Пока ты здесь - Наталья Николаевна Ильина

Они вывалились из конюшни. Дина рухнула прямо на Алекса, едва не заехав локтем ему в лицо, перекатилась, на четвереньках отползла подальше от разочарованного и угрожающего воя в глубине конюшни. Там что-то лязгало и гремело. Тьма ярилась обещанием добраться до нее. Скоро. Очень скоро.

Пережитый в конюшне ужас придал сил. Они бежали. Переходили на шаг, чтобы отдышаться, и бежали снова. Сумерки густели, теряя нежный сиреневый цвет, наливаясь сине-серым. Дина судорожно хватала воздух – холодный, липкий, густой воздух – широко раскрытым ртом. В глазах рябило. Вертлявые остроконечные воронки Тьмы выскакивали к самой дороге, свиваясь и распадаясь с воем и свистом, не осмеливаясь – пока не осмеливаясь! – выйти на жалкие остатки света.

Фигуру человека в светлой одежде, медленно идущего впереди, она заметила не сразу, а когда заметила, не сразу сообразила, что он двигается им навстречу. Алекс тоже его увидел, но только крепче, до боли, сжал Динину руку, продолжая нестись вперед, не давая ей затормозить, утягивая за собой. Только пробормотал на бегу:

– Нет, Дина. Нет времени!

Но она упиралась, выдирая руку.

Попыталась крикнуть тому человеку:

– Стой! Куда? В другую сторону!

Из пересохшего горла вылетели сипящие, каркающие звуки не громче шепота, которые заглушало свистящее со всех сторон «а-р-х-ш». Они поравнялись с мужчиной. Он показался Дине немолодым, примерно такого же возраста, как отец, но в сумерках легко было и ошибиться. Отступив к краю дороги, он печально улыбался, пропуская Дину с Алексом.

– Мне туда не нужно, а вам – удачи! – громко сказал он.

«Значит, услышал. Но почему?» – вяло изумилась Дина, выворачивая шею, чтобы оглянуться, в то время как Алекс тащил ее к забранной в бетон и камень набережной слева от темной туши стадиона. От усталости происходящее снова напоминало ей кошмарный сон. Человек махнул рукой в каком-то невероятном салюте и шагнул прямо в клубящуюся Тьму. Там, где он только что был, вскипел мрак, хищные плети потянулись в ту сторону, исчезая с обочин, мимо которых бежали Дина и Алекс. Ликующий сытый вой и свист, которые взревели громче пароходного гудка, громче сирены пожарной сигнализации, ударили по ушам. Тьма взвилась смерчем, вращаясь и вопя.

– Мама… – одними губами прошептала Дина, чувствуя, как волосы на затылке приподнимаются.

– А-а-а! – прозвучал ответом далекий, полный муки мужской крик.

Обдирая ладони, они торопливо съехали по шершавым бетонным плитам к самой воде. Узкая полоска берега была отсыпана щебнем. Темная вода маслянисто блестела оранжевой рябью. От солнца остался жалкий огрызок, оно тонуло в заливе, рассеченное пополам опорами вантового моста. Дина растерянно оглянулась на Алекса. Взъерошенный, с распухшими губами, он подтолкнул ее вперед, вдоль берега, но едва Дина сделала шаг, как в лицо дунул резкий ледяной ветер.

Ветер бросает в лицо мелкую водяную пыль. Ноги дрожат от напряжения, Дина едва удерживается на узеньком выступе, прижимаясь к наружному ограждению балкона бедрами, попой, поясницей. Руки, заведенные за спину, стынут на перилах. Внизу темно, опять не горит фонарь. Над крышами соседних домов наливается глубокой синевой вечернее небо. Тусклый свет автомобильных фар слепо шарит по узкому проезду между переполненной стоянкой и подъездом. Ей холодно, но не страшно. Она медлит просто так, считая удары сердца – двадцать один, двадцать два…

Не о чем жалеть. Маме с папой не придется мучиться, глядя на свою уродку-дочь, друзей, как выяснилось, у нее и не было, любимый предал, врачи солгали. Так будет лучше всем.

Нечего бояться. Что такое короткий прыжок перед перспективой слышать за спиной «О, ужас!» всю жизнь?

…Тридцать… Равнодушно, без тени отчаяния, Дина разжимает руки, отпуская холодные полоски перил, и небо переворачивается. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее ей навстречу несется синий тент, которым обтянут кузов грузовика, неспешно сдающего задом к подъезду дома, прямо под балконы черного хода.

– О господи! – воскликнула Дина и рухнула на колени. В ладони больно впечатались острые обломки гранитного крошева. – Алекс, я умерла!

Она раскачивалась вперед-назад, невидяще глядя перед собой, и повторяла:

– Я сделала это! Я себя убила! Какая же я дура! Я умерла…

– Еще нет! Вставай, Динка, нам нужно бежать. Осталось совсем немного…

Темнота наступала со всех сторон. Солнце почти утонуло в черной воде. Исчезли вечерние тени, поглощенные густеющей на глазах Тьмой, эта Тьма уже не шептала – трубила. Хрипло и страшно: «А-р-р-р-ш, а-а-р-х-ш-а! Ш-а-р-р-а-х-ш!» Она шевелилась, вздымалась волнами, переваливаясь через парапет, но Дина внезапно лишилась страха перед этим чудовищем. Теперь она вспомнила все. Теперь она поняла того человека. Теперь она знала, почему ей не позволено вернуться… Дина повернулась к Алексу. Брезгливое изумление заставляло кривиться губы.

– Я спрыгнула с балкона седьмого этажа, того самого, на черной лестнице… Сама.

– Вставай! – заорал Алекс, не слушая, и рванул ее за шиворот неожиданно грубо и сильно. Тьма крутилась уже у самых ног, выхлестывая из воды. – Беги! Ты должна вернуться! – прикрикнул он и добавил уже тише: – Пожалуйста.

Разъем железной молнии остро впился в нежную кожу под челюстью. Боль немного отрезвила Дину. Если сдаться сейчас, то все, что она поняла и узнала о себе, окажется никому не нужной, бесполезной ерундой. Тот коротенький путь, который она так глупо оборвала, станет единственным и окончательным портретом ее запутавшегося, нелепого «я», ничего, кроме горя для родных людей, после себя не оставившего… Холод коснулся правой руки. Мягко, вкрадчиво, почти ласково. Потянул в сторону, обвивая кисть. Дина встрепенулась, вскочила на ноги, отдергивая руку с онемевшими кончиками пальцев. Вот это оно и обещало – холод, онемение, отсутствие боли и сомнений. Пустоту. Небытие.

Внезапно Дина ощутила такое презрение к собственной слабости, что к горлу поднялась едкая желчь тошноты, и она выплюнула ее вместе со словами:

– Да. Я успею! Я должна все исправить!

Дина схватила Алекса за руку и первой рванулась навстречу исчезающей на глазах полоске оранжевого света вдоль горизонта. Он бежал рядом, возле самого плеча, а позади разочарованно шипел чернильный мрак, распуская кольца призрачных щупалец:

– А-р-х-ш-ш-а… А-А-А-Р-Х-Ш…

– Дина, я должен тебе сказать, – слова Алекса обрывались, как и сбивчивое дыхание, – ты самая лучшая девушка…

Последний луч ударил ей прямо в глаза, ослепив невероятно ярким сиянием. Дина зажмурилась, продолжая бежать, и внезапно почувствовала, что рука опустела. «Алекс?» – хотела крикнуть она, но что-то мешало. Дина открыла глаза, и тяжелые веки тут же опустились снова. Боль была оглушающей. Свет – нестерпимо резким. Но она успела увидеть прямо над собой перепуганное лицо мамы.

– Алекс…

Говорить мешали какая-то трубка, маска. Вместо голоса получился лишь сдавленный хрип. Легкие горели, тело словно залили в бетон, предварительно окунув в кипяток, но она была жива! Дина с облегчением выдохнула и провалилась в черноту.

Часть вторая

Глава 1. КОНСОНАНС

Консонанс – благозвучное, гармоничное сочетание звуков в музыке; противоположность диссонансу.

Глаза открываться не желали, но Дина слышала все,