Плохой день для Али-Бабы - Крэг Гарднер

Лесоруб посмотрел на трех разбойников, чьими пленниками они с братом оказались по воле случая. Эти люди поведали им крупицы своих жизненных историй и благодаря этому стали личностями, а не частью кровожадной бородатой толпы. Али-Баба еще до возвращения основной массы головорезов понял, что никогда не сможет ни сражаться, ни договориться со всеми разом. Но если бы он смог потолковать с ними поодиночке, как человек с человеком, — скажем, про то, как они попали в банду и как они или другие пытались бежать, — возможно, он сумел бы отыскать какой-нибудь путь к свободе. Не стоит отказываться от целого леса из-за одного гнилого дерева. Он будет упорно продолжать попытки, пока не обретет снова свой дом.

Он решил, что для начала попытается выведать что-нибудь у словоохотливого юнца, стоящего перед ним.

— Скажи, Ахмед, прошу прощения, Номер Двадцать Восемь, — быстро поправился Али-Баба, заметив, как разбойник нахмурился, — но как человек столь красноречивый, вроде тебя, мог пасть до разбойничьей жизни?

— Это было не совсем падение, — рассмеялся юноша. — Честно говоря, в начале жизни мое положение было, пожалуй, хуже, чем у разбойника. Если быть точным, я был невольником в богатом доме. Именно благодаря этому я стал острым на язык, ибо слуги должны быть умными, а то их хозяева будут без них просто беспомощны.

И верно, Али-Баба знал, насколько мудры его слова, ибо об этом было всем известно.

— Но как, — спросил он самого молодого из разбойников, — мог ты оказаться в теперешнем положении?

— Меня поймали вместе с моим товарищем, знаменитым Синдбадом.

И снова имя, прославленное сказителями. Похоже, они сами не подозревают, сколько их в этой шайке. По такому случаю Али-Баба решил выяснить все поподробнее и спросил:

— Это был знаменитый Синдбад-мореход?

Но Разбойник Номер Двадцать Восемь покачал головой:

— Нет. На самом деле это был менее знаменитый Синдбад — Синдбад-носильщик.

«Ну вот, — подумал Али-Баба, — вот что бывает, когда жалкий дровосек делает поспешные выводы. А лампа Аладдина — наверное, какая-нибудь штука для чтения по ночам».

— Но все же, — продолжал Ахмед, несомненно, в ответ на разочарование, написанное на лице дровосека, — в своем роде он тоже очень знаменит.

— Переноской тяжестей? — скептически спросил Касим.

— Вообще-то он неплохо продвинулся, — пояснил юноша. — Мой настоящий хозяин пообещал ему очень хорошее место, но, чтобы это свершилось, мы должны были вернуться в Багдад. Однако теперь это в любом случае не имеет значения. Багдад с тем же успехом мог бы находиться в другом месте и времени, ибо теперь мы — члены шайки сорока разбойников.

— И членами шайки сорока разбойников мы и останемся, — веско и глубокомысленно объявил Гарун, — до нашего смертного часа, который, судя по моим наблюдениям, уже очень недалек.

— Таков уж наш удел, благодаря крутому нраву нашего хозяина, — согласился Аладдин.

— Такова уж наша опасная разбойничья доля, — добавил Ахмед.

— И даже более того, — подвел итог Гарун, и на лице его сквозь густую черную бороду дровосек разглядел невиданную доселе печаль, — такова наша судьба перед лицом ужасной тайны пещеры.

Крутой нрав, опасности, тайна и смерть? Как бы ни хотелось Али-Бабе никогда не покидать своего дома или не быть насильно втянутым в банду сорока разбойников, еще больше ему хотелось, чтобы они перестали говорить о таких вещах. Но прежде он еще не слыхал про эту самую ужасную тайну. Говорят ли разбойники про ту самую набитую золотом пещеру, которая обрекла его брата на, возможно, вечную жизнь в разрубленном на шесть частей виде?

— Вот во что втянул меня мой неразумный брат! — пожаловался Касим с великим жаром, — наверное, чтобы компенсировать тот факт, что выражения лица его в корзине все равно никто не мог видеть. — Я вам еще не рассказывал, как он довел меня до такого печального состояния?

Неужели Касим намерен все выболтать? Али-Баба не мог поверить, что его братец способен на такое, не задумываясь о последствиях, грозящих им нищетой. Если Касим расскажет всю историю, — без сомнения, разбойники припомнят, что у них пропало изрядное количество золота, а потом сообразят, куда это золото, скорее всего, делось. А поскольку то место, где пропавшее золото может быть, находится всего в нескольких шагах вниз по улице, что помешает им вернуть себе это уже однажды нажитое нечестным путем богатство, которым, Али-Баба был в этом уверен, они с радостью завладеют столь же нечестным путем еще раз?

Тут запаниковал бы даже самый хладнокровный человек. А уж тем более обычно тихий и работящий Али-Баба, который заговорил прежде, чем кто-либо успел попросить у его брата дальнейших пояснений.

— Вы уверены, что хотите слушать бредни моего брата? — поинтересовался дровосек с, как он надеялся, беззаботным смехом. — Последнее время он немножко не в себе.

Как обычно, Касим не замедлил оскорбиться:

— Как смеешь ты говорить такое обо мне, твоем собственном брате? — Но пребывание в корзине в виде шести отдельных частей, без сомнения, творит чудеса в плане воспитания смиренности. И вот, после короткой паузы, Касим добавил: — Впрочем, если говорить совсем уж точно, я думаю, что меня, собственно, тут несколько, не так ли? Однако я хотел бы поведать вам свою историю. Или, учитывая мое теперешнее состояние, истории?

Его брат еще некоторое время продолжал бормотать что-то в этом роде, и с каждым подобным замечанием остальные обращали на него все меньше внимания. Дошло до того, что скромный дровосек стал испытывать некоторое чувство вины из-за того, как он обошелся со своим родным братом, но это было не настолько сильное чувство, чтобы заставить Али-Бабу выдать тайну своей кухни. Вот так золото заставляет нас забывать даже про родственные обязательства.

— Но я собирался рассказать вам, как я раздобыл лампу, — начал разбойник, которого когда-то звали Аладдином, явно желая сменить тему после невразумительного бормотания Касима. — И как она принесла мне великую удачу, прежде чем я снова лишился ее.

Али-Баба присел на корточки и приготовился слушать. Если уж ему суждено провести остаток жизни в плену, то он может, по крайней мере, немного развлечься.

— В своей прежней жизни, — начал Аладдин, — я не слишком отличался от того, кого вы видите теперь, ибо я был сыном бедного портного…

— Портной! — горестно вскричал Касим. — Теперь мне никогда не быть сшитым!

— Ты прав, — сказал Ахмед Али-Бабе, — твой брат совершенно определенно спятил.

— Это вполне понятно, — рассудительно заметил Гарун. — Один шок, должно быть, был просто чудовищным. А дальнейшие последствия? Как можно жить, зная, что можешь однажды утром проснуться и недосчитаться каких-нибудь своих частей?

— Каких-нибудь частей? — переспросил Ахмед. — Если он чего и недосчитался, так это точно мозгов.

— Умоляю вас, — упрашивал Касим, — отнесите меня к слепому, что живет на этой улице.

— Он, наверное, не сознает, — сказал Ахмед мягко, — что говорит ерунду.

— Возможно, — глубокомысленно заметил Гарун, — он впал в детство.

Двое разбойников важно кивнули, словно именно в этом и была проблема Касима.

— Но продолжай, Номер Тридцать, и окончи свою повесть, — обратился Ахмед к Аладдину, — и, быть может, на этот раз нам удастся услышать ее от начала и до конца.

— Прекрасно, — легонько улыбнулся Аладдин. — Итак, в молодые годы я рос не самым послушным мальчишкой и был недоволен тем, что мне нужно учиться ремеслу моего отца.

— Нельзя ли побыстрее перейти к лампе? — перебил Ахмед. — Если я чему и научился за время нашего долгого путешествия, так это тому, что во время приключений и опасностей надо приступать сразу к сути.

Но не успел Аладдин произнести еще хоть слово, как все они услышали совсем другой звук — грозный топот скачущих галопом лошадей.

Вот кони дружно вывернули из-за угла, и на спинах их сидели люди в черном. Во рту Али-Бабы пересохло, колени ослабли, а разбойники быстро приближались, жуткие крики срывались с их уст, клубы пыли вздымались вокруг их коней.

— Ага! — обратился атаман к тем, кого недавно бросил здесь. — Это хорошо, что вы дождались нас, ибо если бы вы этого не сделали, то поплатились бы своими жизнями. — Он умолк и снисходительно улыбнулся. — Я, конечно, понимал, что вы не сможете так быстро управиться с нашими новичками и будете в дальнейшем помехой всем нам во время быстрой скачки, вот и решил, что лучше будет, если мы оставим вас тут. — Он махнул рукой своим конным спутникам. — А теперь вам выпадет честь стать свидетелями нашего триумфа. Покажите им нашу добычу!

Один из разбойников продемонстрировал небольшой, слабо позвякивающий мешочек. Али-Баба был не слишком сведущ в подобных делах, но все же для добычи это выглядело несколько жалко.