Крушение России. 1917 - Вячеслав Никонов

Важным фактором модернизации страны Николай считал расширение прав земств – выборных органов местного самоуправления, которые существовали в большинстве губерний и уездов Центральной России. Возглавляемые местными предводителями дворянства земские собрания, куда депутатов избирали по трем куриям – уездных землевладельцев, владельцев городской недвижимости и представителей сельских обществ, – и их исполнительные органы (губернские и уездные управы) ведали народным образованием, медициной, строительством дорог, развитием агрономической службы, кустарных промыслов. Со времен Екатерины II существовали и выборные органы городского самоуправления, функции которых во многом совпадали с земскими, но к ним добавлялись специфически городские заботы – транспорт, освещение, отопление, канализация, водопровод, мостовые. Земские органы имели немаловажное отличие от органов государственной власти: «на работу в земство шли либерально настроенные помещики (консерваторы предпочитали бюрократическую карьеру). При этом либералы стремились к расширению прав и функций земства, ослаблению бюрократической опеки и часто конфликтовали с администрацией по конкретным поводам»[202].

От конкретного конфликт поднимался к общему. Председатель Московской губернской земской управы Дмитрий Шипов был уверен, что «с воцарением Николая II условия нашей государственной жизни не изменились к лучшему: преследование общественной самодеятельности не прекратилось, отношения правительства к общественным учреждениям не изменились, и по-прежнему продолжал господствовать в стране неограниченный произвол административной власти… Эти мысли постоянно и все с большим напряжением обсуждались в частных собраниях земских и общественных деятелей. Многими лицами высказывалось, что молодой Государь мало и плохо подготовлен к ответственному делу государственного управления»[203]. Критическое настроение к власти разливалось так широко, что даже убийства эсеровскими террористами двух подряд министров внутренних дел – Дмитрия Сипягина и Вячеслава Плеве, – по свидетельству Федора Шлиппе, который сменит Шипова у руля московского земства, вызвали «даже сочувствие общественных кругов. В Москве, центре общественной жизни, часто созывались съезды по разным вопросам земства и кооперации. Все они носили определенно оппозиционный характер. Партийность в этой среде еще не успела выкристаллизоваться, но уже намечались программы и течения. Одно было ясно, что вся земская передовая среда, и тем более представители вольных профессий, стараясь укрепить так называемое освободительное движение, из тактических соображений шла рука об руку с крайними, в том числе и террористическими группами, революционным программам которых они, вероятно, даже и не сочувствовали… Как во времена декабристов, так теперь в наши дни тон в оппозиции задавали лица из старой аристократии – Долгорукие, Волконские, Львовы и т. д., но заметное влияние приобрели также представители именитого купечества: Морозовы, Третьяковы и др.»[204]

Следует заметить, что наши либералы (даже земские!), которые были вынуждены соперничать за симпатии народа с исключительно радикальными социалистическими организациями, сами занимали гораздо более левые позиции, чем аналогичные группы в Западной Европе. Так, в 1902 году был создан «Союз освобождения», совет которого возглавлял дворянский революционер Иван Петрункевич, заместителем был служащий курского земства Анненский, и куда входили князь Павел Долгорукий, философ Сергей Булгаков, правовед Николай Ковалевский, священник и публицист Николай Пешехонов. Они выступили не только за Учредительное собрание и 8-часовой рабочий день, но и за экспроприацию помещичьих, государственных и церковных земель и перераспределение их в пользу крестьян. И не только они. Макс Вебер замечал: «Сравнивают русскую революцию с французской. Не говоря о бесчисленных прочих различиях между ними, достаточно назвать одно: даже для “буржуазных” представителей освободительного движения собственность перестала быть священной и вообще отсутствует в списке взыскиваемых ценностей»[205].

Итак, десакрализацию власти императора начала его большая семья, а непосредственную борьбу против нее возглавили активисты земского движения из числа высших аристократов и крупных бизнесменов и продолжили земские дворянство и служащие вместе с прогрессивной интеллигенцией. Рабочий класс они подключат позже. Однако Николай II по-прежнему был уверен, что именно земство станет той почвой, на которой может быть построен будущий российский конституционный строй. В 1904 году после убийства Плеве царь назначил на этот ключевой пост Петра Святополк-Мирского. Просвещенный бюрократ, он отменил телесные наказания, ослабил цензуру и позволил многим руководителям земств, разогнанных его предшественником за участие в несанкционированных земских съездах, вернуться в исполнению своих обязанностей. Более того, разрешил проведение в ноябре 1904 года Земского съезда в форме «частного совещания».

На нем впервые в российской истории легально прозвучали призывы к принятию конституции, созыву парламента и введению основополагающих прав и свобод. Впрочем, тот же съезд показал, что далеко не все земское движение было однозначно оппозиционным. Руководитель казанского земства Николай Мельников подчеркивал, что «радикализмом были увлечены некоторые, отдельные земские деятели. Примкнули к нему и очень многие земские служащие. Но земство как таковое, оставаясь по отношению к центральной власти на положении борющейся стороны… не променяло этой мирной борьбы на военные действия, к которым звал «Союз освобождения» и радикалы. Доказательством тому были и ноябрьское 1904 г. частное совещание и то, как отнеслись к его постановлениям многие земства»[206].

Император отреагировал на решения съезда изданием в декабре 1904 года Манифеста с обещанием уравнять крестьян в правах с остальными сословиями, ввести принцип независимости суда, ограничить применение исключительных законов, уравнять раскольников и евреев в правах с остальными подданными. Но «прогрессивную общественность», как стали называться сторонников ускоренной либерализации России по западному образцу, это совершенно не удовлетворило. Резолюции съезда с требованиями немедленной демократизации стали распространяться по стране.

Проснувшиеся надежды либералов на то, что власть готова пойти на более серьезные уступки, заразили даже профсоюзы, находившиеся под контролем полиции. Причем заразили настолько, что их руководитель священник Гапон был вынужден согласиться с проведением беспрецедентной акции – вручения царю петиции с требованиями рабочих. Николай II отнесся к этому событию, намеченному на 9 января 1905 года, крайне легкомысленно и накануне уехал в Царское Село в полной уверенности, что ситуация находится под контролем. В его отсутствие петербургский градоначальник генерал Фултон применил оружие, чтобы не допустить демонстрантов на площадь перед Зимним дворцом. 96 человек было убито, 333 – ранено. Император получил еще одно запоминающееся прозвище – «Николай кровавый».

Вслед за этим по всей империи пошли митинги протеста, рабочие стачки, столкновения демонстрантов с полицией – в Риге, Варшаве, Одессе. 4 февраля тихий и задумчивый сын полицейского чиновника из Варшавы эсер Иван Каляев в отместку за 9 января… убил московского генерал-губернатора, дядю царя Сергея Александровича. Супругой великого князя была старшая сестра Александры Федоровны Елизавета, которая после этого события удалилась в монастырь, усугубив одиночество императрицы.

Впервые, наверное, с пугачевского бунта, власти пришлось иметь дело с восстающей страной. Разрываемый между сознанием необходимости восстановления порядка и опасениями усугубить положение, царь выбрал вариант минимально возможного отступления. 18 февраля он подписал Высочайший рескрипт на имя вновь назначенного министром внутренних дел Александра Булыгина о своем намерении привлечь «достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждению законодательных предположений». О реакции общественности Тыркова-Вильямс: «Несколько лет раньше это было бы большое событие. Теперь рескрипт никого не удовлетворил, был встречен радостными насмешками как доказательство растерянности и глупости правительства»[207]. Вместо того, чтобы успокоить страну, рескрипт стал катализатором для выдвижения все новыми слоями политических требований.

Пошла кампания петиций, в которых земские либералы помимо требований конституции стали предлагать созыв Учредительного собрания и введения законодательного представительства на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования (в России это называли четыреххвосткой). В начале мая был образован «Союз союзов», в который вошли недавно созданные союзы адвокатов, медработников, земских активистов, крупнейшая рабочая организация – Всероссийский союз железнодорожных служащих и рабочих, другие профессиональные объединения. Союз сыграет важную роль в раздувании оппозиционных настроений.