Заклание волков. Блаженны скудоумные - Рут Ренделл

Их взгляды встретились, и Линда тускло, украдкой улыбнулась ему, чуть вздернув уголки рта. Дрейтон отвернулся и принялся убивать время возле полки с дешевыми книжками. В лавке стоял противный кухонный дух, пахло пищей, поглощаемой хозяевами в подсобке, тошнотворно разило леденцами без оберток и пылью, которую никто никогда не вытирал. На верхней полке фарфоровый спаниель все так же страдал под гнетом корзины с пыльными цветами. Никто его, беднягу, не купит, как не купят и стоявших рядом кувшина и пепельницы. Какой ценитель веджвудского фарфора, какой ценитель чего бы то ни было, если уж на то пошло, согласится переступить порог этой лавки?

Но покупателей все прибывало. Звяканье колокольчика начинало раздражать Дрейтона. Он крутанул стеллаж, и пестрые обложки слились, замелькали, будто в калейдоскопе: пистолет, череп, осыпанная розами девица в луже крови. Констебль взглянул на часы. Он пробыл в лавке всего две минуты. За это время вышел только один покупатель, но тотчас вошла женщина купить выкройку платья. Дрейтон услышал, как Линда вкрадчиво, почти злорадно сказала:

— Извините, мы закрываемся.

Женщина возмутилась. Выкройка нужна ей нынче же вечером, срочно. Дрейтон почувствовал, как Линда пожала плечами, услышал ее твердый отказ. Неужели она всегда отшивает людей с таким холодным непробиваемым спокойствием? Что-то бормоча, женщина покинула лавочку. Жалюзи опустились, и Дрейтон заметил, как Линда перевернула табличку на двери.

Она медленно направилась к нему. На лице ее больше не было улыбки, руки висели вдоль тела, и констебль решил, что она готовится к разговору. Возможно, будет извиняться или ставить какие-то условия. Но вместо этого Линда молча подняла голову и с легким чувственным вздохом разомкнула губы. Дрейтон мгновенно проникся ее настроением, и несколько секунд они касались друг друга только устами. Потом он обнял Линду и смежил веки, чтобы не видеть глумливых обложек с совокупляющимися всевозможными способами любовниками. Не видеть этого современного обряда жертвоприношения богам плодородия.

Дрейтон оторвался от девушки и пробормотал:

— Пойдем.

Линда тихо засмеялась, и он был вынужден так же тихо хихикнуть в ответ. Дрейтон понимал, что они смеются над собственной слабостью и беззащитностью перед лицом охватившего их чувства.

— Да, пойдем.

Она тяжело дышала. Ее прерывистый рассыпчатый смех звучал совсем не весело. «Марк?» — полувопросительно произнесла Линда. И повторила: «Марк». Словно звуки его имени успокаивали ее. Дрейтону же в ее голосе послышались нотки обещания.

— Мы поедем в Помфрет, — сказал он. — Я на машине.

— В Черитонский лес?

Он кивнул, почувствовав укол разочарования.

— Ты уже бывала там раньше?

Она уловила подтекст этого вопроса.

— С мамой и папой на пикниках, — Линда серьезно посмотрела на него и добавила: — Тогда все было иначе.

Это могло означать все что угодно. Что Линда никогда не ездила туда с мужчиной, чтобы предаться любовным утехам или просто побродить, держась за руки. Слова — лишь способ скрыть чувства и намерения.

Она села в машину и отправила короткий, но обязательный обряд — одернула юбку, сняла перчатки, положила сумочку под приборный щиток. Почему женщины вечно претендуют на утонченность, уделяют столько внимания мелочам, почти никогда не забывая о них? Маска, которую Линда надела сейчас, была совсем не похожа на ту, с которой она выскользнула из его объятий. Теперь ее лицо выражало горделивое самодовольство и казалось вправленным в окно машины, будто в рамку, чтобы весь мир мог полюбоваться ею: вот я, в машине с мужчиной.

— Где ты хочешь поесть? — спросил Дрейтон. — Я думаю, в черитонской гостинице на опушке леса.

— Я не голодна. Может, выпьем?

Неужели она и прежде бывала в таких местах? Не могла побороть соблазн показаться на людях? Дрейтон всем сердцем презирал ее за происхождение, за убогость речи, за достойную сожаления узость кругозора. Но близость тела Линды волновала его, и он с трудом сохранял самообладание. Сможет ли он высидеть почти час в баре гостиницы, о чем будет с ней говорить, сумеет ли удержаться и не полезть к девушке с ласками? Ведь ему нечего ей сказать. Правила игры подразумевали легкую пикировку, мелкие знаки внимания. Выражаясь языком орнитологов, токование и распускание перьев. Прежде чем приехать в лавочку, Дрейтон усердно репетировал это вступление, но теперь ему казалось, что оно — пройденный этап. Поцелуй подвел их к грани. Дрейтону безумно хотелось, чтобы Линда хоть немножко поиграла, выказала радость, которая, возможно, облечет ее похоть в какие-то более приличные формы.

— Не знаю, — глухо ответил он. — Надо же: я достаю машину, и в тот же вечер прекращается дождь, который лил несколько недель.

— Без нее мы бы сюда не добрались, — впереди, за кронами покрывающихся листвой деревьев, сияли в сумерках огоньки Помфрета. — Темнеет, — добавила Линда.

Лихорадочно придумывая тему для разговора, Дрейтон нарушил важнейшее правило.

— Сегодня мы допрашивали парня по имени Кэркпатрик, — сказал он, хотя обсуждать работу полиции было не принято, а возможно, даже и незаконно. — Ваш покупатель. Не знаешь такого?

— Они не представляются, — ответила Линда.

— Живет где-то здесь, — продолжал Дрейтон.

Именно здесь, подумал он. Перед ними маячила черная стена леса, а на ее фоне, будто разбросанные по зеленому лугу кубики, виднелись штук десять бело-голубых домиков в деревенском стиле.

— Ой, смотри! — воскликнула Линда. — Вон та машина.

Она стояла на одной из подъездных дорожек, играя розовыми и лиловыми тонами в свете висевшей на крыльце лампы.

— Этого человека ты имел в виду? Подумать только, раскатывать всюду на такой машине. Я чуть не умерла со смеху.

То, что такой пустяк смог развеселить его, покоробило Дрейтона. Констебль почувствовал, как у него сжимаются губы.

— Что он натворил? — спросила Линда.

— Не задавай таких вопросов.

— Какие мы осторожные, — сказала она, и Дрейтон почувствовал ее взгляд. — Наверное, твои начальники довольны тобой.

— Надеюсь.

Дрейтону казалось, что Линда улыбается, но он не смел повернуть голову. Внезапно его осенило: а что, если она молчит и скучает по тем же причинам, по которым молчит и скучает он сам? Эта мысль поразила констебля. Здесь, на опушке соснового леса, дорога была темная, и он не мог даже на миг отвести от нее глаза. Вдали, во впадине меж черными волнами хвои, маячили огоньки гостиницы. Линда положила руку на его колено.

— Марк, — сказала она. — Марк, мне расхотелось пить.

Было почти девять, когда Бэрдену позвонили из участка.

— Руби Брэнч снова пришла, сэр, — донесся голос Мартина. — С ней Нобби Кларк. Хотят видеть вас. Я не смог вытянуть из них ни слова.

Он говорил заискивающим тоном, словно боялся головомойки. Но Бэрден сказал лишь:

— Сейчас буду.

Он почувствовал, как от нервного напряжения сводит мышцы горла. Значит, сейчас что-то произойдет. Усталости как не бывало.

Руби сидела в коридоре полицейского участка, у нее был жалкий, почти мученический вид, лицо выражало смирение. Рядом с ней, втиснув объемистые телеса в красное кресло, похожее на ложку, восседал Нобби Кларк, скупщик краденого из Сьюингбери. Увидев его, Бэрден вспомнил их последнюю встречу. Тогда Нобби лучился насмешливым презрением, оценивал украшения и надменно отказывал несчастной женщине, но теперь вид у него сделался подобострастный. Бэрден разом ожесточился и впал в ярость.

— Ну? — спросил он. — Чего вы хотите?

Руби с тяжким скорбным вздохом обвела глазами пестрое убранство вестибюля и, словно обращаясь к предметам обстановки, ответила:

— Негоже так говорить с женщиной, которая проделала долгий путь, чтобы встретиться с вами. Я, можно сказать, пошла на жертву.

Нобби Кларк молчал. Он сунул руки в карманы и, казалось, заботился лишь о том, чтобы не свалиться с сиденья, не рассчитанного на таких толстяков. Маленькие глазки, прикрытые складками жира, настороженно смотрели в одну точку.

— Что он здесь делает? — спросил Бэрден.

Руби решила говорить и за себя, и за Нобби.

— Я догадывалась, что Джордж пойдет к нему, они ведь старые приятели. Выйдя отсюда, я села на автобус и поехала в Сьюингбери. — Она помолчала, потом многозначительно добавила: — И помогала вам. Но если вы ничего не хотите знать, как угодно, мне все равно. — Руби схватила сумочку и встала. Ее пышная грудь заколыхалась, и меховой воротник пошел волнами.

— Прошу в мой кабинет.

Нобби Кларк молча поднялся на ноги. Бэрден смотрел сверху вниз на его макушку. Волос у Нобби почти не осталось, только клок, похожий на пучок перьев. Жалкое подобие короны на бесформенной брюкве.