуссии о том, насколько далеко мы готовы позволить этому зайти. Не против ли я взять с собой дочь на живую трансляцию для обсуждения этой очень личной, душераздирающей ситуации? Но всякий раз как мы об этом говорили, Эмма выражала уверенность, что справится. Она была в восторге от миссии «Записок на салфетках» и гордилась всем происходящим. Она хотела, чтобы мы распространяли эту идею настолько широко, насколько возможно.

Моя маленькая девочка произвела на меня неизгладимое впечатление!

Однако чем публичнее я становился, тем больше усиливался мой внутренний конфликт. Каждый интервьюер хвалил меня за то, что я делаю, говорил мне, какой я хороший отец. Я был благодарен за эти слова… но, честное слово! Это записки на салфетках. Да, это было важное дело. Да, иногда нам, живущим в нашем безумном, с исказившимися приоритетами обществе, нужно напоминание о самых простых вещах. Но эти люди не были рядом со мной в те дни, когда побочные эффекты моего лечения становились невыносимыми и у меня не оставалось никакого терпения. Когда я, боясь, что мы опоздаем, рявкал на Эмму за то, что она слишком долго собирается на свою тренировку по софтболу.

Смысл «Записок на салфетках» был не во мне и даже не в том, что я умираю. Их идея подразумевала, что каждый может стать папой, пишущим записки на салфетках. Любой мог потратить пять минут в день, чтобы сделать что-то особенное для людей, которых он любит. Упаковать для них обед. Написать записку. Создать незримую связь.

Вот что было важно. А не я.

Мужество – это когда боишься до смерти, но все равно седлаешь коня. –

Я совершенно растерялся, когда мы готовились к нашей первой поездке в Нью-Йорк. Редакторы программы «Сегодня» действительно хотели показать нас в эфире. Я не мог спать. Я не мог нормально думать. Я был не способен осмыслить внезапное цунами интереса к нашей семье.

В наш первый вечер в Нью-Йорке мы зашли в собор Св. Патрика. Лисса хотела его посмотреть, да и я там ни разу не был. Когда мы вошли, я ощущал тяжесть в груди и голове. Нам с Эммой оставалось всего несколько часов до выхода на национальное телевидение, чтобы рассказать в эфире нашу историю. Нам предстояло обратиться к миллионам родителей, и мы надеялись, что наша миссия вызовет резонанс, пусть хотя бы небольшой. Я проговорил в задней части храма шутливую молитву – «молитву Шепарда», которую, по слухам, первым произнес астронавт Алан Шепард. Я произнес ее вслух, так, чтобы слышали Лисса и Эмма:

– Дорогой господь, не дай мне обо***!

Думаю, Лисса и Эмма были в полном шоке. Я, как правило, не употребляю сомнительных слов и уж наверняка ни разу не произносил ничего подобного в храме! Эти слова несколько прибавили ситуации фривольности, зато полностью передавали ту тяжесть, которую я ощущал. Что я делаю? Я определенно не планировал стать центром этого внезапного внимания. Что, если я облажаюсь? Что, если не смогу сдержаться, пытаясь поделиться чувствами и мыслями о собственной смертности и о том, почему для меня так важны записки на салфетках?

Всего несколько месяцев назад, во время записи эпизода для передачи Национального общественного радио «Здесь и сейчас», я оказался совершенно не готов к вопросу: «Гарт, прежде всего хочу сказать, что каждый, кто сейчас слушает это, – включая меня, поскольку я веду с вами этот разговор, – больше всего надеется, что, когда Эмма получит 826‑ю записку, вы все еще будете здесь. В случае же, если этого не случится, как, вы надеетесь, она будет думать о вас, получив эту салфетку номер 826 и вспоминая всю эту коллекцию?» Черт возьми! Я не мог поверить, что ведущая задала мне этот вопрос – сейчас, когда и Лисса, и Эмма стояли в студии за моей спиной и слушали!

Я поперхнулся. Буквально поперхнулся собственными словами, потом всхлипнул. У меня было такое ощущение, что мне вонзили нож в сердце. Я не смог сдержаться, и слава богу, что сидел в то время спиной к семье. Я так привык рассказывать эту историю в позитивном ключе! Да, у меня были свои страхи и трудности, но я был способен побороть большинство из них. Я верил, что позитивное отношение – лучшее оружие в моем арсенале. И вот после одного-единственного вопроса все мои страхи и сомнения не просто вышли на поле боя, но и наступали на меня в полную силу.

Слава богу, редакторы вырезали бóльшую часть этих всхлипываний и заикания. Для меня это не играло никакой роли. Я знал, что чувствовал и что случилось. Я не мог себе представить, что сделаю то же самое на Национальном телевидении. Под глазом телекамеры спрятаться некуда.

Настало следующее утро – с неправдоподобно ранними съемками и благословенно чутким интервьюером. Эмма была восхитительна (да кого я разыгрываю?! Она выглядела в те дни как юная девушка. Такая собранная. Такая уверенная. И я так гордился ею), а я сумел держать себя в руках. Это был сюрреалистический момент, которого я никак не мог предвидеть. Опыт, который невозможно представить. Наша миссия приобрела новый смысл. Рак был весьма высокой ценой, которую пришлось уплатить за то, чтобы рассказать о «Записках на салфетках». Я думал: Боже, ты хочешь, чтобы я делал именно это? Правда? Пожалуй, я предпочел бы не иметь дела с раком – и пусть записки на салфетках остаются нашей тайной, моей и Эммы. По рукам?