Как никогда. Одинокая женщина желает... - Марина Порошина

Расчет оказался почти верным: пока не трогала — не болело. Она «держала спинку», и на работе никто ничего не знал о ее проблемах. С коллегами Ирина близко не сходилась, все ее подруги были из детства. Теперь она не торопилась домой со службы, охотно оставалась по вечерам, доделывая неотложную работу, и измученное бюллетенями замужних и многодетных сотрудниц начальство немедленно вознаградило ее вынужденный трудовой энтузиазм — после майских праздников она получила повышение и теперь стала начальником отдела камеральных проверок. Карьерный скачок решено было отметить девичником в ресторане «Баловень», на который Настя традиционно не явилась, поскольку не могла пропустить родительское собрание у младшего сына, а Нэля, посидев часик, умчалась на свидание, на сей раз, кажется, с дрессировщиком из цирка, оставив Ирину и Риту доедать, допивать и договаривать.

– Если я правильно понимаю, ты теперь совсем на людях показываться не будешь, раз вместо выездных проверок камеральные, — проводив подруг, приступила к делу Маргарита. — Ты это нарочно, да? Чтобы с одними бумажками и никого в глаза не видеть.

– Почему? Я прием обязательно веду, два раза в неделю, — вяло отбивалась Ирина, потому что Рита была совершенно права — нарочно. Чтобы никого не видеть.

– Ну-ну. Ладно, посиди пока. Приеду из Страсбурга — будешь со мной в сауну ходить и на аквааэробику. Молчи. Лиц противоположного пола там нет, с гарантией. Кстати, о птичках: я тебя вчера с каким мужиком познакомила — директор турфирмы, год назад развелся, уже нагулялся, — я его от сердца оторвала, а ты что?

– Что… Ничего… Отвез меня домой — я и пошла домой.

– Господи! — разозлилась Маргарита. — Тебе не сорок лет, тебе шестьдесят, у тебя год семейной жизни был за два, как на севере.

– Мне тридцать девять, — обиделась Ирина, с досадой отмечая, что Марго еще могла вывести ее из себя, задеть за живое.

– Нет, тебе сто тридцать девять, — не унималась Рита. — Ничего, вернусь — посмотрим.

– Рит, а ты в Страсбург надолго? — спросила Ирина с почтением, ей очень нравилось само слово «Страсбург», вызывало трепет своей значительностью и «заграничностью». — У тебя там что?

– У меня там Европейский суд по правам человека, — Марго посерьезнела. — Тетку тут у нас одну в психушку закатали. Сидела она вот так же с подругой, заспорили о религии — короче, поссорились. А подруга — врач, вызвала бригаду психиатрической помощи. По закону врачи должны в течение двух суток обратиться в суд, который решит вопрос о правомерности лечения пациента против его воли. Врачи-то так и сделали, только суд занялся этим делом через сорок пять дней. И все это время ее лечили, представляешь? Она оттуда вышла — и к нам. Денег на адвокатов у нее нет, да и не верит ей никто с ее психушкой, а мы же тоже больные, кверулянты… — Тут Марго усмехнулась. — От нее все отмахнулись, а мы до Страсбурга достучались, там приняли дело к рассмотрению. Дело «Дашкевич против России». Если я его выиграю…

Марго трижды плюнула через левое плечо и оглянулась в поисках чего-нибудь деревянного. С сомнением посмотрела на стул — нынче пластик от дерева не отличишь. Подозвала официанта:

– Молодой человек, у вас есть что-нибудь деревянное?

– У меня? — опешил официант, молодой и беспричинно-высокомерный.

– Давайте про вас не будем, — великодушно разрешила Марго. — Я имела в виду интерьер вашего заведения. Или здесь все — пластик?

– Стол, — неуверенно предположил официант, не отводя глаз от Марго.

– Пластик, — постучала по столешнице Рита, откинув затейливую скатерть. — А мне нужно дерево. Это срочно. И очень важно. Вы поняли?

– Понял! — официант почтительно вытянулся в струнку, попытался даже прищелкнуть каблуками и исчез.

Ирина давилась от смеха.

– Ритка, ну как ты так можешь, а? Что он о тебе подумает? Что ты сумасшедшая.

– Мне по барабану, что он подумает. Это его работа — бегать. И потом, он противный.

– Ну как вот ты что хочешь, то и делаешь, а? Не боишься никого, ссоришься со всеми, то с официантом, то с мэром, то вот с Россией. А я, честное слово, до сих пор продавцов и официантов побаиваюсь. Если, конечно, не по работе. С детства еще осталось, когда хамили все.

– А чего бояться-то? — изумилась Марго. — Ты правильно говоришь — работа у меня такая. Я ее люблю. А ты вот почему всего боишься, я не понимаю… Красивая, умная, все на месте… мужиков боишься, официантов боишься, людей боишься, себя боишься. Знаешь, на что ты похожа?

– На что? — без особого интереса подала ожидаемую реплику Ирина.

– На фотографию непроявленную! Я маленькая была, любила к отцу забираться, когда он в ванной фотографии печатал. Там много ванночек, он кусок бумаги брал щипцами, клал в проявитель и разрешал мне ванночку покачивать. И на ней постепенно появлялась картинка. Или лицо — мое, мамино, ну, неважно. Так вот, если рано достать, то так и останется все белесое, неконтрастное. В какую бы тебя ванночку засунуть, чтобы ты себе цену поняла, ну скажи мне, а?

Пока Ирина соображала, не должна ли она обидеться на столь сомнительный комплимент — вроде и яркая она, а вроде, видите ли, непроявленная, — подошел официант. В руке у него была большая, чисто вымытая разделочная доска, до половины обернутая в крахмальную салфетку.

– Вот! — гордясь собой, он протянул трофей Маргарите.

Та посмотрела на парня с недоумением.

– Ты постучать хотела, чтобы в Страсбурге выиграть у России, — напомнила Ирина, решив не обижаться.

Марго постучала, потребовала счет и оставила восхищенно смотревшему на нее официанту щедрые чаевые.

Через два дня Маргарита улетела в Страсбург. Ирине позвонил тот самый подвозивший ее домой директор турфирмы, на которого Марго возлагала большие надежды, предложил встретиться. Ирина отказала вежливо, но твердо, сославшись на занятость, хотя на самом деле она была свободна, как Пятачок, и не только до пятницы. Новое знакомство означало бы новые переживания, на которые у нее нет сил. Она должна обрастать новой кожицей. Развелся он… Пропади они все пропадом, эти мужики, женатые и разведенные!

Стучание по досочке сыграло свою благотворную роль — из Европы Маргарита вернулась неделю спустя с триумфом: как написали во всех центральных газетах, «Россия проиграла Тамаре Николаевне». А провинциальный адвокат Маргарита Мамай вознеслась на вершину международной славы. Ирина записала на видеомагнитофон два сюжета новостей, чтобы прокрутить их потом вместе с Марго.

Но Рита смотрела невнимательно.

– Ирик, угадай, кого я там встретила, в Страсбурге? — предвкушая эффект от своего сообщения, первым делом спросила Рита.