Небеса - Анна Матвеева

Пришлось дожидаться за дверью.

ГЛАВА 14. ПЕТРУШКА

Дверь к спасительным орбитам захлопнулась навсегда. После огромной статьи о "Космее" мама перестала со мной разговаривать и даже в мою сторону не смотрела. Это притом, что Вера сильно выправила текст и убрала из него мало-мальски обидные словечки в адрес "Космеи".

Чем дальше, тем больше Вера становилась похожей на человека, но временами ее по-прежнему заносило. Зубов объяснял эти перемены диким скандалом, случившимся в епархии: он пробудил в Вере охотничьи инстинкты. Вера не разъясняла своей роли в этой истории, но молчала о ней выразительнее любых слов.

Впрочем, в словах недостатка не было: что депутат Зубов, что священник Артемийтолковали этот сюжет, а я, развесив уши, как бассет-хаунд, каждого слушала, и верила каждому. Днем Артем горячо уверял, что владыку Сергия оклеветали, а вечером Зубов, усмехаясь, говорил - здесь все правда, и ничего, кроме правды, и может быть, правда еще не вся. "В итальянском языке, - рассказывал Зубов, - слово "правда" употребляется только с определенным артиклем - "la verita". А слово "ложь" сопровождается артиклем неопределенным - "una buggia". Не означает ли это, что лжей в мире много, и только правда - одна?" - спрашивал меня Антиной Николаевич...

Я млела, вся как старый толстовский дуб, преображенная лучами его обаяния. Я так очаровалась, что не замечала ничего вокруг, и звонок Лапочкина застиг меня будто на месте преступления. Преступно - взять да и забыть, что сестра твоя на сносях.

Мы как раз обсуждали историю падения епископа. Уже отзаседала выездная комиссия Священного Синода, и теперь церковный Николаевск ждал решения: Вера каждый день звонила в приемную епархиального управления.

...Вера давно ушла домой, и Зубов вальяжно развалился в ее крутящемся кресле и ковырял в зубах разогнутой скрепкой. Странно, ему шли даже такие вульгарные повадки - в мире не было ни одной вещи, которая не подошла бы Антиною Николаевичу. Депутат говорил о владыке охотно и много, хотя обычно он так часто менял настроения, что в другом человеке это непременно раздражало бы. А Зубову, ему было можно все.

"Антиной Николаевич, вы же верующий человек, - упрекнула я депутата. Я слышала, вы даже ходите в храм, на Трансмаш, верно?"

Зубов потемнел лицом и выкинул скрепку в урну. Я тут же решила вытащить ее оттуда и сохранить.

"Ты много знаешь, дорогая. При этом ты не знаешь ничего. Как человек, максимально удаленный от духовных поисков - несмотря на все твои трогательные истории о танатофобии, ты заслуживаешь доверия с моей стороны".

Депутат придвинулся ближе - не ко мне, к столу.

"Думала ли ты, дорогая, что будешь вот так, запросто, беседовать с богом?"

С каким еще богом? Я громко засмеялась, чтобы Зубов не подумал, будто я не поняла его шутку. Если честно, смешно мне вовсе не было - поэтому смотрела я не на депутата, а на собственные руки.

"Тут не над чем смеяться, дорогая, ты опять выстрелила мимо. Какая жалость!" - Зубов говорил таким ледяным голосом, словно его продержали несколько часов в холодильнике. К счастью, депутат прицельно настроился на монолог и не стал отказываться от него только потому, что я выдала неверную реакцию.

"Я давно хотел стать богом, дорогая. Если ты будешь писать мою биографию, можешь использовать такой оборот: "Он бредил этим с самого детства". Сейчас я куда ближе к своей мечте - к тому имеются все условия. Народ наш, которого я с переменным успехом представляю в законодательной власти, так наскучался по иконам, что готов пойти за любой мало-мальски харизматической личностью. Вспомни, дорогая, Кашпировского. Чем тебе не бог? Если выбирать между ним и той сумасшедшей украинкой в белых простынях, то мне больше нравится Кашпировский. Хотя украинка тоже молодец... Нет ничего проще, чем стать богом в современных российских условиях - надо обладать харизмой, сочинить звучное имя и хорошенечко проработать генеральную линию учения. Быть богом, дорогая, куда веселее, чем быть депутатом".

Вот теперь я вполне естественным образом развеселилась.

"Подожди хохотать, дорогая, - сурово одернул меня златокудрый бог. Дело куда серьезнее, чем тебе кажется. Не думай, будто я пал жертвой иерусалимского синдрома, лучше скажи, любишь ли ты деньги?"

Я лихорадочно копалась в памяти, пытаясь вспомнить хоть слово об иерусалимском синдроме. Пустые полки, виноватый взгляд хранителя. О, Зубов, есть ли в мире хотя бы одна вещь, неизвестная тебе?

"Любишь ли ты деньги так, как я их люблю? - нараспев, по-доронински продекламировал Зубов. - Большие деньги, дорогая, очень большие! Нет ничего лучше больших денег, поверь мне, старому и опытному человеку".

На старого и опытного он совершенно не вытягивал. Я так и сказала, и Зубов польщенно ухмыльнулся - он по-женски любил комплименты.

"Наверное, ты знаешь, дорогая, что я богат. Если честно, я очень богат, но нет предела моей страстной любви. К деньгам. Видишь, я искренне могу признаться в своих грехах - и это очень по-христиански. Но о христианстве мы поговорим чуточку позже".

В голубых глазах что-то щелкнуло, показалось, что вместо меня Зубов увидел лекционный зал, заполненный людьми - сидящими тихо, как на групповом фотоснимке. "Можешь особо подчеркнуть в биографии - депутат Зубов никогда не лгал, - разглагольствовал Антиной Николаевич. - Я никогда не лгу, у меня так заведено. И о себе я тоже лгать не стану. Я на самом деле бог, дорогая. Вернее, у меня имеется куда больше оснований к этому, чем у прочих. Я умен? О да. Я красив? Ты сама видишь. Я способен принести жертву ради идеи? Разумеется. Меня любят? Еще как, дорогая, многим людям за всю их жалкую жизнь не пригрезится подобная любовь. Таких людей, как я, очень мало, и, значит, мне не следует стыдиться своего превосходства: не надо лицемерить, прикрываться скромностью, как католики руками при молитве. Создавать свою партию - дело нужное и прибыльное, но куда более прибыльное и нужное дело создать свою религию. Личную, собственную, где все будет так, как нужно мне. - Я вдруг заметила красноватые прожилки в глазах депутата изветвленные, будто маленькие молнии в грозовом небе. -Скажи, дорогая, ты знаешь, что такое оргазм? Не думай, что меня занимает твоя сексуальная жизнь, просто скажи, знаешь или нет?"

Тут я обиделась - не потому что меня оскорбила смелость поставленного вопроса, а потому что Зубов так явно отказывался признать во мне женщину. Я обиделась, но решила придержать эту обиду до времени, потому что знаю: стоит остановиться, устав на пути, как выяснится - до цели оставалось несколько шагов. Поэтому я вежливо ответила: "Да, Антиной Николаевич, я знаю, что такое оргазм".

Красных молний в глазах стало еще больше.

"Жаль, потому что тебе трудно будет понять мою аналогию. Все же, представь, будто ты - постельная неофитка. Залежавшаяся девственница с чемоданом комплексов, которой подруги все уши прожужжали о том, чего она лишилась. Можешь представить?"

"Ну, в общем, наверное. Только при чем тут религия?"

Зубов отмахнулся от моего замечания, его несло, как горную реку: "Пробил час, и наша дама решает расстаться со своим чемоданом. О, она рассчитывает на яркое удовольствие, но получает крайне скудные ощущения кажется, они не имеют никакого отношения к сказочной песне плоти. Что она сделает? Продолжит эксперимент или решит, что все ее подруги гадкие лгуньи, а никакого оргазма не существует в природе?"

"Но это не так!"

Я невольно вспомнила Сашеньку.

"Наша несчастная дама этого не знает! Она не представляет, на что должны быть похожи эти ощущения, кстати, дорогая, по твоему румянцу я вижу, что ты собираешься доверить мне рассказ о своих личных впечатлениях, и умоляю - избавь меня от этих подробностей. Я хотел показать на понятном жизненном примере, какие мытарства дожидаются умных людей, наивно пришедших в церковь за благодатью. Я сам таков, дорогая, и могу сказать тебе, что никакой благодати - в отличие от оргазма! - не существует. Запиши. Хороший секс в трактовке депутата Зубова - это набор механических действий, которые в сочетании с определенным эмоциональным настроем, вызванным симпатией или какой-нибудь вальполичеллой, способны привести к нужному нам результату. Поиски благодати свершаются по сходным канонам: человек не изобретает собственных способов, хотя почти каждое десятилетие выкрикивается очередная "Эврика!". Православные говорят: молись, постись, причащайся. Читай Евангелие. Посещай литургию. Дорогая, можешь написать в биографии: депутат Зубов делал все это. - Глаза у него стали уже абсолютно красными, и красота потухла, словно кто-то погасил внутреннюю подсветку. - Я очень последователен, умен, прилежен, я много знаю, я уникален, на улице вечер - и ты не оспоришь ни одно из этих утверждений. Так почему же самая распоследняя, темная старуха видела Бога, а мне он оставался недоступен? Почему дорогая? Потому, что его нет! Все, что нагромождено в церкви, это только per i motivi dei soldi, как сказали бы католики с Апеннинского полуострова. Деньги! Вот подлинный символ веры... Мой так называемый духовник - один из самых уважаемых священников в городе. Игумен Гурий, ты, наверное, слышала. Но, дорогая, даже от него не добиться, каких чувств я должен ждать? На что это будет похоже? Гурий талдычил одно и то же: пост, молитва, исповедь, причастие, а я так устал, дорогая, я так устал... Что же, раз Бог не пожелал открыться мне, я не стал ему более навязываться. Конечно, можно постучаться в другие двери - к муслимам или буддистам, но я не столь наивен, дорогая. Нет разницы, во что завернут подарок, главное, что под оберткой - пустота. Темная, глухая, бесконечная пустота. Раз так, почему бы мне не придумать свою собственную религию, где бог будет существовать без всяких сомнений? И являться он будет не выборочно, к самым яростным и странным, а ко всем, дорогая, ко всем, кто заплатит посильную, конкурентоспособную цену? Этим богом скромно стану я, и ты увидишь, что я никогда не обману человеческих ожиданий. Я буду очень хорошим богом, таким, какого хотел бы для себя..."