Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин

Еще меньше был марксистом Никита Хрущев. Но по другим причинам. Марксизм для него был прикрытием собственной не­порядочности. В довоенные годы— он один из самых заметных активистов репрессий. По подсчетам доктора исторических наук М.Качанова, в 1935—1938 годах Хрущев подписал около 160 ты­сяч смертных обвинений в Москве и Киеве («ЛГ» № 48 06 г.) А долж­ность руководителя государства использовал для очистки своего окровавленного мундира, фальсифицируя историю и спекулируя марксистскими постулатами. Он под корень вырубил в стране ча­стный сектор («Коммунизм накормит всех»?), подтолкнул наступ­ление дефицита, но процесс огораживания номенклатуры особы­ми льготами еще сдерживал. Хотя из-за расхождения слова и дела блеск власти стал тускнеть в глазах общества.

Тотальное огораживание и чиновничью вольницу, как я упо­минал, разрешил генсек Брежнев. По натуре своей мещанин, он поднял мещанство в номенклатурной среде до уровня нормы жизни. Мир переживал потребительский бум, глобальная война уже невозможна — взаимное сдерживание ядерным паритетом. Никто не хотел сгорать в атомной топке. Но надо было говорить о природных напастях, чтобы народ не требовал большего. И на­до было зудеть по-прежнему людям о коммунизме — пусть наде­ются, как раньше, на завтра. А при этом надо было обустраивать собственное благополучие. И власть начала жить по своим осо­бым законам, все дальше отдаляясь от общества.

Уже выросло в этой власти новое поколение, которое с мо­локом матери — номенклатуры впитало в себя принцип бытия: Богу — богово, кесарю — кесарево. К черту равенство перед за­коном! Оно тяготилось своим двойственным положением в за­крытой стране: все у него в руках, а за бугор с собой ничего не возьмешь. И тут произошло явление Михаила Сергеевича— все ограничительные загородки для чиновников он срезал либераль­ной пилой. Человека в рамках приличия держат вера или страх. Первого у них не было, а от второго они освобождались. Идейная, да и моральная деградация власти достигла высокого уровня.

Людям из этой власти надоела боязнь потерять статус, а с ним и все блага. Надоело прятать лишние брюлики жен от глаз контролеров. Хотелось роскоши — открытой, наглой. При сохра­нении державы не утянешь лишнего за рубеж — возьмут за шта­ны. Система слежки и контроля отлажена. И надо порушить дер­жаву вместе с этой системой, чтобы в неразберихе сепаратизма и дележа территорий народы СССР еще долго таскали друг друга за волосы. Сразу они не побегут с ледорубами за предавшими их чи­новниками, а потом время покажет.

Только с каким капиталом давать прощальный гудок единству державы? Это главный вопрос и это должно быть тайной из тайн. Трудно определить персональные доли, на которые они рассчи­тывали или которые получили — многие документы уничтожены, а кое-что, очевидно, лежит в тайниках ФСБ. Но и осталось немало следов — по ним видны направления подпольной работы.

Как раз в 89-м началась активная фаза вывоза капитала из нашей страны. Ожили даже те каналы, которые были налажены Комитетом госбезопасности прежде, но по тем или иным причи­нам дремали. Еще в 1969 году решением Политбюро № П111/162 («Особая папка») был создан Международный фонд помощи ле­вым рабочим движениям. Долевой взнос КПСС составил 14 мил­лионов долларов, а годовые взносы колебались в пределах 16— 17 миллионов. В 89-м эта сумма почти удвоилась. Дополнительно валюта шла по адресным назначениям — якобы на покупки типо­графий, телеоборудования, спецтехники для товарищей по идео­логическим битвам. Битв уже не было, товарищи, преданные пе­рестройкой, сложили оружие, а деньги шли. Куда? Отчетов КГБ не представлял и даже шутил иногда по этому поводу.

Ирландской республиканской армии (ИРА) было выделено не­сколько миллионов долларов. Договорились, что спустят контей­нер с ними на плотике в назначенном месте, когда советское суд­но будет проходить у берегов Великобритании. Ирландцы ждали, корабль прошел, но никакого плотика не было. «Ищите лучше!» — ответили им из КГБ на запрос. Наверно, до сих пор ищут, а деньги превратились где-нибудь в виллу на Лазурном берегу.

По отработанной схеме сливал за рубеж богатство страны и Совмин. Вот он распорядился выдать Госбанку СССР 50 тонн чис­того золота. Гохран передал это золото Госбанку, а через трое су­ток возвратил в Совмин экземпляр его распоряжения. Все, следы вроде бы замели. Госбанк передал это золото во Внешэкономбанк СССР. Безо всяких сопроводиловок (опять для того, чтобы не на­следить). Курьеры с мандатами КГБ вывезли золото за рубеж и положили в хранилища совзагранбанков-филиалов Внешэкономбан­ка — в Лондоне, Париже, Женеве и Сингапуре. Официальная «кры­ша» операции — закупка продуктов питания для тех же шахтеров. Но в страну вернулось несколько мелких партий туалетного мыла.

А где же наше золото высочайшей пробы? Тю-тю! Оно уже продано ювелирным фирмам, а деньги положены на анонимные счета определенных людей. Тех людей, которые морочили нам го­ловы о светлом будущем советского человека, а кое-кто морочит и сегодня. Счета находились под контролем у ЦРУ, и справки по ним контора давала только своему президенту. А уже президент США с этими справками на руках продавливал интересы своей им­перии и подлинных хозяев ее и всего мира — Нью-Йоркской фи­нансовой камарильи. В начале сентября 90-го супербанкир Лео­польд Ротшильд обратился к Горбачеву с «личным и конфиденци­альным» посланием из Лондона, где якобы сожалел об ухудшении советской экономики. И откровенно косил под дурачка, предла­гая раздеться догола: их «банкам требуется больше информации о золотом запасе Советского Союза и о масштабах его использо­вания в последнее время». Хотя на Западе и без того многое зна­ли. Как меня просветили специалисты, по описанной мной схеме с 89-го по 91-й ушло из страны около двух тысяч тонн золота.

Кто не помнит пустые магазины той поры, которые вроде бы должны были трещать от изобилия за проданный драгметалл! А рыжковский Совмин уже шел дальше. Совсекретным распоря­жением («Особая папка») он установил специальный (не для всех) курс валюты: одним продавать доллар за 6 рублей 26 копеек, а управделами ЦК — за 62 копейки. Эмиссия позволяла дельцам от власти брать рубли в Госбанке без счета и обменивать на валюту. Миллиарды долларов ушли за границу, а вместо них в подвалы Гохрана свалили советские «фантики».

Это позволило управделами ЦК Николаю Кручине начать масштабное освоение зарубежной целины. Из его совсекрет­ной записки в Политбюро «О развитии хозяйственно-экономиче­ского сотрудничества КПСС» (на ней резолюция: «Согласиться» и визы всего руководства, начиная с А.Яковлева) видно: создают­ся совместные акционерные общества с австрийцами, киприота­ми, поляками, финнами. С английскими фирмами будет использо­ван лом цветных и черных металлов с территории советских во­инских частей (какой там лом — вооружение?), расположенных в Польше и Венгрии. Даже к Нью-Йорку тянулась рука управляюще­го делами ЦК.

Он вовсю пахал по заданию партийно-кэгэбистского руково­дства и на это партийно-кэгэбистское руководство. И мне очень жаль моего старого знакомого Николая Ефимовича Кручину: не­благодарные товарищи в августе 91-го сбросили его из окошка квартиры , замаскировав преступление под самоубийство. Он не мог это сделать, но мог кое-что рассказать, поскольку был по-си­бирски человеком открытым.

Кажется, всем успели распорядиться кремлевские власти. Но болталась под ногами еще мелочевка — госдачи. И в конце января 89-го вышло совместное постановление ЦК и Совмина № 108-42 (Гриф «Сов.секретно») за подписями Рыжкова и Горба­чева. В нем комитету госбезопасности поручалось распорядить­ся госдачами, в том числе «Семеновское», «Заречье-6», «Вешки-1», «Вешки-2» и «Сосновка-3». Наверно, Михаил Сергеевич рассчиты­вал на передачу собственности в пользу «нищих». Но забыл, с кем связался. По каким промежуточным переулкам эти дачи гуляли, знать не так интересно. Но пристроились они в этой жизни непло­хо. «Сосновка-3», например, сначала попала к нефтяной компании «Эвихон», а потом очутилась у близкого к Кремлю олигарха Ми­хаила Фридмана. Рядом с ним другие олигархи. Черт возьми, они все, что ли, выросли из шинели Комитета госбезопасности!

Не берусь подсчитать, во сколько обошлась тогда нашей стране гремучая ртуть из Кремля. Из КГБ. Из Совмина. Из других центров легальной и тайной власти. Да и кто теперь за это возь­мется! Все только знаем, что очень дорого. Но ходили мы еще по цветочкам. А расплата по полной программе была и будет пока впереди.

И Ельцин, хотя сидел еще тихо, но уже расправлял подсох­шие крылья, счищая с себя последнюю номенклатурную шелуху. Он готовился к вознесению.

Он говорил мне потом, что к власти вел его бог. Если под бо­гом Борис Николаевич имел в виду Михаила Сергеевича Горба­чева с его окружением, с его политикой, тогда, безусловно, был прав. Не будь Ельцина, этот бог с ничтожно маленькой буквы дол­жен был вознести кого-то другого. С таким же умением апелли­ровать к недовольству народа, с таким же желанием положить в карман власть. Сверхблагоприятная среда была создана Кремлем для превращения вчерашних соратников в вождей протеста.