Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, я верно понял, для него приоделась, губки накрасила, волосы завила, надушилась! Чтобы покрасоваться перед своим бывшим!
— Ничего такого, — отнекиваюсь изо всех сил, безбожно краснея, ведь Олег угадал. — Пусти!
— А меня решила на сухой паек посадить, женушка! — кипятится он, стискивая подбородок пальцами. — Так не пойдет. Ночью будешь в моей постели.
Эта перспектива вызывает тошноту. И видимо, это отражается на моем лице, вон как мужа перекашивает.
— Ночью ты будешь храпеть пьяный! — не удерживаюсь, выкрикивая первое, что приходит на ум, сбрасывая загребущую руку мужа, лишь бы скорее убраться отсюда как можно дальше.
— Я не алкоголик, Ева, — цедит разъяренный Олег, я же толкаю его и выбегаю, наконец, из комнаты.
Прочь из этого дома, прочь!
— За детьми присмотри, будь добр! — бросаю напоследок мужу и ухожу, даже не оборачиваясь.
Глава 11
Давид
Цифры уже бегут перед глазами. Мозг плавится. Сжимаю переносицу, пытаясь сосредоточиться на документах, но в голову лезут посторонние мысли. Ева, Милана, дети, наследство, долбаные акции. После дурдома, который устроили за завтраком Стоцкие, никак не настроиться на работу.
В офис не поехал, решил расположиться в кабинете отсутствующего тестя, раз уж нас с женой в приказном порядке попросили пожить в этом доме, хотел тишины и покоя. Кроме меня некому тянуть эту махину, управлять которой в скором времени будет непонятно кто!
Дедуля устроил сюрприз, решив поднасрать своей родне, вот только разгребать всё это дерьмо приходится мне: отвечать на многочисленные звонки, утихомиривать взбесившихся папарацци, подписывать тонны документов, но, главное, на каждом гребаном совещании делать вид, что ничего не изменилось и в обозримом будущем компания останется на плаву и с прежним советом директоров.
Всё это лажа, полное фуфло, которое втираю подчиненным, чтобы унять беспокойство, а в действительности скоро мы пойдем побираться по миру и начинать карьеру заново, а компания, созданная с нуля Стоцкими и Горскими, окажется в чужих руках, потому что обеспечить наследника не представляется возможным!
Я мог наступить себе на горло и заделать одной из сестер ребенка ради спасения компании и тысячи работников, годами служащих на благо наших семей. Вот только Милана… Ломает от одной мысли, что придется снова смотреть на нее сверху вниз в постели и наблюдать искривленное ботоксом лицо. Я и забыл, когда в последний раз исполнял супружеский долг. Она не верит, но запах распутства уже давно въелся в ее кожу…
Не особо-то и старался заделать Милане ребенка, а она и рада была прожигать свою бестолковую жизнь в клубах и на вечеринках, топя в бутылке какое-то придуманное горе. Заиметь ребенка от этой проститутки? Нет, лучше просить милостыню на паперти, чем такая перспектива. Из нее нормальная мать, как из меня фея.
И тут перед носом словно веет запахом свежести и морского бриза. Прикрываю глаза, стискиваю кулаки. Ева… Первая женщина… С каким же удовольствием я бы стал ее Адамом… Одергиваю себя, ярясь от одного упоминания имени этой предательницы. Змея, посмевшая уничтожить мое сердце, предавшая доверие и растоптавшая мужскую гордость.
Дыхание учащается, глаза наливаются кровью. Невыносимо, что каждый божий день приходится видеть ее обманчиво невинные глаза, смотреть на роскошное тело, которое принадлежит никчемному, не заслуживающему звания мужчины остолопу. Черт! Бью кулаком по столу и сбрасываю с него бумаги.
Сегодня поработать уже не выйдет, но кто, кроме тебя, Давид?
Встаю напротив стола и упираюсь кулаками в деревянную поверхность, пытаясь вернуть себе самообладание. Но напряжение не отпускает, не могу найти для него выхода.
Ситуация слишком запутанная, чтобы разрешить ее одним щелчком пальцев.
Звонок телефона прерывает мысли.
— Давид Эльдарович, — вещает мой помощник Влад, — то, что вы просили, сделано.
— Встречу с детективом назначил? — спрашиваю в свою очередь, никак не комментируя слова собеседника, но отмечая, что он быстро выполнил мои требования. Надо выписать премию. Распродать почти всё недвижимое и движимое имущество за такой короткий срок — нужно для этого обладать железной хваткой. Что ж, с выбором помощника в свое время не прогадал.
Стискиваю зубы, понимая, что не всё еще успел. На тот момент, когда придется выкупать продающиеся с молотка активы старикана, лучше иметь как можно больше денег на счетах. А чтобы устранить всех конкурентов, приходится идти на крайние меры, отбросив лишние сантименты.
— На пятнадцать ноль-ноль, — рапортует Влад быстро, а я глушу в себе неуместное чувство вины за то, что собираюсь нарыть компромат на Стоцкого, лежащего при смерти, чтобы выбить себе контрольный пакет акций. Мне не оставили выбора в средствах.
— Тогда организуй мне встречу с Савченко и Рудиным, — гляжу на часы, — я подъеду в офис через час.
Только убираю телефон, как вдруг по всему дому раздается: «БУМ». Такой грохот, что уши закладывает. Газ, что ли, взорвался? Или дед перед смертью бомбу подложил, чтобы одним махом от всех нас избавиться?
Прислушиваюсь. Тишина. А затем раздается тоненький детский плач. Сначала не соображаю, откуда он взялся, а потом вспоминаю, что в доме есть маленькие спиногрызы. Подрываюсь и спешно выхожу из кабинета тестя, спускаюсь вниз, наблюдая, как дети выбираются из-под металлического завала. Рядом валяется старинный меч, шлем, щит с красной и золотой полосами посередине. Кажется, это был рыцарь — антиквариат, так ценимый Стефанией, стоявший на лестничном пролете.
— О господи, беда-то какая, что же это… — причитает, чуть ли не плача, Глафира, помогает мальчишкам отряхнуться.
Те плачут навзрыд, по виду вроде целые.
— Меня же госпожа уволит, сколько ж это стоит? — прижимая руки к груди, ноет женщина, сокрушаясь над разрушенным рыцарем.
Проказники, одержавшие победу над бессловесным железным врагом, сидят на полу и размазывают по лицам слезы. Совершенно неотличимые друг от друга пацаны. Черные макушки, красные свитера, синие джинсы. Две пары карих глаз, смотрящих синхронно то на меня, то на рыцаря, то на сердобольную экономку, которая пытается собрать в кучу поверженного воина.
— Что происходит? — хмурюсь, подхожу ближе, рассматривая эту композицию.
— Давид Эльдарович, — отшатывается от меня Глафира, глаза ее испуганно бегают от меня к детям, и какой-то странный блеск вижу внутри глаз, но сейчас не до этого. — Мальчишки баловались, по перилам скатывались, потом вот — рыцаря уронили. Совсем спасу с ними нет. Я уже не в том возрасте, чтобы с детьми сладить… Ох, простите, что отвлекли… У вас, наверное, работы много.
Со скепсисом смотрю на испуганную работницу, осматриваю пацанов на предмет синяков, но единственная их травма — психологическая,
