"Ярмо" для жулика - Ильгиз Хабибянов

В бухарской колонии юноша долго не задержался и с промышленной зоны, куда детей выгоняли на работы, вместе с единомышленником по романтическому времяпрепровождению сбежал.

По пути в кишлаке, вскрыв магазин и прихватив провизию, сколько можно было унести, мальчишки разошлись как в море корабли. Илья ушел в пески и, проблуждав неделю, еле живой добрался до железной дороги, где его подобрали железнодорожники, а приятель выбрал более легкий путь на железнодорожную станцию, где его тепленького отправили в обратном направлении, но под конвоем.

-  Да нет, Василий Степанович, выжил благодаря вашим молитвам,- ответил Илья.

-  Дело прошлое, но все-таки скажи, как тебе удалось железный ящик незаметно вынести, ведь столько людей было вокруг?

-  Василий Степанович, вас не мучают угрызения совести?

-  Почему меня совесть должна мучить?

-  Как почему? Я вам поверил, сказал, где деньги, вы обещали замять дело. А на деле отправили меня под Бухару, где я по вашей милости неделю змей жрал и, если бы не они, то точно в песках сдох.

-  Во-первых, для меня главное законы соблюдать, а во-вторых, тебя бегать никто не просил, и, в-третьих, за поступки надо отвечать, а за преступление тем более. А то как получается, украл, и после этого тебе должны путевку в Артек дать, так что ли?

-  Вы мне лучше скажите, раз для вас главное законы, то по какому закону вы присвоили ворованные деньги?

-  Я!? Присвоил деньги? Сейфульмулюков, ты в своем уме? Нет, у тебя что-то с психикой ненормально, сегодня же позвоню психиатру, чтобы тебя осмотрели.

-  Не надо, Василий Степанович. Что, не видите, ребенок на солнце перегрелся.

Прокурор потрогал лоб у Ильи:

-  Точно, перегрелся, иди отдохни, остынь. А завтра ко мне в прокуратуру зайди. И не бойся, на этот раз не посажу.

-  Спасибо, обязательно зайду,- ответил Илья и, помахав дяде ручкой, пошел в сторону рынка.

Встретившись с друзьями, Илья узнал, что они прижились нормально и пока не собираются никуда трогаться, а, присмотревшись на месте, после решат, что дальше предпринять и чем заняться.

-  Короче, Повар, раз у вас здесь все путем, то я на время съеду в Россию, покуролесю, а дальше видно будет.

-  А что тебя здесь не устраивает?

-  Чую, что может хреново все кончиться. С малолетки я ноги сделал, правда, вроде все замялось, но кто его знает, да и не очень меня прельщает местный климат.

-  А мать что говорит?

-  Я ей сказал, что на практике в ПТУ деньги получил, вот и навестить приехал, а теперь обратно надо.

-  Когда ж ты умудрился в малолетке побывать? - спросил Юра.

-  Давно, еще двенадцать лет не исполнилось, как залетел.

-  Что ты нам раньше не рассказывал?

-  А вы не спрашивали.

-  Тоже верно, но если что, возвращайся, а если не застанешь, то свяжешься через Сару,- сказал Повар.

На этом друзья простились, и Илья двинул в путь.

Илья мотался по городам, занимался практически всем, перепробовал работать в разных направлениях.

Часто терпел неудачи. Жизнь диктовала свои правила, пришлось испытывать на своей шкуре, как тяжело определяться в жизни залетному. Шло время, и он совершенствовался, стал работать более чисто, но, как говорят в народе, сколько веревочке не виться, конец найдется. И когда ему исполнилось двадцать три года, судьба с ним сыграла злую шутку.

Познакомившись с братом по разуму, он провернул ряд дел и только тогда вспомнил заповедь Графа: "Козлы узнаются в беде" - друг его подставил, договорившись с ментами. Илья еще не сознавал, насколько можно серьезно влезть в петлю, полагаясь на друзей. И вот, вроде по мелочи, разбив голову оперу, скрылся. Но на этот раз бегать ему пришлось недолго, и менты, попутав его, шили мокрое дело, о котором он и понятия не имел.

Дело было в знаменитом городе невест Иваново. Попав на Болотную, 2, в местный изолятор, его определили в пресс-хату. Только теперь Илья понял по-настоящему, что такое тюрьма, сразу вспомнились слова Повара: "Кто не терял свободы, тот не знает ее цены". Начались систематические избиения. Мало того, били менты, избивали также двое здоровенных сокамерников, к которым он был посажен для выбивания показаний. Громилы работали от души. Повар раньше рассказывал, что есть такие, которые в открытую работают на ментов, и те за хорошую работу либо половинят им срок, либо освобождают досрочно с дальнейшим пребыванием на вольном поселении.

Следователь вызывал раз в неделю ровно на минутку, вопрос был один и тот же:

-  Будем говорить? Отвечал также сам:

-  Мне торопиться некуда, посиди подумай.

Илью уводили, и все продолжалось заново. По истечении двух месяцев он согласился подписать что угодно, так как дальше это продолжаться не могло. Побои, голод и кичман свели на нет его здоровье, и после хорошего пресса у ментов Илья подписал все, что им было угодно. И каково было его удивление, когда он прочитал показания свидетеля, которым оказался его недавний друг. Впервые в жизни ему было безразлично будущее, даже такое, что подводило его под высшую меру.

И вот его бросили в общую камеру, где сидели уже не двое громил, а семнадцать нормальных мужиков.

Илья, еле передвигая ноги, вошел в хату и, бросив матрац на пол, присел к столу. Обитатели молча наблюдали за ним, и после недолгой паузы один из них, седоватый мужик лет сорока, спросил:

-  По какой статье?

-  Сто вторая,- ответил Илья.

-  С нулевой или с два девять,- спросил тот номер предыдущей камеры.

-  С девять четыре.

-  С пресс-хаты? - спросил черноволосый мужичок лет тридцати, слезая с вертолета.

-  С нее.

-  Эти два барбоса там и сидят?

-  Тоже в этой хате был? - спросил опять седой.

-  Не то слово: был. Выживал. Мраки, уголовная хата, под парашу фаныч приспособлен, два козла показания выбивают, я там две недели корчился, думал, не выживу, а ты сколько там находился?

-  Два месяца,- ответил Илья.

-  Да,- посочувствовал черноволосый,- досталось тебе,- и тут же, повернувшись, сказал парню двадцати лет с оттопыренными ушами:

-  А ну, электроник, освободи шконку.

Мужики уже не смотрели подозрительно, а, освободив шконку, напоили жженкой, и последующие дни поддерживали не только морально, но и всем, что было на общаке. При разделе передач отдавали побольше сала, сахара и всего прочего, что приходилось получить с воли. Вскоре Илья себя чувствовал более или менее нормально. Накануне суда он получил обвинительное заключение и, погадав, как это делали суеверные на домино, он попрощался с сокамерниками. После чего был доставлен в суд.

Осудили его быстро, в этот же день, не так, как судят по тяжелым статьям, растягивая процесс на недели. Илья смотрел на свидетеля, друга закадычного, который взял его в тяжелую минуту за кадык, смотрел спокойно, так же смотрел на холеные физиономии судьи, заседателей и прокурора, которые с улыбкой на устах зачитывали его дело. И вот занавес: