Неизвестный венецианец - Донна Леон

С этакими мыслями он пошел в гостиную. На столе, среди россыпи ручек и карандашей, валялся Кьярин блокнот. Ему понравился Микки-Маус на обложке. Брунетти полистал его — блокнот был чистый. Прихватив в придачу одну ручку, он вернулся на балкон.

В блокноте он набросал план работ на понедельник. Поинтересоваться в Банке Вероны, куда должен был ехать Маскари; потом позвонить в тот другой банк и спросить, чем им объяснили причину его неявки. Выяснить, отчего до сих пор нет сведений об одежде. Покопаться в прошлом Маскари, разузнать, что за человек он был как в личной жизни, так и на работе. Еще раз прочитать результаты вскрытия на предмет упоминаний о бритых ногах. Кроме того, узнать у Вьянелло, что ему удалось нарыть о Лиге и об Avvocato Сантомауро.

Зазвонил телефон. Брунетти пошел в комнату, надеясь, что это Паола, но зная, что это не она.

— Чао, Гвидо, это Дамиано. Я получил твое сообщение.

— А каких это вы наук теперь профессор? — На его памяти Падовани всегда был только журналистом.

— Ах это… Да мне просто нравится сочетание, ну я и решил поставить эту запись на автоответчик. А что? Тебе не понравилось?

— Конечно, понравилось. Звучит чудесно, — соврал Брунетти. — Так что же ты преподаешь?

На другом конце провода повисла долгая пауза.

— Однажды, еще в семидесятых, я дал несколько уроков рисования в школе для девочек. Это считается, как ты думаешь?

— Наверное, считается.

— Ладно, пора, наверное, и в самом деле сменить запись. Как тебе звание команданте? Команданте Падовани? Хочешь послушать прямо сейчас? Давай я быстренько перепишу, а ты перезвонишь.

— Нет-нет, Дамиано. Я о другом хотел с тобой поговорить.

— Да я шучу. Здесь столько кнопок, что и за год не управиться. Когда я делал первую запись, я костерил эту чертову машинку на чем свет стоит. А она все записала. Потом с неделю не было сообщений. Я подумал, что, может, она не работает, и позвонил сам себе из автомата. Ну она мне и выдала. Я, конечно, сразу бросился домой и стер эту ругань. Но теперь все равно неудобно. Так ты точно не хочешь перезвонить мне через двадцать минут?

— Точно не хочу, Дамиано. Ты сейчас свободен?

— Для тебя я всегда свободен как ветер, Гвидо.

— Это долгий разговор. Давай встретимся где-нибудь, заодно и поужинаем.

— А Паола?

— Они с детьми уехали в горы.

Судя по молчанию Падовани, он уже начал теряться в догадках.

— У меня тут убийство приключилось, а гостиницу мы заказали за два месяца, так что пришлось им ехать одним, — пояснил Брунетти. — Если я быстро закончу, я тоже смогу поехать. Вот почему я и звоню. Я подумал, что ты сможешь мне помочь.

— Расследовать убийство? Вот так сюрприз! Давненько я не контачил с криминалом. Помнишь тот СПИД-скандал? С тех самых пор.

— Помню, как же, — сказал Брунетти, хоть понятия не имел, о чем говорит Падовани. — Так идем ужинать? Ресторан на твой выбор. Куда прикажешь?

Падовани с минуту подумал и сказал:

— Гвидо, завтра я возвращаюсь в Рим, а у меня полный дом еды. Приходи-ка ты ко мне и помоги доесть. Ничего особенного, паста и так еще, по мелочи.

— С удовольствием. Скажи мне, где ты живешь.

— В Дорсодуро [30]. Знаешь Рамо дельи Инкурабили?

Это была маленькая площадь в двух шагах от Дзаттере [31].

— Знаю.

— Если встанешь к каналу передом, к фонтану задом, то по правую руку у тебя будет моя дверь. — Вот так. И не надо ни улицы, ни номера дома. Венецианец найдет.

— Хорошо. Когда?

— В восемь.

— Мне что-нибудь принести?

— И не вздумай. Все, что ты принесешь, мы обязаны будем съесть, а тут и так провизии на футбольную команду. Пожалуйста, ничего не надо.

— Хорошо. Тогда до встречи в восемь. Спасибо, Дамиано.

— Всегда рад помочь. А о чем ты хотел спросить? Или может быть, о ком? Пока есть время, я бы пошерстил свою память или даже сделал бы пару звонков, если нужно.

— Меня интересуют два человека. Леонардо Маскари и…

— Впервые слышу, — перебил Падовани.

— И Джанкарло Сантомауро.

Падовани присвистнул:

— Значит, твои люди добрались-таки до этого преподобного?

— Увидимся в восемь, — сказал Брунетти.

— Скотина, — засмеялся Падовани и повесил трубку.

Ровно в восемь Брунетти, выбритый и освеженный душем, с бутылкой «Барберы» в руках, звонил в дверь дома Падовани справа от фонтана. Единственный звонок на двери означал, что других жильцов в доме нет, а иметь собственный дом было самой большой роскошью для венецианца. Пахучие ветви жасмина, который рос из двух терракотовых горшков по обеим сторонам от входа, оплели весь фасад. Не успел Брунетти позвонить, а Падовани уже распахнул дверь. Он крепко стиснул руку Брунетти своей лапой и потащил его в дом.

— Какая жара, ужас! Заходи быстрее. Я, наверное, рехнулся, раз еду в Рим в такую погоду. Но у меня там кондиционер.

Отпустив наконец руку Брунетти, он отступил, чтобы хорошенько рассмотреть его. Когда люди долго не видятся, то при встрече первым делом стремятся подметить произошедшие в другом перемены. Похудел? Растолстел? Поседел? Постарел? Что же до самого Падовани, то он едва ли изменился. Он был все такой же толстый обормот, каким Брунетти помнил его всегда. Потому Брунетти, едва взглянув на друга, стал рассматривать его жилище. Центральная часть состояла из единственной комнаты в два этажа с окнами в потолке. С трех сторон, на уровне второго этажа, ее опоясывала открытая галерея, куда вела открытая деревянная лестница. За дверью в четвертой стене, по-видимому, скрывалась спальня.

— Что это? Лодочный сарай? — Брунетти вспомнил про канал возле дома. Сюда легко можно было затаскивать лодки.

— Верно, ты угадал. Когда я купил его, здесь еще валялись старые лодки, а в крыше зияли дыры размером с арбуз.

— И давно ты здесь живешь? — поинтересовался Брунетти, оглядываясь и прикидывая, во сколько обошелся ремонт и отделка.

— Восемь лет.

— Да, ты поработал на славу. Счастливчик, у тебя нет соседей. — Брунетти вручил хозяину бутылку в подарочной бумаге.

— Я же просил ничего не приносить.

— Это не помешает, — улыбнулся Брунетти.

— Спасибо, но ты, ей-богу, зря, — проворчал Падовани, прекрасно зная, что к ужину не полагается являться с пустыми руками — это неприлично. — Располагайся. Я мигом. Только посмотрю, как там ужин. Если ты захочешь коктейль, то имей в виду, что лед у меня готов.

И он скрылся за дверью из цветного стекла, где находилась кухня. Вскоре оттуда послышался звон кастрюль, тарелок и журчание воды. Брунетти продолжил осмотр. Комната была великолепна. Ему даже стало не по себе, когда он заметил перед камином черный полукруг, который прожгли искры в превосходном паркете мореного дуба. Вообще-то он придерживался мнения, что аккуратностью можно пренебречь ради комфорта, но испорченной красоты все равно было жаль. На каминной полке выстроились керамические статуэтки персонажей Commedia dell'Arte. Две стены занимали картины всех подряд жанров и направлений, но подобранные так, что при взгляде на них глаза положительно разбегались. Каждая была не более и не менее как шедевр, сражавшийся за внимание зрителя с соседними. Острота этого соревнования наводила на мысль, что Падовани все-таки большой спец по части живописи. Брунетти отметил одного Гуттузо, которого не любил, и Моранди, который ему наоборот, нравился. Также были три работы Ферруцци, отдававшие должное красотам города, и слева от камина — небольшая Мадонна, явно флорентийская, пятнадцатого, вероятно, века, с обожанием глядящая на уродливого младенца. У Брунетти и Паолы была одна общая тайная страсть: в течение многих лет они искали самого безобразного Христа-младенца в европейском искусстве. Пока что титул удерживал один особенно мерзкий карапуз из зала номер 13 в Пинакотеке Сиены. Этому же, хоть он был и не красавец, до того было далеко. Вдоль одной из стен тянулась резная полка, бывшая некогда деталью гардероба или буфета. На ней стояли расписные глиняные плошки, чей декор — яркий геометрический орнамент и арабская вязь — говорил об их несомненно исламском происхождении.

Открылась дверь, и в комнату вошел Падовани:

— Коктейль?

— Нет, спасибо, лучше вина. Слишком жарко.

— Понимаю. Последние три года я не приезжал сюда летом и уже успел позабыть, каково это тут бывает. Ночью на той стороне Большого Канала совсем дышать нечем от вони.

— А здесь?

— Нет, канал Джудекка, наверное, глубже, или там течение, или еще что-нибудь. Запаха почти нет. Пока, во всяком случае. Но если они не перестанут расширять каналы, чтобы могли проходить эти… как их? танкеры, то неизвестно, чем дело кончится для лагуны.

Продолжая говорить, Падовани прошел к длинному деревянному столу, накрытому на двоих, взял стоявшую там откупоренную заранее бутылку «Дольчетто» и наполнил бокалы.