Харьков 354-286 - Константин Минаков

— Дело в том, что в нашем санатории применяются нестандартные методики лечения, испытывается новое медицинское оборудование, даже лекарства мы применяем ещё не пошедшие в широкое производство, поэтому к нам отправляют людей обычно в самом крайнем случае.

— Давайте сменим тему, — заговорил, наконец, Кожухов, — Михаил Ильич приедете на место, и сами всё увидите.

После этого разговор иссяк и все погрузились в свои мысли. Кошкин задумался о том, что врач если и не врёт, то не говорит всё до конца. Хотя если его заявление о секретном медицинском центре верно, то тогда становится ясным то, почему жене с дочерями не позволили вернуться в Харьков вместе с ним. Но с другой стороны, Харьковская область не такая уж и большая, и в то, что на её территории находится секретный санаторий, не очень верилось. Погрузившись в свои мысли, Кошкин не заметил, как уснул. Проснулся он, когда машина уже въезжала во двор санатория. Не удержался и таки сел на носилки, отодвинув шторку на окне машины. Михаилу было интересно, что это за таинственный оздоровительный комплекс, куда они приехали.

Санаторий находился в лесу, был ограждён металлическим забором, у ворот была будка с дежурным. На этом видимая часть охраны заканчивалась, если не считать, сидящего на цепи, рядом с будкой охранника, кабысдоха обыкновенного.

"Газель" проехала ворота и остановилась перед входом в красивое, явно современно здание, непривычной архитектуры. Кошкину помогли выйти из машины, на этот раз он не пользовался носилками, и провели к лифту, поднявшись на котором он прошёл через длинный светлый коридор в палату, в которой Михаилу Ильичу и предполагалось находиться. В палате была одна кровать, тумбочка и столик, стоящий в углу комнаты. Вообще комната полностью отличалась от тех, с которыми познакомился Кошкин за месяцы проведённые в больницах. Например, не было торчащей из стен проводки с фарфоровыми изоляторами, выключатель, розетки и, даже, оконная рама были сделаны из неизвестного материала.

Не успел Михаил Ильич познакомиться с палатой, как в комнату вошёл мужчина, представившийся Александром Степановичем, главврачом санатория. Он сказал, что сейчас подадут ужин в палату, а затем, когда Михаил Ильич поест, приступят к лечебным процедурам. Несмотря на то, что был уже вечер, лечение нельзя было откладывать, и так состояние здоровья Кошкина было плохим.

Как только Кожухов убедился, что с Кошкиным всё в порядке, он попрощался и, прикрыв за собой дверь, вышел из палаты вместе в главврачом.

— Александр Степанович, помните о том, что больному не стоит пока знать, что произошло, — сказал Кожухов, — пусть и дальше думает, что находится в секретном санатории.

— Вы что, считаете, что я не понимаю, что пациенту нельзя говорить такие стрессовые новости? Да я лучше вас знаю, что известия о том, что своих коллег и друзей он больше не увидит, не лучшим способом отразятся на его здоровье. Мы будем действовать как и договаривались. Пациент не узнает о переносе, раньше чем достаточно для этого окрепнет.

— Ладно, ладно, вижу что понимаете это. И ещё, помните, что интерес к пациенту проявлен на самом верху, как с вашей стороны, так и с нашей. Нельзя позволить ему умереть.

— Не каркайте. Я осведомлён о возложенной на нас ответственности.

Закончив на этом разговор, Кожухов отказался от предложенного ему ужина и уехал в город на предоставленной ему машине.

Харьков. 5 июля 1940 года

Сегодня, как и обычно, да за эти две недели уже все попривыкли, я пошёл на работу. Выходить из дому приходилось пораньше из-за увеличенных интервалов в движении метро. Да и купить такую обычную вещь как жетоны, стало тяжелее. Ситуация двухнедельной давности, когда трамваи и троллейбусы не работали, а их функции выполняли автобусы и маршрутки сменилась на противоположную – перебои с бензином сказывались. Поэтому народ всё активнее пользовался городским электротранспортом. Что конечно же увеличило очереди в кассы метрополитена на несколько метров, а кое-где и на несколько десятков метров. Тут стоит сделать отступление, и упомянуть, что харьковское метро вообще-то не считается очень загруженным, так знакомые москвичи всё удивлялись, наблюдая совершенно пустые платформы на станциях и абсолютно пустые вагоны. Это конечно было не в часы пик но, тем не менее, поводом для фотографирования в качестве этакой диковинки являлось.

Снова я отвлёкся, так вот, придя на работу и включив компьютеры, занялся своими обычными делами, а именно – помощь юзерам в работе с программами, создания базы данных по режимам резания для металлообрабатывающих станков – эти станки были гораздо старше меня, и приходилось вводить солидные поправочные коэффициенты. Короче, обычная рутинная работа. Не очень сложная, но и не особо интересная. Гораздо интереснее для меня было экспериментировать с заводской локальной сетью. Например, мы с товарищем, поскребли у себя дома по старым залежам компьютерного барахла и, в итоге, собрали роутер на базе старенького первопня, с операционкой freebsd для раздачи Интернета на все окрестные машины. В общем, всячески развлекались. К сожалению, инет ушёл от нас вместе с 2008 годом, а тех жалких огрызков, что ещё были, назвать полноценным инетом было нельзя. Да ещё буквально позавчера по телевидению передали в новостях о обязательной переписи всех компьютеров, находящихся в частном пользовании. По объяснению ведущей, ЭВМ в нашей ситуации являлись невосполняемым стратегическим ресурсом, к которому следовало относиться как можно бережнее. Обещали также, что будут выкупать вычислительную технику у населения по достойным ценам, так что если кто-то имеет даже старенькую машину, может заработать на этом.

Вот это-то как раз и заставило меня с другом пожалеть о том, что мы собрали свой роутер на заводе. Ведь в 2008 году этот хлам совершенно ничего не стоил, а здесь, судя по всему, можно было бы хотя бы получить карточек на питание. Ну да ладно, в общем-то. Ведь каждый админ это по сути Плюшкин, которому очень жалко выкидывать на помойку старенькое железо. Вот и скапливаются у нас груды барахла, которое никому не нужно, а выкинуть жалко. Как вспомнишь, как ты покупал эту видеокарту или там, скажем модем за стипендию, а потом радовался тому, какой у тебя стал компьютер, так прямо ностальгия охватывает, или как лучше говорить в нынешней ситуации "тоска по будущему".

Мда, всё-таки грустно. Куча моих родственников осталась за пределами Харькова. И вероятность того, что я их снова увижу, стремится к нулю. Я всячески гнал от себя такие мысли, и старался не думать об этом, но всё же, иногда в самый неожиданный момент, они лезли в голову и тогда хотелось хоть волком выть, но вернуться в своё время. Что называется, сбылась мечта идиота – попал в прошлое, а о том, что придётся забыть о существовании половины моих братьев и сестер, я как всегда не подумал.

Ну да ладно, вон у меня ещё не все базы вбиты, да и брандмауэр надо бы подкрутить на роутере. Вот так я и работал эти две недели.

В 10 часов утра, в нашем так называемом админском кабинете раздался телефонный звонок. Звонила секретарша, и просила меня подойти в кабинет главного технолога. На мой закономерный вопрос, а что собственно случилось, она ответила, что ты подойди, а там тебе расскажут. Ладно, делать нечего, надо идти. Пока шёл, перебрал в голове, всё чем занимались в последнее время, вроде особых проблем не было, если конечно не учитывать сам факт того, что наш завод оказался в 1940 году и срочно пытался адаптироваться под изменившиеся условия.

Как только вошёл в кабинет, секретарша сказала, чтобы я сразу заходил в кабинет к главному, без ожиданий. Ну, я и вошёл.

В кабинете кроме главного технолога находились два человека в форме с украинскими знаками различия. Один был аж целый майор, а второй капитан. Я недоумённо посмотрел на главного, уж чего-чего, а с военными я давно не пересекался. Собственно в последний раз это было на военной кафедре.

— Алексей, — обратился ко мне главный, — с тобой хотят побеседовать эти люди из СБХ. Я вас оставлю, — добавил он и вышел из кабинета.

Честно говоря, этот момент мне не совершенно не понравился. Общение с СБХ – Службой Безопасности Харькова – спешно переименованной СБУ не внушало мне энтузиазма. Ещё бы, вызывают тебя к начальству, а там уже ждут два здоровых дядьки, да ещё и ждут именно тебя. Впрочем, ничего особо противоправного я вроде не осуществлял. За использование пиратского софта в 1940 году думаю, меня не посадят, да и перешли мы на лицензионное всё. Ладно, посмотрим, чего им от меня надо.

— Алексей, у нас есть сведения, что у вас есть данные о причинах переноса. Хотелось бы услышать, это от вас поподробнее, -- начал майор.

"Опа, вот это поворот! Я даже не знаю, что ему по этому поводу сказать. Хотя, кажется, догадываюсь, где они взяли эти "сведения". Надо было меньше языком трепать в курилке про то, что видел на форумах перед самым переносом, да и вообще помалкивать о своём увлечении альтернативками".