Отреченные гимны - Борис Евсеев

Правда, раз таки Дюдя со слухом оплошал. Произошло это от неразберихи, царившей тогда и на Старой площади, и вообще в Москве. А может, переиграл Тимерчика другой, неведомый ему сочинитель, но уже не слухов - событий. В общем, не посоветовавшись наверху (не с кем в те дни было советоваться!), пустил Дюдя пробный слушок. Состоял слушок всего из двух слов: ГКЧП победит.

Но не тут-то было! Тем же вечером по вместительным арочным коридорам дома под темно-зеленой крышей свирепо шелестнул другой слух. Зазвучал он вначале на первом этаже, пробежался по кабинетам партийной мелочухи, затем вдруг окреп, отвердел, налился силой и, завиваясь плотными желтыми кольцами, как грубо-резиновый пустынный ящер, сыто полез на этажи верхние. А уж там, выворачивая ящики столов, толкая под руку торопливых чинодралов, куроча сейфы, переворачивая полусекретные и секретные бумаги, взревел ураганом. Этот враждебный Дюде слух состоял уже не из двух слов, а из трех: ГКЧП - не победит!

Слова эти потрясли Дюдю своей тупостью и безграмотностью. Он начал действовать, включил дополнительные сигналы и мощности, стал снова и снова звонить наверх. Но вертушки беленькие с пластмассовыми буковками на них предательски молчали, мощности не врубались, а фундаментальный "Макинтош", специально переделанный для Дюдиных нужд, молол чепуху, шлепая на экран мокрые еще портреты каких-то мародеров и уголовников.

В три часа ночи чуждый слух стал реальностью.

В три пятнадцать Дюдя вызвал на Старую двух пришедших вместе с ним из "Болта" помощников - Срамоту и Свечного. Сморкаясь и хватая ртом кем-то навечно выкачанный воздух, сказал им:

- Я ухожу. Насовсем. Я потеряв способность к предвиденью... Кто бы не победив, нам с вами свабости не простят!

Дюде и правда промашки не простили, ровно через пять дней выкинув со всеми причиндалами со Старой вон. Так Дюдя оказался в Африке, в омраченной спертым воздухом тайного людоедства, в изматывающей ритуальными танцами стране.

И вот теперь, отскочив от окна, Дюдя ощутил новый приступ скорби, похожий на тот далекий, августовский. Возвратившись к столу, Дюдя нажал на селекторе две кнопки сразу.

Через минуту в кабинете, заставленном разнокалиберной мебелью, возник Дюдин помощник Василий Феоктистович Свечной. Был Свечной низок душевно и низок ростом, был горбатенек и кривоват. Но глаза его при всем при том смотрели на удивленье ясно, пронзительно. Даже когда Свечной шел куда-нибудь, а шагал он всегда, как рак-отшельник, бочком, боком, глаза его чистые, мытые, отроческие всегда оставались с вами. Свечной умел глядеть не только вбок, но почти что и назад. Как он это делал - никто толком понять не мог, но всем эта внимательность, эти ни на миг не покидающие собеседника глазенки - нравились.

- Ну, доквадай, как дево движется.

А дело двигалось неостановимо. И состояло оно в следующем.

Еще три дня назад, просматривая список готовящихся к запуску слухов, а также тех учреждений и организаций, кои могли слухам сопутствовать, Дюдя обнаружил фирмочку. Раньше Дюдя о ней не слышал и, уедаемый любопытством, стал тут же наводить справки. И по справкам выходило: фирма "АБЦ-Холзан" сходными с Дюдей проблемками занимается! И даже кой-чего из своих, явно не основных (какие основные - дознаться не удалось) разработок - продает. А на предстоящих выборах такие разработки...

Дюдя глянул в тихие очи Свечного и заверещал внезапно:

- Выборы! Конечно - выборы! Я вниз, в библиотеку, - закричал он и, пребольно толкнув горбатенького помощника, побежал вниз.

Дело свое, надо сказать, Дюдя обожал. А теперь, по прибытии из Африки, он получил возможность еще и прилично оснастить его. Кроме кабинета верхнего, Дюдя имел в подвале здания персональный отсек: стальная дверь с диковинной наборной ручкой в виде носорожьего рога выполняла функцию защиты и фотосъемки одновременно. За дверью были компьютеры, близ компьютеров громадный макет Москвы. Называлось все это хозяйство для посвященных библиотекой, для непосвященных - аппаратной. В библиотеке-аппаратной на полках вместо книг стояли пластиковые папки. Папки были заказаны недавно, но содержимое их было разным - и старым, и новым. Фамилии на корешках папок тоже были всякие - и восходящие в зенит, и упадающие в надир, были популярнейшие и были забытые. Попадались меж папок с фамилиями членов президентского совета и именами двух-трех писателей, среди которых утомляло присутствием имя давно на процессы жизни не воздействующего рубаки-кавалериста Голикова, папки с названиями непонятными: "III-й Мавзолей", "Голова Хрущева", "Домжур: день и ночь", "Санта-Гоморра", "Послы влежку", "Ночные бани", "Готовы к бальзамированию"... Расставлены папки были строго в соответствии с греческим алфавитом, что должно было успокоить посторонний глаз научностью и академизмом. Но никто и никогда, включая Срамоту и Свечного, в отсек подвальный не входил. Мыла там иногда и бумажками шелестела молчаливая, грубо шаркающая мужскими ботинками старушенция, похожая отдаленно на буддийскую монахиню, но она, понятно, была не в счет.

А рядом со стеллажами на широченной подставке располагался макет Москвы. Аккуратные, точь-в-точь как настоящие, домики, памятники, дворцы, эстакады, пруды - по воле могучего Дюди - загорались, горели, гасли. Дюдя всегда останавливался у настенного щитка, где было с десяток рычажков и только одна надпись: "Каналы распространения". Он отводил вправо красный рычажок и оборачивался к мягко вспыхивавшему городу. Город чудный, город лакомый, город, не испоганенный на макете ничем, даже новостройками (здесь благостно-тихими), загорался каждый раз у ног Дюди! Вдруг ломким зигзагом пробегала по какой-нибудь из улиц огненная дуга и высветляла и соединяла в систему, в цепь разнородные и, кажется, несоединимые учреждения: редакции, рестораны, бильярдные, театры... Два полных африканских года работал Дюдя над программой распространения слухов. Мало! Ему было мало обычных бабских пересудов и всегда достигающих цели дипломатических сплетен! Мало было референтов, парикмахеров, брокеров, таксистов и газетчиков, капающих на бумагу непрозрачной слюной больных лабораторных собак. Ему нужна была система. Вне системы все было гадким и недостойным внимания маленького супераналитика и чмок-астронавта.

И система была подготовлена. Ее ввели в компьютеры, и результат получился ошеломляющий. Система давала свои варианты распространения слухов! Поначалу Дюдя системе не поверил. Но стоило запустить слушок по указанной компьютером схеме - как он уже через несколько часов въедался в плоть и кровь Москвы. Ну кто, к примеру, мог подумать, что для наилучшей материализации исходящий слух - легкий, как душистая кашка цветка, - нужно испускать не где-то в Госдуме, а в неказистых Зубаревских банях (попросту Зубарях), пахнущих холодной ржавчиной и селедочным мылом? Кто бы подумал, что затем слух надо бережно переносить, - как переносят особо ценный вирус в пробирке - не куда придется, а обязательно в бассейн при одном чванливом посольстве, а уж оттуда спокойненько сдавать в общий отдел некоей младопаранойяльной газетенки, купленной на корню известными Дюде людьми? Если компьютерный порядок и ритм соблюдались, то, мало того что результаты были стопроцентными, они тут же придавали слуху самостоятельный импульс, тоже машиной предсказанный. Такой путь был особенно хорош для несущихся лавиной слухов грязно-скандальных.

Самой машиной слухи, кстати, были поделены так: а) нервно-паралитические, б) поражающие, в) сексуально-политические, г) невозможные, д) паранормальные, е) смертельно-непоправимые. И хотя с такой градацией Дюдя согласен был не вполне (не могла пока машина охватить российское умосостояние полностью!), он понимал: постепенно с такой или подобной шкалой придется смириться.

Постепенно главным в дюдиной работе становилось слухосочетание. Здесь машина часто сбивалась. Не выдерживала она того безумно-бездарного и одновременно нагло-безрассудного сочетания действительности и слухов, что ежедневно ввинчивала в уши российская жизнь. Машина не выдерживала, а Дюдя - запросто! Вот и сейчас он решительно двинулся к компьютеру, поиграл портретиками кандидатов. Треща веером, машина гнала их всех подряд.

- Пусть поработает, подлая. - Дюдя уточнил задание, перевел машину в автоматический режим, экраны пригасил и, замкнув двери своего мозгового центра, стремительно поскакал наверх.

На пороге дюдиного кабинета тихо сиял глазенками Свечной.

- Где Срамота? - автоматически спросил Дюдя, привыкший всегда и во всех случаях жизни видеть своих помощников вместе.

- Бумаги готовит. У нас приятная новость, - Свечной умильно поднял глазки на шефа, - Обнаруженная вами фирма - подходит.

- Так. Это - дево. Конкретика есть?

- Профиль сходный. Проблематика до конца не ясна. Судим по тому, что они продают. Фирма связана с военными. Бывший научно-исследовательский институт. Сейчас в систему Минобороны не входит. Выведена оттуда пару лет назад. Как раз... - умненький Свечной помедлил, понял, что после сладенького можно Дюдю и огорчить: - Как раз в том самом августе. Фирма акционирована. И Миноборона через подставных лиц контрольным пакетом акций там, скорей всего, владеет. Финансовое положение фирмы - шаткое. Может, поэтому ощущается вокруг нее какая-то возня. Кто и чего возит - пока не знаем. Но раскопаем. Только нужно ли?