Шоколадная война - Роберт Кормер

- Я думаю, что этот Рено правильно мыслит, — сказал Кевин, продолжая жевать булку с ореховым маслом. Ему хотелось объяснить матери, что так лучше звучит – почти как у ди-джея на дискотеке.

- Новичок, который усложняет жизнь Брату Лайну?

- Да. Ему стало лень, и он сказал, что не будет продавать эту дрянь.

- Мне кажется, что это очередная штучка «Виджилса», — сказал Денни с напряжением в голосе.

- Так оно и было, — сказал Кевин, косясь на жесты его матери, снова появившейся на кухне. — Но теперь это что-то еще, — он удивился тому, как много он сумел сказать. — Пару дней тому назад он собирался взять шоколад. Задание было выполнено. Но он по сей день продолжает отказываться от продажи.

Кевин мог слышать, как Денни что-то бешено жует, почти как сумасшедший.

- Чем давишься? Звучит аппетитно.

Денни застонал снова:

- Шоколад. Я купил коробку для себя. Как минимум я мог сделать какое-нибудь добро для старой доброй «Тринити».

Неловкое затишье пролегло между ними. Кевин был на очереди, чтобы стать членом Виджилса в следующем году, когда ему стукнет восемнадцать. Конечно, никто из них ни в чем не мог быть уверен, но какой-то намек прозвучал для них обоих. Его лучший друг Денни знал о том, что это возможно, и также о том, насколько обязательно все, что известно о «Виджидсе», нужно было держать в секрете из того, что можно было хоть как-то использовать. Они обычно избегали разговоров об этой организации, хотя Кевин иногда имел внутреннюю информацию о заданиях и материалах, и он вкратце сообщал это Денни – иногда он не мог сдержаться. Еще он всегда боялся, что Денни вдруг кому-нибудь проболтается и что-нибудь обнародует. Их разговор как раз подошел к такой точке.

- И что же теперь? — спросил Денни, не будучи уверенным в том, что он не вляпался со своим опрометчивым любопытством.

- Я не знаю, — честно сказал Кевин. — Может быть, «Виджилс» что-то берет на себя. А, может, они ни черта и не знают. Но скажу тебе одно.

- Что?

- Я устал от всех этих распродаж. Иисус, родители начинают дразнить меня: «Наш сын – торговый агент».

Денни загоготал снова, а у Кевина от природы была хорошо развита мимика.

- Да. Я знаю, о чем ты. Я тоже устал от этого продажного дерьма. У парня, очевидно, возникла правильная идея.

Кевин согласился.

- На двух центах я и застрял, — сказал Денни.

- Разменять мелочь? — начал развлекаться Кевин. Он подумал: «Как же замечательно - за-ме-ча-тель-но! — Это же можно больше ничего не продавать!» Он взглянул на мать. Она снова была около него, и он увидел, как она отвернулась, словно, не глядя на экран, она лишь слушала звук, исходящий от телевизора.

- Знаешь, что? — спросил Хови Андерсен.

- Что? — лениво и сонно ответил вопросом на вопрос Ричи Рондел. Он наблюдал за приближением девочки. Выглядело фантастично. Свитер, огибающий все формы ее тела, джинсы в обтяжку, повторяющие форму ног. Боже!

- Я думаю, что парень с фамилией Рено прав. Я о шоколаде, — сказал Хови. Он также смотрел на эту девочку - на то, как она двигалась вдоль тротуара к магазину «Крейнс-Дрегстор». Но это не рвало цепочку его мыслей. Наблюдать за девочками и пожирать их глазами, или просто уничтожать их взглядом – было тем, что он делал автоматически. — Я больше не буду участвовать в распродаже.

Девочка оторвалась от газеты в металлической раме около магазина. Внезапно до него дошло, что сказал Хови.

- Не будешь? — сказал он, не отрывая глаза от этой девочки. Она снова повернулась спиной, и он продолжил наслаждаться формой ее бедер и колен, обтянутых джинсами. Он взвешивал высказанное Хови, ощущая значение момента истины. Хови Андерсен был не просто еще одним из учащихся «Тринити». Он не был обычным парнем, являясь президентом юниорского клуба. Высокая честь для учащегося и футбольного защитника. На футбольном поле он мог схватить своих объятьях и опрокинуть на землю такого монстра, как Картер, что на протяжении последнего года он уже делал не раз. Его рука могла подняться во время урока, и он имел ответ на самый трудный вопрос. Но та же рука могла также подняться и уложить того, кто крутился вокруг него. Он был интеллектуальным грубияном, вежливым хамом. Кто-то из учителей прозвал его: «Сейчас поговорим». Как и любой из новичков, Рено, отказавшийся продавать шоколад, был ничем, а вот Хови Андерсен все-таки что-то значил.

- Это принципиально, — включился Хови.

Ричи сунул руку в карман и начал бесстыдно в нем шарить, что-то он не мог там найти, наверное, что-то возбужденное красотой форм этой девочки.

- Что принципиально, Хови?

- То, о чем я говорю. Мы ходим в «Тринити» и платим за обучение, не так ли? Правильно. Черт, я даже не католик, как и многие, но все знают, что «Тринити» - лучшая школа для подготовки к колледжу из тех, что можно найти в этом городе. Это награды за высокую успеваемость и за победы в футболе, в боксе. И что происходит? Из нас сделали продавцов. Я выслушиваю все это религиозное дерьмо и даже хожу на молитвы. И вся эта распродажа шоколада превыше всего?.. — он плюнул, и брызги слюны, почти как слезы, поползли капельками по стоящему рядом почтовому ящику. — И вот однажды приходит новичок - «ребенок», и говорит: «Нет». Он говорит: «Я не буду продавать шоколад». Просто. Замечательно. Что-то раньше я никогда не думал, что можно так просто остановить распродажу.

Ричи наблюдал за девочкой – она уплывала.

- Я с тобой, Хови. И так с этого момента: «…не буду продавать шоколад», — девочка почти исчезла из их поля зрения, скрылась от глаз в толпе, наводнившей тротуар. — Хочешь сделать это официально, я полагаю, собрать классное собранье?

- Нет, Ричи, мы не в детском саду. Каждый пусть решает сам за себя. Хочешь продавать – пожалуйста, не хочешь – твое личное дело.

В голосе Хови сиял авторитет, словно тот вещал на весь мир. Ричи слушал с трепетом. Он был рад, что Хови водил руками по воздуху, и, может быть, некоторому влиянию его лидерства, умножившего уважение Ричи к нему. Его глаза вернулись на улицу, в поиске других девочек для наслаждения.

Потная взвесь висела в воздухе – прокисший дух гимнастического зала. И даже, хотя тут никого и не было, то последствия протяженной гимнастической разминки задержались надолго. Вонь мужского пота из подмышек и от ног, гнилой запах старых кроссовок и прелых носков. Что было одной из причин неприязни Арчи к спорту – он ненавидел все, что выделялось человеческим телом, будь то моча, кал или пот. Он ненавидел гимнастов, потому что процесс их вспотевания был слишком быстрым. Он не мог видеть их слизкие и липкие тела, промокшие насквозь от их собственных физиологических выделений. Футболисты ко всему одевались в униформу, а боксеры – только лишь в трусы и перчатки. Взять такого, как Картер: сгусток мышц, и каждая дырочка, каждая пора сочится потом. Если оставить его в трусах и боксерских перчатках, то это бы выглядело отвратительно. Арчи избегал спортсменов. Он был легендой этой школы, о чем многие и не мечтали, но при всем при том он изо всех сил избегал Эдда, преподающего физкультуру. А теперь он был здесь в ожидании Оби. Оби оставил записку на двери его шкафчика: «Встретимся в гимнастическом зале после последнего урока». Оби любил драматизм и также знал, что Арчи терпеть не мог это место, и еще назначил здесь ему встречу. «Ой, Оби, как же ты меня ненавидишь», — подумал Арчи. Хорошо было иметь дело с людьми, которые тебя ненавидят, это держит тебя на кончике ножа. И когда втыкаешь в кого-нибудь из них иголку (что он постоянно проделывал с Оби), то чувствуешь себя с ними на равных и не переживаешь за собственную совесть.

Но в эту минуту в нем копилась досада на Оби. Где его черт носил? Сидя на одном из сидений трибун пустого гимнастического зала, Арчи внезапно обнаружил тут тишину и покой – то, чего в последнее время так ему не хватало. «Виджилс»: все эти задания, постоянное давление, как сверху, так и снизу. В большинстве случаев это были срочные задания, и каждый ждал от Арчи свежих решений. А у Арчи в голове было пусто, никаких идей. Вдобавок, его низкие отметки. В этот период у него определенно не шел Английский, просто потому, что по этому предмету нужно было много читать, а у него на это не было времени – лишних четырех или пяти часов каждый вечер, чтобы добраться до этих паршивых учебников. Иначе говоря, между «Виджилсом» и успеваемостью у него просто не было времени на самого себя и даже на девушек. Он не мог в полной мере уделить внимание своей подруге из женской католической школы «Мисс Джеромс», живущей в квартале отсюда. Единственный день в неделю он мог питаться ее сладостным взглядом, и это было в машине по дороге домой. Говорил только кто-то один из них. Они могли долго ехать в объезд и где-нибудь остановиться, чтобы немного перекусить или просто посидеть за столом. Но все остальные дни вместо этого, каждый день он был здесь, поглощенный заданиями «Виджилса» и уроками, заданными на дом, жонглируя всеми этими делами и, наконец, выслушивая глупые замечания от Оби. «Встретиться со мной в гимнастическом зале…»