Пусть танцуют белые медведи - Ульф Старк

Вот бы колесо обозрения застряло, и мы бы висели так целую вечность! Хорошо было сидеть вдвоем. И маме, кажется, тоже это нравилось.

— Господи, ну я и разошлась! — вздохнула мама. — Ничего, это мне на пользу.

Она расплылась в широкой счастливой улыбке.

— Давненько ты так не бушевала, — заметил я.

— Да я уж и не помню, когда это было. Но иногда он ведет себя так по-дурацки, что просто выводит меня из себя.

— Ага, — поддакнул я.

— Ничего, это его проучит, — добавила мама. — Приятно на время выбраться из дома. Что скажешь?

— М-м-м.

Мама обняла меня, и мы ехали так молча круг за кругом. Свободной рукой она указала на тучи.

— Похоже, будет дождь. Хочешь, поедем домой?

— Never[20]. Лучше пойдем в павильон с игровыми автоматами или в комнату смеха, посмотрим, как выглядят люди в тех зеркалах. Или кофе где-нибудь попьем.

Я ни за какие коврижки не хотел возвращаться домой. Мне хотелось весь день пробыть вдвоем с мамой. Хоть я и знал, что потом будет еще хуже. Но мне было наплевать.

— Всегда одно и то же, когда мы приходим сюда, — сказала она.

И была права. Каждую весну мы приезжали в Гренан — папа, мама и я. И всякий раз шел дождь. Видимо, так тому и быть. Так положено.

Я кивнул и опустил голову ей на живот. А мама потрепала меня по волосам, словно думала о чем-то другом. А я думал о том малыше, что лежал там, внутри. Он уже весил почти полтора кило и был тридцать пять сантиметров в длину. Это я вычитал в учебнике по биологии.

— Все будет хорошо, — сказала мама. — Правда?

— Гуггелли-блуб-плуб, — пробормотал я, уткнувшись в ее живот, — как в тот раз в такси, когда мы впервые ехали к Торстенсону.

— Что ты сказал?

— Ничего.

Мне не хотелось говорить о том, как все будет. Мне было и так сейчас хорошо. И этого было достаточно.

Мы вернулись домой промокшие до нитки.

Едва мы сошли с колеса обозрения, полил дождь. Но мы все равно обошли все те места, о которых я говорил. В павильоне игровых автоматов мы немного поиграли в «Jungle Lord» и в «Black Knight»[21] и во всякие стрелялки. Потом мама испробовала мотоцикл с экраном, на нем, петляя и все убыстряясь, бежала вперед дорога и то и дело выскакивали другие мотоциклы, которые надо было объезжать. Не сводя глаз с экрана, прижав живот к бензобаку и вцепившись руками в руль, мама сворачивала то влево, то вправо. Она наверняка поставила дорожный рекорд. Вот уж не думал, что мама умеет так здорово управляться с мотоциклом!

Мы целую вечность бродили по комнате смеха, но дождь никак не утихал. Тогда мы решили не обращать на это внимания. Бесполезно было ждать, когда он кончится. Все небо заволокли темные тучи.

Другие посетители искали укрытия под навесом, где разыгрывались лотереи или в ресторанах, а мы бродили повсюду и тешили себя как могли: прокатились на «Диско», «Американских горках» и «Летающем ковре», пока совсем не выдохлись от крика и смеха.

Напоследок мы прокатились на «Хали-гали». Я всегда любил его больше всего. Дождь хлестал нам в лицо, а мы вертелись все быстрее и быстрее, пока глаза не стали мокрыми от слез и дождя. Мама сидела с выпиравшим животом и крепко-крепко прижимала меня к себе.

— Где вы пропадали? — напустился на нас Торстенсон, когда мы ввалились в гостиную.

Он просто обомлел. Одежда на нас насквозь промокла, но мы хихикали, хоть и едва держались на ногах. Мамина тушь растеклась по лицу, а волосы растрепались и торчали в разные стороны, словно диковинная шапка.

— В Этнографическом музее, — сказала мама и подмигнула мне.

И мы заржали так, что Торстенсон просто не знал, что и думать.

Отличный это был денек! Давно таких не было. Мне не хотелось думать про завтра. Чтобы отвлечься, я достал губную гармошку и попытался сыграть «Doncha think it’s time»[22], и тут зазвонил телефон.

— Лассе, это тебя! — крикнул Торстенсон снизу.

Я неохотно поплелся вниз. Не хотелось ни с кем разговаривать. Хотелось побыть одному и вспоминать прошедший день. Я приложил трубку к уху.

— Алло!

— Это я, — сказал Пень.

— Чего ты хочешь? — спросил я, хотя сразу догадался.

— Принеси завтра Блэки в школу.

— Так не пойдет, Пень. Совсем офигел, что ли! Я за ним уже столько времени ухаживаю. Да он тебя даже не вспомнит! Так ему только навредишь, черт бы тебя побрал!

— И пусть. Это моя крыса, — не уступал Пень, — и я хочу завтра получить ее назад.

Он положил трубку.

А я-то думал, он забыл. По крайней мере, я на это надеялся. И вот он звонит и требует Блэки назад именно завтра! И мне не отвертеться. Ну, завтра будет денек!

Я медленно поплелся по лестнице в свою комнату, понимая, что в эту ночь мне будет не до сна. Слишком многое мне надо обдумать. А я в этом не мастак.

Глава двенадцатая

Я печально упаковываю хозяйственную сумку, директор и магистр Асп разевают рты, а кто-то раскачивается на галстуке

Наконец наступило утро. Это было неизбежно.

Солнце катило по небу, словно на аттракционе в Тиволи, и свет бил мне прямо в глаза. Я поздно заснул. Да и снилась мне потом всякая дребедень.

На самом-то деле у меня не было особых причин психовать. Что с того, что мама напустилась на нас с Торстенсоном и не дала все как следует повторить, я и так был достаточно подготовлен к зачету. Никакой беды в этом не было. И все же я страшно волновался и был неуверен в себе. Догадывался, что это будет непросто. Редко когда все складывается так, как предполагаешь.

Я уже напялил свои шикарные шмотки. Скоро пора выходить. Я никак не мог справиться с узлом галстука. У нас с отцом вечно с этим загвоздка.

Я молча погладил Блэки по шерстке. Его сердечко билось у меня под ладонью. Догадывался ли он, что нам предстоит? Вряд ли. Зверек выбрался из моих рук и принялся играть с галстуком, свободно болтавшимся у меня на шее. Он поводил по нему носом, а потом запустил в него свои коготки.

Я запихнул крысу в мамину красную хозяйственную сумку. Блэки, наверное, решил, что мы отправляемся на небольшую прогулку.

— Прощай, Блэки, — сказал я и застегнул молнию.

Тяжело ступая, я спустился в кухню, там уже все были в сборе.

Они завтракали.

Но мне было не до еды. Я просто сел и уставился на сыр, яйца, копченую конину и всякую прочую снедь, какую разложил Торстенсон. Я незаметно взял немного сыра и колбасы, завернул в хозяйственную бумагу и сунул в карман.

— Не волнуйся, — подбодрил меня Торстенсон. — Все будет хорошо!

Он посмотрел на меня, но я отвел взгляд.

— Не поможешь мне завязать галстук? — попросил я маму.

Она, конечно, помогла. Ее пальцы ловко управлялись с любыми узлами. Раз — и галстук сидит как надо.

— Вот так! — сказала мама.

— Класс! — похвалил я.

— Не придавай этому слишком большого значения, — шепнула мама мне на ухо. — Не так это и важно, знаешь.

— Угу, — кивнул я.

Но она ошибалась. Все было очень даже серьезно.

— Удачи! — пожелал Торстенсон, когда я проходил мимо с хозяйственной сумкой в руке, глаза его лучились радостью.

На школьном дворе было пусто. Я надеялся встретить там Пня, чтобы передать ему Блэки, пока все не началось. Но Пня нигде не было, и я поплелся в школу.

Я поднялся по истертым каменным ступеням, прошел мимо учительской. Дверь была открыта. Мне показалось, что я слышу голоса директора и магистра Аспа. Они говорили обо мне. Но мне было наплевать. Ничего не хотелось слышать.

В коридоре, как водится, мигала лампа дневного света. Сколько раз стоял тут, прижавшись к вешалкам! Я снял пальто, а потом потянул ручку двери.

К счастью, она была не заперта.

Я прошел к своей парте и сел, расстегнул молнию на сумке и вынул Блэки. Он заморгал от света, зевнул, так что стали видны острые зубки, и замолотил хвостом.

Я принялся гладить его по спинке, пока он не затих на крышке парты.

— Мы им еще покажем! — прошептал я. — Они еще увидят! Верно?

В тот же миг я услышал, что кто-то копошится за дверью.

Я быстро сунул Блэки в парту, пихнул туда же колбасу и сыр, которые принес в кармане, и закрыл крышку.

— Сиди тихо, Блэки, — сказал я. — Ради всего святого, затаись как мышь.

Я едва успел сесть как ни в чем не бывало, как в класс в своем дурацком берете прошествовала Габриелла — с учебником биологии под мышкой и радостной улыбочкой на физиономии.

— А ты уже здесь? — удивилась она.

— Ага.

— Мне показалось, я слышала голоса, — сказала она и огляделась по сторонам, словно предполагала увидеть еще кого-нибудь.

Но увидела только плакат с перелетными птицами.

Вскоре заявились и остальные ребята и расселись по местам. Но Пня все не было. Он не приходил с той самой контрольной на прошлой неделе. Зато директор был уже тут как тут. Уселся на стул у дверей, закинув ногу на ногу, и уставился на меня.