Юрка Гусь - Вильям Козлов

«Как самочувствие?» — спросил Северов. Гусь сразу не смог ответить. Сейчас он не волен был распоряжаться своим телом. Перехватило горло, какая-то непонятная сила тянула вниз живот. Но очень скоро все это кончилось. Тянуть вниз перестало, назойливый гул мотора стал глуше, а потом исчез. Правда, стоило Юрке сглотнуть слюну, как гул снова врывался в уши, но он теперь не мешал.

«Хорошо», — сказал Юрка. «Что хорошо?» — «Самочувствие…»

В кабине стало прохладно. Юрка осмелился поближе пододвинуться к фонарю и посмотрел вниз. Под крылом самолета проплывал лес. Сверху он казался ровно подстриженным. Сквозь зелень елей и сосен кое-где белел снег. На коричневых прямоугольниках полей, перемежавшихся с лесом, снега совсем не было. Блестящая лента с синим отливом разрезала лес, поля и, изогнувшись двойной дугой, вильнула в сторону. Это река. В одном месте она вся была испещрена маленькими белыми пятнышками.

«Что это?» — спросил Юрка. «Ледоход».

Скоро Гусь научился сам узнавать земные предметы. Вот внизу деревня. Словно кто-то рассыпал на полянке спичечные коробки различной величины. Такие крошечные домики Юрка когда-то давно строил из кубиков. Светлая прямая полоска с поперечными ниточками — это железная дорога. Полоска потемнее, с блестками — шоссе с лужами. Крошечный жучок, едва ползущий по узкой ленте, — грузовик. Люди напоминали муравьев, поставленных на задние ножки.

В наушниках что-то захрипело. Наверное, Северов откашлялся.

«Приближаемся к фронту, — сказал он. — Могут появиться „мессершмитты“… Не спускай глаз с хвоста. Как увидишь самолет, сразу скажи мне, понял?» — «Ага, понял», — сказал Гусь.

Штурмовик вдруг начал проваливаться. У Юрки дух захватило. Так бывает, когда качаешься на качелях. Взлетишь вверх, а потом падаешь вниз. Такое состояние продолжалось недолго. Самолет приблизился к самым вершинам деревьев и на бреющем полете прошелся вдоль длинной ленты шоссе. Черные приземистые жуки чуть заметно ползли.

«Где же фронт-то?» — спросил Юрка. «Фронт? — помедлив, сказал летчик. — Пролетели».

Крыло самолета вдруг задралось, земля выгнулась, рванулась навстречу, и Юрка заорал: «Ой, падаем!»

Северов ничего не ответил. В наушниках что-то захрипело, щелкнуло.

«Как хвост?» — спросил Северов. «Целехонек». — «Я спрашиваю, самолетов не видно?» — «Куда-то все попрятались… Домой?» — немного погодя спросил Юрка. «Уже надоело? — засмеялся Северов. — На печку захотелось? К немцам в тыл, Гусь, летим. В Берлин». «Зачем? — встревожился Юрка. — Не стоит. Вдруг бензин кончится?» — «А может, слетаем к Гитлеру в гости?» — «Собьют, — сказал Юрка. — У нас бомбов нет. Забыли прицепить». — «Безобразие, — сказал Северов. — Без боеприпасов у немцев делать нечего».

Во время посадки Юрку с непривычки чуть не стошнило. Когда земля стремительно понеслась навстречу, ему впервые стало по-настоящему страшно. Показалось, что самолет обязательно промахнется и они врежутся в лес. Но все обошлось благополучно. Штурмовик приземлился по всем правилам, развернулся на месте и покатил к ангару.

Северов, сдвинув фонарь и показав золотой зуб, сказал:

— С первым боевым вылетом!

Юрка, счастливый, смотрел на небо и наслаждался свежим ветром, тишиной. Он хотел встать и не смог. Ноги одеревенели, а тут еще парашют. Да и руки что-то плохо слушались. Спасибо, техник Саша помог. Он вытащил обмякшего Юрку из кабины, отстегнул какие-то крючки, и две тяжелые подушки упали к Юркиным ногам.

— Не умер? — спросил Саша.

— Мы на фронте были, — сказал Гусь.

— А как обстоит дело со штанами? Не мокрые?

— Пощупай, — обиделся Юрка и отвернулся от Саши.

— Говоришь, на фронте были? — не отставал техник. — В самом деле?

— Танки видел… Они как жуки.

— Чьи танки-то?

— Немецкие. Чьи же еще?

— И зенитки по вам палили?

— Не слыхал, — сказал Юрка. — Я за хвостом наблюдал.

— Серьезное дело… А ты знаешь, в какой стороне фронт?

Гусь неопределенно махнул рукой:

— Там…

— То-то и оно, — непонятно усмехнулся Саша. — Эх ты, фронтовик!

— Ежик! — услышал Юрка взволнованный Катин голос. — Целый?

— А то еще какой же? — небрежно сказал Юрка.

Катя стояла рядом с Северовым, и они оба смотрели на него. Белый платок у бригадирки был повязан вокруг шеи, в темно-русой пряди волос голубел мохнатый подснежник. Оживленная, красивая, она улыбалась Юрке.

— У нас бомбов не было, — сказал Юрка, — а то бы мы дали фрицам перцу.

— Сашка виноват, — сказал Северов. — Не подвесил.

Техник фыркнул и полез на крыло.

— Пойдем, — взяла Катя Юрку за руку.

— Ну тебя, — вырвался он. — Не маленький.

Они рядом пошли напрямик через летное поле. Высокая статная Катя с подснежником в волосах и маленький возбужденный мальчишка. Шли и молчали. Над головой слышался гул, но самолетов не было видно. В Юркиных ушах все еще гудело, стрекотало, земля ускользала из-под ног.

— Эй, приятель! — закричал Саша. — А шлем?

— Забыл.

Гусь стащил с головы кожаный шлем и побежал к самолету, у которого стояли Северов и Саша.

— И как это я? — сказал Юрка и виновато посмотрел на летчика.

Северов взял шлем, повертел его в руках и снова надел Юрке на голову.

— Носи, — сказал он. — Ты почти летчик.

БЕРЕЗОВЫЙ СОК

Береза, которую Юрка облюбовал, особняком стояла на пригорке. На ее нежной белой коре серыми бородавками выделялись бугорчатые наросты. Почки на ветвях вспухли, и кое-где из трещинок уже выглядывали зеленые маслянистые глазки. Береза была не очень толстая, но высокая. Если, задрав голову, долго смотреть на ее вершину, то голова начинает кружиться, а в глазах — зеленая рябь.

— Эту ковырнем, — сказал Гусь, присаживаясь на корточки у березового ствола.

Северов, широко расставив ноги, стоял рядом и задумчиво гладил кору ладонью.

— Красавица… А запах какой, а?

Юрка потянул носом: обыкновенный запах. Пахнет талой водой, почками, лесом и… гуталином от сапог летчика.

— И не жалко тебе калечить березу? — спросил Северов, наблюдая за Юркой.

— Чего ей станет? — сказал Гусь и острым ножом сделал на стволе надрез. Затем содрал кору, обнажив желтую древесину, и глубоко воткнул нож. Сок не потек, а брызнул, омочив нож до самой рукоятки. Мутноватые капли посыпались на землю. Юрка, нагнув голову, подставил язык.

— Сладкий, — причмокнул он. Вырвав нож, забил черенком в трещинку тонкий прутик, подставил бутылку. Сок струйкой побежал в горлышко.

— Порядок, — сказал Гусь и, поднявшись с корточек, осмотрелся. — Надо бы еще пару бутылок приспособить.

— Не жадничай, — усмехнулся Северов. — Одну-то не выпьешь.

— А ты? — удивленно посмотрел на него Юрка. — Только попробуй — за уши не оттащишь.

— Хватит нам одной бутылки.

— А Катьке? Знаешь как обрадуется?

— Ну хорошо, — сказал Северов. — Раз обрадуется, давай устанавливай свое хозяйство.

Он обнял березу, прислонился к гладкой белой коре щекой. И глаза у Северова стали какие-то другие — мягкие, лучистые. И сам он будто не летчик, а мальчишка в форме. Мальчишка с усиками. Даже не верится, что он летает и бомбит немцев.

— Кончится война — обязательно посажу под окном березу… — сказал летчик. — Пускай растет большая и красивая, как эта. И скворечник на березе прилажу. Ты любишь скворцов?

— Я собак люблю, — сказал Юрка. Он завертел головой. — А где Дик?

— Пускай разомнется, — сказал Северов и продолжал: — Утром встанешь, а береза шумит и скворцы на ней песни распевают… Ты любишь, когда скворцы поют?

— Не знаю, — сказал Гусь. — А как они поют?

— Хорошо поют… Заслушаешься.

— Где же Дик? — Юрка приложил ладони ко рту и крикнул: — Дик!

Из кустов, в глубине которых белел снег, выскочил Дик, очумело осмотрелся и, роняя с языка слюну, помчался в ельник.

— Учуял кого-то, — сказал Юрка. — Он зайцев ловит?

— Обязательно посажу березу, — сказал Северов. — И не одну.

Они спустились с пригорка в лощину. Здесь березы стояли ствол о ствол с осинами, соснами, молодыми дубками. На полянках, где много света, густо разросся орешник. Под ногами шелестели прелые прошлогодние листья. Их было так много, что подошвы тонули и казалось, что ступаешь по драному лоскутному одеялу. Из глубины леса потянуло болотной сыростью и муравьиной кислотой. Под толстой кривобокой березой стоял большущий гриб. Коричневая шляпка его сморщилась, края оплыли. Юрка дотронулся до гриба ногой, и он сразу осел, разваливаясь на проточенные червями куски.

— Скажи ты, — удивился Гусь. — Перезимовал.

Он чувствовал себя в лесу хозяином. Северов еще по дороге сюда признался ему, что очень любит лес, но там, откуда он родом, голая степь. Огромная ковыльная степь без конца и края. Это у самого Каспийского моря. Юрка степь только с крыши вагона видел, а лес знал и умел в нем хорошо ориентироваться.