Охота на джокера - Елена Первушина

Первое письмо было по-настоящему тяжелым — ритуальные фразы повторять не хотелось, а искренне писать полузнакомым людям она была не в состоянии.

Зато второе — легким до предела. Рида не сомневалась, что Ларсены и без того прекрасно осведомлены о ее делах. И не сомневалась, что ответа на свое письмо она не дождется никогда.

«Слишком сильно я их напугала десять лет назад. Полной нереальностью, необъяснимостью своих поступков.

Действительно, наверно, не очень приятно узнать, что родная дочь больше не играет в твои игры. Более того, непонятно, в какие игры она играет, и какие силы при этом использует.

В конце концов, мне просто бросили Аржент, как выкуп за всеобщее спокойствие. Никто тогда представить себе не мог, что я найду серебро.

А между тем не было ничего проще. Клод мне когда-то внушал: «Любой человек знает ответы на все вопросы. Просто надо забыть свое «не знаю» и ответ всплывет. Потому что там, у тебя внутри хранится весь мир, и все связи и законы, которые его скрепляют.

На самом деле, конечно, никто не знает так ли это. Но если ты сможешь поверить, это тебе сильно поможет в жизни».

Я поверила.

Кстати, если кто-то думает, что серебро я нашла сама, он полный дурак. Так еще можно вообразить, что и войны выигрывала я сама. Я только джокер. Я не полководец, не строитель, даже не политик. Я — чужой сон.

Я долго и придирчиво выбирала горного инженера — молодого, не упертого, с некоторым опытом. Выбрала, пригласила в Аржент, и Якоб, как всегда, заплатил, не скупясь.

И когда инженер начал работать, я стала играть с его снами. По ночам он превращался в гнома и путешествовал сквозь горные породы, как пловец в реке. Он действительно знал все, что было нужно, просто не мог это увидеть. Я ему помогла.

А через три месяца он нашел жилу. Не во сне — наяву».

Рида встряхнулась и состроила своему отражению в мутном стекле недовольную гримасу.

«Не самолюбованием надо заниматься, а подумать, кем мог быть этот таинственный ученик Юзефа. Если ты вправду знаешь ответ на все вопросы».

Но думать не хотелось. Беспокойство, которое загнало ее сюда, не отпускало.

Оставалось одно-единственное средство — пойти побродить. На десятом-пятнадцатом километре ясность мыслей должна вернуться. Заодно поглядеть на окрестности, раньше на это не было времени.

«А если кто-то следит сейчас за мной так, как следят джокеры, он не упустит этого случая»

День сегодня совсем не похож на вчерашний.

Если запрокинуть голову, то увидишь, как где-то на страшной высоте гуляет ветер, тащит серые в комьях облака. В просветы между ними порой высовываются бледно желтые пальцы солнца.

Лес и река на горизонте то озаряются нестерпимо ярким светом, так что видна каждая веточка, каждый отблеск на спине волны, то снова уходят в тень.

Здесь внизу тишина, стоячий воздух, лишь изредка сухой ветерок затарахтит листьями, швырнет к ногам горсть пыли.

Рида вздохнула с облегчением: отыскалась причина для беспокойства. Будет дождь. Впрочем, пара часов у нее еще есть.

Она спустилась к реке, пошла вдоль берега, потом свернула по тропинке в молодой лесок.

Теперь, когда под ногами снова была родная, неровная, оплетенная скользкими корнями, украшенная кочками пожухшей от солнца травы, земля Аржента, Рида мгновенно стала другой. Ей казалось, что знакомые деревья, холмы, плоские камни на склонах дружески похлопывают ее по плечу.

Там, где над тропинкой нависало поваленное дерево, она пригибалась ровно настолько, чтобы пройти под ним, сама не замечая этого.

Когда нужно было пересечь небольшой ручеек, вытекающий из болота, она перешла по набросанным сучьям ни разу не споткнувшись, и не взглянув под ноги.

Когда тропинка взбиралась вверх по склону оврага Рида, не задумывалась ни на секунду: на каждой ступеньке ее нога сама находила корень или выбоину, на которую можно было опереться.

Вскоре она вышла в поля и тут же поймала нужный темп: вверх по склону холма быстрее, вниз — чуть медленнее, а потом уже вовсе перестала ощущать время и расстояние.

Сейчас она могла бы легко, без малейшего усилия уйти за Темную Завесу, могла бы при желании увидеть себя, Юзефа, Конрада скачущими по этим холмам много лет назад. Могла вспомнить любой прожитый день до мельчайшего мгновения, любое слово, движение, форму облака над головой, стебель травы, примятый конским копытом.

Рида остановилась.

И, как это ни странно, остановила ее не собственная мысль, а реальное препятствие. Перед ней вдруг оказалась высокая, сложенная из серых камней, стена.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы узнать в этой неожиданной преграде стену обители Святого Сердца. Так, значит, вот куда она забрела, сама того не желая.

Рида нахмурилась. Похоже, ее подсознание решило выкидывать фортели.

Она решительно повернулась и уже сделала несколько шагов, когда вдруг услышала за своей спиной тихий шорох, словно сыпались маленькие камушки. За стеной кто-то был.

И тут же негромкий, но ясный звук — металл ударился о камень.

Оружие!

Благородная аристократка среагировала мгновенно, не посрамив своих предков.

Прыгнула в сторону, перекатилась и нырнула под ближайший куст.

Еще секунду спустя ее собственный пистолет уже рыскал, выцеливая (выискивая?) противника.

Из-за стены донесся высокий, чуть надтреснутый голос:

— Совсем свихнулась, Рида Светлая?

Рида вылезла из своего укрытия, отряхнула колени.

— С тобой свихнешься! — крикнула она. — Пикколо, чертушка, где ж ты пропадал?!

Маленький горбун легко спрыгнул на траву, и хозяйка Дома Ламме обняла его.

«Господи! — подумала она. — Наконец-то не одна! Наконец-то мне все расскажут толком!»

— Так ты все время был здесь?

— Конечно, — он глянул на нее искоса, наклонив голову, словно птица. Рядом с Коном. Где ж мне быть еще?

Это было прозвище, которое он придумал для Конрада давным-давно, еще до Аржента — Кон Юный[17]. Когда же он хотел хорошенько разозлить приятеля, то величал его не иначе, как Конналом Ста Битв. Кстати, и Риду Светлую пустил в обиход тоже он.

— И ты все время молчал? Я же была здесь позавчера.

— Я тебя видел.

— И не показался?

«И отец Андрей промолчал» — добавила она мысленно.

— А зачем? Я знал, что ты придешь еще раз и уже не с парадного хода. Как видишь, не ошибся. Кроме того, я хотел, чтобы ты сама немного здесь осмотрелась.

— Осмотрелась! Да меня уже дважды чуть не убили.

— Ну, это не фокус. Тем более, ты, как я вижу, вполне жива. Ладно, пошли поговорим. Есть здесь одно укромное местечко.

«Укромным местечком» оказался родник в глубине рощи, ясный, сверкающий, словно глаз лесного божка. Видно было, что воду отсюда берут нечасто: трава не затоптана, грязи вокруг нет.

Вода маленьким фонтанчиком плясала в темной чаше, переливалась через край, и тонкий ручей убегал по склону вниз, к реке, то и дело подпрыгивая крошечными водопадами.

Вне всяких сомнений, отец Андрей о роднике знал, но почему-то трогать не стал. Не построил ни часовни, ни купальни для омовения больных как это полагалось бы в приличном монастыре. Только плетеная изгородь на склоне, чтобы в чашу не сыпалась земля, да узкая деревянная скамья. На нее и уселись Рида и Пикколо. Уселись и замолчали.

Рида вдруг почувствовала себя неловко. В прежние времена Пикколо был на особом счету в ее свите.

Все остальные в ее глазах были просто мальчишками — храбрыми, верными, неглупыми, но до взрослых людей им было еще расти и расти.

И она изображала для них то Жанну Д`Арк, то Прекрасную Даму Былых Времен.

И они, ни во что такое не веря, предпочитая девушек совсем иного пошиба, все же впечатлялись и шли за ней.

И на войну, и на край света.

Продолжая при этом считать себя людьми трезвыми и здравомыслящими.

Не то — Пикколо.

(Кстати, свое прозвище он тоже придумал сам, что уже говорило о чем-то.)

Он был достаточно беспощаден к себе для того, чтоб неплохо понимать других, и для того, чтоб Рида была с ним откровенна. Он, как и джокеры, мог видеть правду.

И вот теперь ей вдруг стало не по себе.

И не зря. Пикколо прервал молчание.

— А ты стала женщиной, — сказал он задумчиво.

И, немного погодя, как это было у него в обычае, пояснил:

— Я имею в виду не женственность, а то, что ты уже не девушка.

Рида почувствовала, что краснеет.

— Это так важно для тебя? — спросила она, как можно язвительнее.

— Я мог бы спросить: «Кто он был?», но это действительно неважно. Я хотел бы спросить: «Почему не Конрад?», но ты все равно не сможешь ответить. Поэтому скажи хотя бы вот что: это как то связано с иллюзиями?

— Я не понимаю, о чем ты.

— На Земле в старые времена от колдунов иногда требовали, чтобы они соблюдали девственность. Иногда — наоборот. Как с джокерами?