Пустыня. Крепость. - Колин Уилсон

Туда уже успели забраться несколько крупных мух, проведавших, где у людей хранится запас дынь.

Выгнать их не составило труда, и, освободив свой временный дом от нахальных гостей, братья закидали вход кустами и сучьями, завернулись в одеяла и забылись глубоким сном. На следующий день перед рассветом отправились в обратный путь. Солнце застало путников на пустоши, а примерно за час до темноты показались и знакомые красные скалы-обелиски, изъеденные ветром. Сердце у Найла радостно затрепетало, даже слезы выступили на глазах. Прошло несколько дней, и личинки превратились в муравьишек – крохотных, беззащитных созданий с ненасытно распахнутыми ртами. Вайг дни напролет проводил в поисках корма для них, прочесывая окрестности, чтобы раздобыть спелые плоды со сладкой мякотью. Утро целиком уходило на то, чтобы надоить у афидов приторной жидкости, которую брат собирал в специальную посудину. Найл души не чаял в уморительных малышах. Ручной живности у них никогда не водилось. Осу-пепсис с независимым и строптивым норовом едва ли можно было считать ручной, а эти были такими забавными, как и сестренка, только куда бойчее и шаловливей.

Набрав самой мягкой во всей округе травы, Вайг свил муравьям гнездо, и те в нем резвились, дурашливо карабкаясь и легонько покусывая друг дружку за лапки, а когда Найл совал им палец, пытались добраться до него. Мягкая их кожица вскоре отвердела, и мальчику нравилось легонько постукивать по муравьиному боку пальцем – звук получался бодрым, звонким. Найлу также доставляло удовольствие, расслабясь, сливаться с их незамысловатым умишком. При этом ему казалось, что он и сам точь-в-точь такой же маленький муравьишко, и невольно думалось, что именно так, должно быть, человек ощущает себя в пору младенчества.

Пообщавшись с муравьями, Найл всякий раз выходил наружу из пещеры, напрочь утрачивая чувство страха. В такие минуты ему казалось, что его присутствие сознают и кактусы и кустарник – не остро, с внимательной настороженностью, а тепло и смутно, словно сквозь дымку приятного сна. И когда однажды на руку Найлу уселась большая остроносая муха, намереваясь поживиться кровью, он не ощутил ни неприязни, ни раздражения, а лишь терпеливое сочувствие, а потому смахнул муху бережно, словно извиняясь перед ней. Через несколько недель муравьи заметно выросли, повзрослели и принялись деловито исследовать каждый уголок жилища. Однажды утром, задолго до рассвета Найл проснулся от необычного звука, который доносился из глубины пещеры, где держали муравьев. Найл на ощупь пробрался туда и осторожно провел рукой по подстилке из сухой травы – муравьиное гнездо пустовало. Осторожно шаря руками по стене и по полу, мальчик неожиданно наткнулся на влажную кучку свежего грунта. Источник звука, судя по всему, находился где-то поблизости.

Уяснить что-либо, сидя в полной темноте, было решительно невозможно, поэтому Найл, возвратившись в жилую часть, прихватил там охапку лучинок и огниво (осторожно, чтобы не перебудить остальных). Аккуратно ступая между постелями, он вернулся в «муравейник» – пусто. Однако возле угла в стене виднелась дырка, а под ней – земляной холмик. Сунувшись туда с лучиной, Найл убедился, что это не просто отверстие, а прямо-таки лаз, ведущий куда-то вниз. Прошло немного времени, и наружу выкарабкался один из муравьев, доставив в передних лапках горстку грунта, которую тут же положил на скопившуюся кучку. Пара минут – и возник еще один, тоже с землей. Разгадка наступила лишь через несколько часов, когда куча почти уже достигла потолка и в ней появилось много песка. Передние лапы муравьев покрывала жидкая грязь, а песок был подозрительно мокрым. Насекомые пробивались к скрытому под землей водному источнику. Еще через час грязи на муравьях уже не было, а когда Торг опустил в образовавшуюся скважину масляный светильник, язычок пламени отразился в воде, до которой было метров двадцать. Вайг пощекотал муравьиную грудь, и насекомое послушно выделило глоток воды. Бурая жидкость была прохладной и освежала, хотя и имела железистый привкус. Вскоре Вайг приучил муравьев самостоятельно сливать воду в посудину. Так у людей появился постоянный источник воды, немыслимая прежде роскошь. Совсем незаметно муравьи стали взрослыми. Теперь они покидали жилище и добывали себе пропитание самостоятельно.

Возвращаясь, они нередко приносили плоды или сладкие ягоды. Покидая пещеру поутру, насекомые устремлялись в пустыню с таким хлопотливо-деловитым и уверенным видом, словно наперед уже знали, что и где их там ждет. Несколько раз Найл и Вайг пытались следовать за ними, но пройдя милю-другую, махали на все рукой: муравьи, похоже, вообще не знали, что такое усталость. Помимо прочего насекомые отличались еще и редким бескорыстием. Возвращаясь после проведенных в пустыне часов, часто уже затемно, они по первому же требованию безотказно делились нектаром.

Выяснилось, что верхняя часть их тел – своеобразное хранилище пищи. Чувствуя голод, муравей сглатывал небольшую долю из собственного запаса, пропуская ее в желудок. Вместе с тем доступ в «хранилище» был открыт любому из членов семьи, достаточно лишь, подставив посудину или даже пригоршню, пощекотать муравьиную грудь. Сестренка Найла, Руна – она тогда едва начала ходить – полюбила лакомиться тягучим медвяным нектаром и розоватой мякотью фрукта, напоминающего дыню.

Вскоре она сама научилась выклянчивать у муравьев порции сластей, и в считанные недели из крохотного сухонького заморыша превратилась в девчушкукубышку с румяной, круглой, как луна, мордашкой. Жизнь стала намного благополучнее, чем когда-либо прежде. Большинство обитателей пустыни постоянно было занято поиском пищи, не составляла исключение и горстка людей. Им ничего не стоило отмахать за день двадцать миль, единственно чтобы насобирать опунций или съедобных плодов кактуса.

Найл с детства привык к постоянному чувству голода. Теперь же, когда с ними жили оса и муравьи, которые стали основными охотниками и добытчиками, люди не испытывали недостатка в еде.

Часть дня они по-прежнему охотились – скорее, в силу привычки, при этом не так уж было важно, попадется что-нибудь сегодня или нет. Улф сделал в стене пещеры глубокую нишу под хранилище, выложив ее камнями. В таком прохладном месте плоды не портились целыми неделями. А если и портились, их все равно не выбрасывали.

Джомар вспомнил давно забытую вещь. Если испорченный плод замочить в воде, настой, забродив, приобретает особый кисловатый вкус, а выстоявшись несколько недель, превращается в напиток, одновременно и утоляющий жажду, и создающий в голове приятную, игривую легкость. Когда сгущался сумрак, мужчины усаживались теперь посредине жилища в круг и, потягивая напиток, непринужденно беседовали. Уютно трепетал огонек светильника, отбрасывая на стену непривычно большие тени. У мужчин развязывались языки, они начинали живо вспоминать всякие увлекательные истории. Прежде такие беседы были редкостью: охотники возвращались измотанные и такие голодные, что не тратили остатка сил на разговоры. Теперь же тягот поубавилось, голод не донимал, поэтому собеседники, случалось, засиживались до тех пор, пока не прогорало масло в светильнике. Муравьи, чувствуя душевный настрой хозяев, подходили поближе и укладывались у них в ногах, занимая почти все свободное место на полу, а оса-пепсис подремывала высоко на стене, в отороченном мехом гнезде. Вот тогда-то Найл впервые услышал рассказы об Иваре Сильном, который укрепил город Корш и отражал любые попытки смертоносцев прогнать людей в пустыню; о Скапте Хитром, что пошел на смертоносцев войной и спалил их главный оплот; о прожившем вдвое больше других людей Бакене Мудром, который обучал серых пауков-пустынников выведывать замыслы смертоносцев. Постепенно Найл начал уяснять, отчего смертоносцы так ненавидят и боятся людей и идут на все, чтобы истребить их.