Клуб бездомных мечтателей - Лиз Мюррей

Мы стояли на первом этаже в подъезде и думали, что бы такого еще наделать. Дэнни достал из кармана отвертку и начал вскрывать почтовые ящики. Я осмотрелась, увидела прислоненный к стене железный штырь для поднятия металлических жалюзи и протянула его Рику, который вопросительно посмотрел на меня.

– Приколись, – сказала ему я и показала на небольшую коробочку, расположенную между открытыми дверьми лифта ближе к потолку.

– Точно, попробуй туда засунуть, – поддержал идею Дэнни, бросавший в воздух почтовые конверты.

Рик засунул конец штыря в металлическую коробку между дверьми лифта. Появилась яркая искра, и раздался треск. Рик отпрянул. Он поднял руку, и я увидела, что пальцы его руки почернели. Дэнни громко и истерично рассмеялся, и его смех поднялся вверх по лестничному пролету, а потом вернулся к нам в виде эхо. В воздухе запахло дымом.

– Ну, вот я и попробовал, – сказал немного ошарашенный разрядом тока Рик.

– Молодца, – рассмеялся Дэнни.

В отличие от братьев, я не должна была возвращаться домой к определенному времени, поэтому всегда уговаривала их поиграть подольше. Я не стремилась, чтобы у них были неприятности с матерью, просто я не хотела с ними расставаться. Иногда мы гуляли и играли почти до рассвета, когда серое небо начинало розоветь новым днем. Такие гуляния до первых петухов в Бронксе называют устойчивым выражением «переломить ночь».

После того как ребята возвращались домой, мне было нечем заняться. Я медленно брела к себе, вспоминая все, что мы успели сделать за день. Я входила в наш дом, а потом и в квартиру 2 в и думала о том, что мы будем делать сегодня. Может быть, у нас получится пробраться в кинотеатр и пробыть там весь день или мы пойдем в зоопарк, в который по средам пускали бесплатно.

На улице воздух был сухим. По сравнению с ним в нашей квартире было очень влажно. Влажность и запах шли от забитой ванны. Папа называл содержимое забитой ванны «биомассой». Дома было совершенно темно за исключением свечения телевизора с приглушенным звуком. Если Лиза была в своей комнате, то она слушала музыку Дебби Гибсон. В маминой спальне виднелся только огонек ее сигареты. Она слушала свои грустные песни. Если звучала пластинка с записью песен горбатых китов, значит, мама уже прокрутила свою ночную порцию Джуди Коллинс.

– Привет, мам! – говорила я огоньку сигареты. Из комнаты раздавался глубокий вздох и слышался звук глотка из бутылки с пивом.

– Привет, Элизабет, – отвечала мама. Крик китов заглушал ее слова. Мое полное имя она использовала только при приближении приступа шизофрении, и поэтому я мгновенно напрягалась.

– Мам, у тебя все в порядке? – спрашивала я, на два шага входила в комнату и рукой нащупывала матрас. Я садилась на край матраса, как можно ближе к двери.

– Даже не знаю, – отвечала она. – Элизабет, мне очень одиноко.

Огонек ее сигареты вспыхивал ярче.

– Где папа?

– Кто его знает, – отвечала мама.

– Вы снова поссорились?

– Твой папа не очень заботливый человек, Элизабет. Но подробнее об этом я расскажу тебе, когда подрастешь, – отвечала мама, размахивая в воздухе сигаретой.

– Расскажи мне про папу, – просила я.

– Нет, сейчас не буду. Ты его только защищаешь… Я очень одинока… А я так хочу, чтобы меня любили… Знаешь, быть любимым – это так важно, – отвечала она, слегка повысив голос, и делала глоток из бутылки.

Пластинка с криками огромных невидимых китов продолжала играть, наполняя комнату звуками глубокого океана.

Сердце начинало биться быстрее. Мне не нравилось, когда мама чувствовала себя покинутой. В этом было слишком много негатива и даже ненависть к окружающим. Налицо все признаки приближающегося нервного срыва.

Правда, непосредственно перед коллапсом мама полностью теряла понимание, кто она такая. В прошлый раз она перепутала счет за электричество с чеком на социальное пособие, решив, что она Con Edison, что на самом деле было названием компании, которая прислала счет. Тогда я совершила большую ошибку, назвав ее «мамой».

– Я не твоя мать, я Эдисон, мелкая ты сучка! – кричала мама. – И денег никаких ты от меня не получишь!

Чек социального пособия все это время лежал в кармане ее штанов, мама, соответственно, ничего не покупала, и холодильник был пуст. Когда нам с Лизой стало совсем неудобно ходить и попрошайничать у соседей, мы съели зубную пасту и помаду для потрескавшихся губ с синтетическим вкусом вишни.

Я знала, какую стадию болезни переживала мама. Она уже почти перестала говорить и скоро перестанет нас узнавать. Вскоре она вообще перестанет с нами общаться и начнет что-то бормотать про себя и разговаривать с людьми, которые, как ей кажется, находятся рядом. Нам придется подождать, пока она окончательно потеряет рассудок, тогда можно вызывать «Скорую» и ее увезут в психбольницу как человека, который полностью не отдает отчета в своих поступках. После этого мы с Лизой, насколько в наших силах, приберемся в квартире, вынесем огромные пакеты мусора, распылим повсюду освежитель воздуха и плотно закроем дверь ванной. Папа позвонит в «Скорую» и в полицию, и маму снова увезут. Судя по ее настоящему поведению, жить нам осталось около месяца.

– Я тебя очень люблю, – говорила я маме заботливым тоном.

– Нет, Элизабет, меня должен любить мужчина. Понимаешь? Надеюсь, что всем это понятно? Мне нужна мужская любовь. – Она начинала плакать и повторять: – Мне нужна мужская любовь.

– Папа тебя любит, – говорила я, но она мне не отвечала. – Он тебя очень любит, – тихо шептала я уже скорее для себя, чем для нее.

Однажды днем в четверг я обувала кеды, чтобы выйти на улицу, когда неожиданно раздался стук в дверь. Я подумала, что это социальные работники, и с опаской стала красться к двери, чтобы тихонько посмотреть в глазок. К моему ужасу, мама, одетая только в грязную длинную майку, уже отпирала замки. Зная состояние квартиры – сигаретные окурки, прожженный ковер, гниющий мусор и грязную одежду, я запаниковала.

Дверь открылась, и мама впустила белого мужчину двадцати с небольшим лет, одетого в безукоризненный костюм. Это наверняка социальный работник, который обязательно упомянет состояние дома в своем отчете. Я оцепенела от ужаса.

Потом я схватила стул, смахнула с него полотенцем грязь и предложила ему сесть. Тут из своей комнаты вышла Лиза и, к моему величайшему изумлению, обратилась к мужчине по имени.

– Мэтт, я правильно ваше имя запомнила, не так ли? – спросила Лиза. Неужто сама Лиза вызвала социальную службу?

– А вы Лиза? – спросил молодой человек слегка удивленным голосом.

– Да, – ответила Лиза. – Давайте в гостиной сядем, там есть журнальный столик.

Удивленная таким началом разговора, я на всякий случай побежала в свою комнату, чтобы накинуть рубашку с длинными рукавами. Как-то раз один социальный работник заявил, что я слишком худая, и грозился по этой причине перевести меня в приемную семью. Лиза села на диван прямо на мамины джинсы и заложила пряди своих длинных волос за уши. Я выбрала место рядом с социальным работником. Входная дверь открылась, и из магазина появился папа.

Насвистывая, папа вошел в комнату. Увидев незнакомого человека, который искал чистое место для того, чтобы поставить свой атташе-кейс, папа резко остановился. Я надеялась, что молодой человек не заметит ползущего рядом с его ботинком таракана. Настроение папы резко ухудшилось.

– Здрасьте, – произнес папа не самым дружелюбным тоном.

– День добрый! Меня зовут Мэтт, – произнес молодой человек и протянул папе руку.

Тон Мэтта был слишком вежливым, здесь явно что-то было не так. Они пожали друг другу руки, и по выражению папиного лица я поняла, что все это не осталось без его внимания. Я убрала несколько стоявших на журнальном столике тарелок, но Мэтт уже положил свой кейс на колени.

Мама не вовремя решила слишком широко расставить ноги, забыв, что она всего лишь в майке. Папа предостерегающе посмотрел на меня и сел на стул прямо напротив. Я неожиданно осознала, что мы впервые за долгое время сидим за одним столом всей семьей. В молчании мы смотрели на Мэтта.

– Ну что ж, – начал Мэтт и окинул взглядом окружающую его обстановку: частично сломанные жалюзи, переполненные пакеты с мусором и бегающих тараканов. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и прокашлялся. – Меня попросили прийти к вам и рассказать о возможностях, которые дает «Британская энциклопедия».

Я поняла, что он не социальный работник, и у меня как камень с шеи свалился. Однако мгновенно напрягся папа.