Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын

Все это росло постоянно с потугами, после обмена многочисленных телеграмм, иногда весьма заковыристых, как бывает, когда один что-либо хочет, а другой этого не желает.

Алексеев очень горячо стоял за создание сильного фронта, задолго до выступления Румынии. С выступлением Румынии значение фронта еще больше усилилось. Очень много умных и не умных мыслей было высказано в доказательство необходимости положить предел проникновению германского влияния в Малую Азию, пресечение связи с Константинополем и т. п. Никого это не убеждало, и в особенности Италию и Англию, и только когда переходили на резкости, чтобы не сказать грубости, то нехотя плелись. Все зависело от значения воюющих сторон. Так как до 15 и 16 годов значение России и Франции было преобладающим, то понемногу фронт все усиливался, и когда случилась румынская разруха, то Робертсон и Кадорно уже ставили вопросе так: так как усилить Салоникский фронт по техническим условиям нельзя, а главный фронт – западный (для Кадорно Итальянский), то надлежит не усиливать Салоникский фронт, а наоборот, его надо ослабить и отойти на собственные, Салоникские позиции. По отношению, собственно, Салоникской позиции, это было логично. Если нельзя, так нельзя. Но само слово нельзя – было очень спорно.

Еще в ноябре Робертсон, со свойственным ему не красноречием, все тыкал всем, что западный фронт важнейший и решающий, никто с ним не спорил, ибо бесспорно решающий фронт и по своему значению, и по сосредоточению в нем средств и интересов, западный был важнейший. Он мог быть и решающим, но мог и не быть.

Наш фронт тоже важнейший; но решающим наши союзники его не признавали. Такие обобщения допустимы в обыденной жизни и в обыденном деле, но признать их безусловно верными понятно, нельзя. <…>

Вся 3-х летняя война дала нам яркие доказательства не только импотенции военной мысли, сколько импотенции в исполнении. По-крайней мере у нас все являлось сложным, трудным до невозможности, кроме одного – отдачи приказа об атаке, когда без всякой надежды на успех гибли и калечились сотни тысяч. Осуществление моей мысли требовало больших средств и времени. Содействие англичан, французов и итальянцев должно было выразиться не менее 8 дивизиями, не считая войск для обеспечения Египта и Месопотамии. Ее нельзя было открыть ранее 1 июля, когда 2-ая армия основательно втянулась в район Евфрата к северу от Диарбекира. Все это касается исполнения, а все это было в руках человеческих.

Я даже думаю, что ни Брусиловское наступление, ни Соммская операция не пострадали бы, назначение и успех в Малой Азии, взятие Эрдзинджана было дополнено угрозою Алеппо.

Наши августовские неудачи в районе Киги-Огнота, просто результат дурного управления со стороны Юденича, а не потому, что обстановка для нас сделалась неблагоприятной. Но операция эта была отвергнута и Китченером и, как кажется и здесь, и не думаю, что когда-либо к ней бы вернулись. Никак не могу постигнуть, что делается на Кавказе. Отдельные слухи из газет, позволяют думать, что там более неладно, чем на западном нашем фронте.

Но я отвлекся от Салоникского фронта.

По мере его роста армия эта немного расширяла свой район и в ноябре овладела (сербы) Монастырем. Это было хорошо и важно, но так как затем все размельчалось, то последствия выразились лишь в необходимости большого его усиления.

5/18-VII-17

Выступление Болгарии в союзе с Центральными державами, очень резко изменило равновесие борющихся лагерей и не в пользу согласия. Можно ли было это предвидеть, возможно ли было, устранить это выступление, это вопрос теперь праздный. Необходимо было парализовать значение этого выступления. Сербия и Черногория были разгромлены, Дарданелльская операция потерпела фиаско, Греция вела даже не двойную, а открытую игру в пользу наших врагов.

Очищение всего Балканского полуострова, вместе с Салониками было бы громадной военной и политической победой Центральных держав, освободило бы несколько сотен тысяч войск, и ввела бы Румынию в цикл центральных держав, и обратила бы Средиземное море в почти немецкое. При таких условиях 6/19-VII-17 удержание Салоников для наших союзников являлось делом чрезвычайно важным. И для нас, для всего нашего юга, в частности, и общего нашего фронта такая политическая обстановка, с военной точки зрения грозила бедствием. Не только Салоники, но важные направления к Дунаю и Болгарии и разъединение наших врагов, требовалось самой очевидностью.

К сожалению, ряд частностей временами брали верх, и так как Салоники были далеко, и притом никому из союзников не принадлежали, а принадлежали Греции, то военное и политическое значение этого района и фронта серьезно оценено не было. Наружу выступили одни трудности, которые с развитием подводной войны все увеличивались. Затем при обсуждении положения, всегда рассматривалось с точки зрения частностей, что для массы и для данной минуты было понятнее. Этим я объясняю себе те колебания, которые с 1915 года имели место и имеют в настоящее время настолько, что англичане уже убрали 2 дивизии. Итальянцы, кроме 2 дивизий ничего не дали, и французы рады были бы оттуда убраться.

Когда же стремление к сокращению осуществится, греческие войска, на которые рассчитывают, окажутся неспособными и занятие германо-болгарами Салоник осуществится, исправить испорченное окажется невозможным, важность фронта предстанет во всей наготе и вопль подымется неистовый. Но делу это не поможет. Я, однако, надеюсь, что до этого не дойдет.

8/21 июля здесь соберется международная конференция, в том числе военная, для обсуждения Салоникских дел, и вообще военного и общего положения на всем фронте. Я раза два был в канцелярии моего заместителя. Он меня не замечает и со мною не разговаривает. Больше туда не пойду. Думал, что он человек все-таки воспитанный, к сожалению, он прав, сказав, что за свое пребывание за границей, он потерял стыд. Сказано было это по поводу нашего разговора о поведении наших солдат, главным образом, 1-й бригады и находящихся в госпиталях. Я заявил ему, что все, что делается, ужасно стыдно. Меня он успокаивал: «Знаете, я за свою службу за границей, потерял стыд»… Ну что ответить на такое признание? Может быть, это поможет ему успевать в службе? Таких, правда, не говорящих об этом так откровенно, я в своей жизни видел не малое число. Но жаль, что Временное правительство и интересы России будет представлять такое лицо, которое не чувствительно к этому чувству. Приглашен и генерал Занкевич. Надеюсь, что он до конференции переговорит с генералом Дитерихсом{87}, который приехал с Салоникского фронта и хорошо знаком с условиями здесь, и который командовал бригадой на Салоникском фронте в течение 10 месяцев; и до этого в течении года был генералом квартиры юго-западного фронта. Он Занкевичу поможет разобраться в очень сложных условиях этого фронта. Генерал Дитерихс человек основательный и знающий.